Страница 5 из 17
– Нет! Ваше лечение бессмысленно, оно мне не помогло. Вы даже не прописали мне лекарств! Я не чувствую себя лучше после ваших сеансов. Всё кончено! Обойдусь без психоаналитика. Я уже и так нехило пополнил ваш счёт в банке… Но вы всё ещё пытаетесь удержать меня, как и других своих пациентов, в зависимом состоянии как можно дольше.
– Вы ошибаетесь, Эндрю! Если бы я удерживал пациента в терапии ради своего бумажника, я бы плохо спал по ночам…
– Не уверен, что это так. И полагаю, вы просто злоупотребляете своим положением…
– Злоупотребляю своим положением?
– Именно! Кстати, почему вы всё время поглядываете на часы?
– У меня плотный график, Эндрю…
– И что это значит? – оборвал он Джозефа. – Что сеанс окончен?
– А как вы хотите?
– Хочу, чтобы был окончен.
– Тогда считайте, что он окончен.
– Хорошо. Но учтите, доктор, чёрт вас подери, что это ещё не конец. Мы встретимся, встретимся в обязательном порядке. Ах, если бы вы знали, как же сильно мне иногда хотелось двинуть кулаком в вашу «добродушную» физиономию, или нет – подложить дохлую крысу под вашу дурацкую кушетку! Это сравняло бы кое-какие счета… Но и это ещё не всё… В моём распоряжении имеются средства, которые напрочь испортят вашу репутацию! Вот увидите… они будут иметь для вас такие последствия, что мало не покажется…
А потом случилось то, что должно было случиться при таких обстоятельствах. Он, Джозеф Уилсон, всегда признавал необходимость физического контакта с пациентами. И обычно они с Эндрю обменивались рукопожатиями в конце сеанса. Но не сегодня: Эндрю толкнул дверь ногой и сухо кивнул ему на прощание.
Само собой разумеется, что за долгие годы работы в практике доктора Уилсона случалось всякое. Подавляющее большинство пациентов были благодарны ему за проведённое лечение. В те эпизодические дни, когда он болел, они справлялись о его здоровье: как он себя чувствует и состоится ли очередной сеанс психотерапии? А если уходил в отпуск, опасались, что он больше не вернётся, и это станет для них настоящим апокалипсисом! Они дарили ему конфеты и музыкальные шкатулки, поздравляли с праздниками и присылали открытки на Рождество, порой незаслуженно, потому что, бывало, его пациент выздоравливал сам. Среди врачей бытует фраза «спонтанная ремиссия» – для объяснения немыслимого. В таком случае Уилсону как врачу было нечего сказать самому себе: его клиент здоров и он рад тому, что теперь они могут попрощаться. Самым заветным подарком для него оставалось простое «спасибо» и объятия: это то, что заставляло его просыпаться утром и выполнять свою работу, имея шанс получить такую благодарность. Но бывало, к счастью, крайне редко, что вместо признательности он слышал оскорбления и даже угрозы. Иначе и быть не могло – такова специфика его профессии. И внутренне он был уже давно к этому готов. Единственное, в чём он всегда нуждался – это толстая кожа носорога, чтобы с большей лёгкостью выносить незаслуженные нападки в свой адрес. Увы, она иногда подводила его, оказываясь в такие моменты недостаточно прочной…
– Таким образом, доктор Уилсон, – продолжала его ассистентка Люси, треща без умолку, безостановочно, бесконтрольно и лихорадочно подбирая слова. – При всём почтении к вам, я… ну, вы понимаете, вынуждена официально заявить, что не намерена оставаться в столь опасной для жизни среде… Точка! Иначе, ещё совсем чуть-чуть, и мне самой придётся сесть на «валиум» и «прозак». Да, и вот что… – внезапная перемена, произошедшая с её голосом и лицом, настораживала: озабоченность моментально сменилась ледяной надменностью, – по поводу срока: накануне мой гинеколог сообщил, что к седьмой неделе беременности крошечный мозг эмбриона производит пятьсот тысяч нервных клеток в минуту. Представляете? Полмиллиона клеток в минуту! А вы говорите: «срок ничего не значит»…
Заносчивый тон уже фактически бывшей помощницы задел доктора за живое. Чего таить, сейчас ему страшно как хотелось почувствовать себя обиженным. Но он не показал виду, однако его выдавали отчётливые следы продолжительной усталости и стресса, как-то сразу выступившие на лице.
«В этой выходке Люси нет моей вины, – беспрестанно твердил его разум. – Я всё делаю и говорю так, как нужно. Я стараюсь не допускать ошибок. Да, я чересчур самокритичен в некоторых вопросах, но в том, что касается уверенности в своей компетентности как психотерапевта, я о себе высокого мнения. И потому берусь за любые случаи. И творю добро. У меня очень хорошая голова, острый ум. Я себя люблю. И меня любят мои пациенты, не считая психопатов вроде Эндрю Роббинсона».
Что ж, пусть Люси, эта упрямая, норовистая особа поступает, как ей вздумается! Она полна скепсиса, и вряд ли получится её переубедить. Хотелось бы только, чтобы она не ушла работать к конкурентам! Да хотя бы к этому пройдохе доктору Расселу. А что, если это именно то, что она задумала? Коли не так, тогда с какой же стати ей надоумливать моих клиентов, чтобы они обращались к другому лекарю?
А что Рассел? Какой он ему конкурент? Никакой! Полная бездарность в профессии! Несмотря на это, статейки об этом отъявленном жулике с кричащими заголовками «известный психолог», «автор многочисленных бестселлеров» и «создатель уникальной методики», не перестают мелькать на страницах жёлтой прессы, где его фотографии с улыбкой, словно из рекламы зубной пасты, уверенно усмехаются потрясающе ровными зубами… и затмевают бесчисленные пошлые истории из жизни звёзд шоу-бизнеса и политиков. Эти заказные статейки и навязчивая реклама на ТВ как раз и обеспечили доктору лёгкий успех, принесли ему востребованность, и превратили в «звезду психоанализа»!
А ведь у Рассела, в отличие от него, Джозефа Уилсона – блестящего выпускника факультета психиатрии Стэнфорда – и в помине нет никакого медицинского образования, лишь законченный факультет психологии неизвестного ему университета и многолетняя практика «вешать лапшу на уши» и выдавать домыслы за действительность. Потому что он, Джозеф в этом уверен, закладывает у своих клиентов ошибочные модели поведения, даёт им неправильные установки и невыполнимые советы. То есть консультации этого авантюриста попросту вредны! Но слишком мало тех, кто в этом разбирается, потому популярность психологических услуг «великого гуру» продолжает расти как грибы после дождя. Он, подобно конкистадорам, бросившимся завоевывать Америку пять столетий назад, резво отхватывает свой кусок на рынке жизни: консультирует по радио, воздействует на психику конвейером по пятьдесят человек сразу на своих псевдотренингах, больше смахивающих на профанацию, во время которых даёт страждущим замечательные рекомендации на тему: «как жить без внутренних конфликтов» и «как себя полюбить». Американцы как-никак любят тренинги не меньше тусовок, «подсаживаются» на них не хуже, чем на марихуану. После этого, разумеется, их существование особо не меняется, но остаётся иллюзия скорого решения всех проблем. Каждый пятый его, Джозефа, пациент когда-то проходил тренинги или лечение у Рассела. Оказалось, некоторых тот приобщил к таким антидепрессантам, что они забывали снимать штаны, прежде чем сесть на унитаз. Вспомнил он и тот день, когда Рассел позвонил ему и пригласил на ужин «для знакомства». Как бы не так, прохвост, держи карман шире!
Понимая, что поработать в такой гнетущей обстановке не получится (ну какая может быть работа?! Да никакой!), Джозеф попросил Люси отменить на сегодня все до единого сеансы. Она гневно оторвала взгляд от ногтей, которые в тот момент старательно покрывала ярко-красным лаком, и фыркнула, что означало «только ради вас, сэр». И тут же нахмурилась, склонившись над ногтями, давая тем самым понять – разговор окончен, что ещё сильнее огорчило доктора и было расценено им как откровенное неуважение к его личности. Во всяком случае, раньше казалось, что она умеет выслушать его с благоговением, с молчаливой покорностью смотря в глаза и аккуратно записывая в блокнот все поручения. Нет-нет, он никогда и не был обладателем авторитарных замашек босса, приучающих подчинённых к беспрекословному повиновению и согласию без лишних вопросов и размышлений. От них он ждал лишь одного – преданности работе и уважительного отношения к нему как к работодателю.