В противовес (ЛП)

Ей это было параллельно.

*

Она просыпается в лазарете, и вот от этого ничего хорошего ждать не приходится. Кое-как обретя контроль над своим телом и разбегавшимися мыслями, она пытается выяснить, насколько глубоко может вдохнуть… ох ты ж блин. Вывод: не очень. Значит, ребра. Джим стонет, елки-палки, как же она ненавидит трещины и переломы ребер, вашу ж налево. Чертчертчерт.

Она одна, это ей удается определить сквозь щелочки между веками, лазарет молчит, и свет приглушен (за что она вообще-то благодарна, потому что ее голова раскалывается так, что мама не горюй), и она помнит фазеры и… господи боже, копья? Какого фигового дерева?

Пару секунд она тратит на то, чтобы поблагодарить вселенную за то, что она еще жива.

- Джим, – произносит где-то над ней Боунс, и она растерянно моргает, потому что, кажется, она ненадолго отключилась. Она снова хлопает ресницами. – Бога ради, женщина, у меня уже достаточно седых волос.

- Насколько все плохо? – хрипит она и осознает, что это вот ее голос, сие странное сипение, ага.

Боунс ее игнорирует, вкалывая ей гипошприц с особенной жестокостью, после чего прожигает ее взглядом так, будто она его предала, потому что не отреагировала на это привычным дерганьем.

- Я знаю, что ты не была в восторге от нашей новой миссии, черт тебя разберет почему, но решение покончить жизнь самоубийством во имя защиты твоего более чем способного, между прочим, первого офицера, получив заряды фазеров и копье через легкое - не самая умная вещь, которую ты когда-либо делала. Идиотка.

- Вашу манеру поведения и умение найти подход к больному, возможно, следовало бы усовершенствовать, доктор, – вмешивается в разговор Спок, появившись в дверном проеме. – Даже если я и не оспариваю ваше утверждение.

- О, прошу, пожалуйста, не соглашайся со мной, Спок, а то мне жутко неудобно, – ворчит Боунс и делает вид, будто его чуть-чуть тошнит. – И что тебе вообще известно о «манерах поведения с больным»?

Джим думает, что засмеялась бы, будь у нее на это силы. От мыслей об этом у нее колет в ребрах, и она закашливается, и это просто… черт. Мониторы рядом с ней издают пронзительное пищание, и Боунс тянется к одному из экранов.

- Успокойся, – мягко приказывает он, после чего отвлекается на что-то другое, и ей становится трудно следить за ним, потому что у нее шумит в ушах, а окружающая обстановка начинает тонуть в тумане. Она видит, как двигаются губы Боунса, но ничего не слышит, потом замечает, как его глаза расширяются от испуга, и… почему ей так тяжело дышать?

…Когда она снова приходит в себя, на ее лице кислородная маска, а горло больше ничто не сдавливает. Она расплывчато припоминает, что не так давно это было иначе, но сейчас ей лучше.

- Капитан?

Она моргает, медленно, медленно, медленно, и у нее болит голова, но она все же пытается повернуться на звук.

- Капитан. Джим, – и это Спок сидит у ее кровати. Он, кажется, старается оценить ее психическое состояние, и она хочет заверить его, что ей вовсе не по мозгам вдарили, но простая идея о том, чтобы претворить этот замысел в жизнь, выматывает ее до чертиков. Так что она еле заметно кивает. – Лекарство, которое ввел тебе доктор МакКой, вызвало серьезную аллергическую реакцию.

Джим могла бы сказать, что удивлена, но бросьте, она же Джим Кирк. Если что-то существует, то у нее на это аллергия. Да у нее вообще аллергия на всю долбаную вселенную.

- Капитан, – продолжает Спок, – я понимаю, что, вероятнее всего, это бесполезное стремление, но я вынужден попросить вас не рисковать собой ради меня. Со стороны вышестоящего офицера, тем более капитана, нелогично ставить под угрозу свое здоровье и жизнь ради подчиненного. Вам следует прекратить подобные поступки.

Ага, да, конечно, без проблем, уже прекратила. Она хочет бросить ему, чтобы он пошел к лешему. Маска на лице ей в этом ничуть не помогает, да и к тому же все ее мышцы, даже те, о существовании которых она и вовсе не подозревала, превращены в желе. Поэтому она просто прожигает его взглядом и надеется, что ее ответ ему предельно ясен. С начала их пятилетней миссии прошло уже почти семь месяцев, и до того Джим получила смертельную дозу радиации, а потом была воскрешена, и, ей Богу, это одна из тех битв, в которых Спок – вулканец должен это понимать – никогда не победит. Хан был прав насчет нее: ради своей семьи она пойдет на все.

Спок вздыхает так, будто она самый нелогичный человек на свете (с его точки зрения это, несомненно, именно так), и его брови сдвигаются так, как это всегда происходит, когда он напоминает себе о том, что его стремления подвести Джим под черту голоса разума никогда не принесут результата.

- Капитан.

Она увеличивает «мощность» своего убийственного взгляда.

- Джим, – исправляется он, – по-видимому, ты действуешь, находясь под впечатлением, что тебя легко могут заменить на этом корабле. Ты ошибаешься, я могу тебя в этом заверить.

Она бы хотела заявить ему, что он «действует, находясь под впечатлением», что он и впрямь может выиграть этот спор, а еще она хочет добавить, что он тоже ошибается. Он, к счастью, уже понял, что ее молчание вовсе не означает примирение с его (чаще всего ошеломительно логичными) аргументами, так что он поднимается, хотя она и подозревает, что он бы скорее остался и заставил ее поклясться на двенадцати разных языках в том, что она будет оставаться позади или вообще в стороне на всех миссиях, включающих в себя высадки.

- Я сообщу доктору МакКою о том, что ваше состояние улучшилось: то есть, что вы в сознании. В основном.

За семь месяцев Спок научился ехидству и дерзости. Не будь она так раздражена, она бы гордилась им.

Ой да кого она дурит, она действительно гордится.

*

Ее босс был настоящей заразой, но он отменно платил, отчасти потому что клиенты любили поглазеть на офигенную фигуру, когда она наклонялась над капотом машины, и отчасти потому что она выполняла свою работу чертовски хорошо. Техника была тем, что она понимала буквально инстинктивно, даже лучше людей, потому что люди были в большинстве своем гадами, и это их качество распространялась на весьма обширный спектр вещей, а вот техника не болтала мерзостей за ее спиной, едва она отворачивалась. Она не разочаровывала двигатели, а если они разочаровывали ее, то это происходило от того, что она недостаточно старалась; так что вот так.

Джим заезжала за Боунсом после окончания его лекций, и в тот день она опиралась бедром на свой мотоцикл, когда группа парней подошла к ней, и ей конкретно не понравились их косые горящие взгляды. Это не было первым разом и определенно не было и последним, но какая разница? Ее все равно бесило то, что те люди видели в ней горячую фигуристую блондиночку с хвостиком и всерьез полагали, что она раздвинет ноги перед каждым из них.

- Отвалите нафиг, – вздохнула она и уже мысленно извинялась перед запаздывающим Боунсом за то, что, возможно, через минуту развяжет драку на территории кампуса, когда появился сам МакКой.

- Парни, катитесь к черту, – проворчал он, – иначе вам придется молиться, чтобы нас с вами не запихнули на один корабль, я слышал андорианский грипп кошмарно неприятен.

- Мой рыцарь в сияющих доспехах, – похлопала ресницами Джим, когда они ушли, и Боунс свирепо уставился на нее. – Нет, ну серьезно, я обожаю, когда ты отстаиваешь мою несуществующую дамскую честь, милый.

Взгляд Боунса из свирепого превратился в испепеляюще-ужасающий. Он ненавидел ласкательные прозвища со страстью почти равной той, с которой он ненавидел свою бывшую жену, и частично именно это заставляло Джим продолжать откалывать эти номера. Пожалуй, это по сути было поводом для вообще всех ее поступков.

- Давай-давай, посмотрим, как ты запоешь, когда я отойду в сторону в следующий раз, – буркнул МакКой, хотя они оба знали, что он защитит ее, защитит каждый раз, когда ей это будет необходимо (и во все те разы, когда это не будет нужно ей, но будет нужно Боунсу).