Страница 4 из 17
В комнате повисло молчание. Джозеф записывал что-то на бумаге. А Роббинсон уткнулся взглядом в острие носка своей туфли так, словно видит его впервые. Потом он заёрзал на месте и, не поднимая головы, воскликнул:
– Послушайте! Нельзя ли опустить шторы? Мне в глаза бьют солнечные лучи! Так-то лучше! И ещё… у вас есть другое кресло? Нет, такое же меня не устроит. У меня спина ноет, чёрт бы её побрал! Мне нужна удобная спинка. Нет, спасибо, на вашей кушетке мне будет жестко, вам не мешает сменить её на мягкий диван. Как это понимать? – он состроил обиженное лицо. – Вы же не хотите сказать, что мне придётся стоять во время сеанса? Так не годится, доктор. Я не хочу, чтобы мне портили настроение…
– Вы полагаете, я порчу вам настроение, мистер Роббинсон? – Джозеф откинулся в кресле и уставился на потолок, как всегда, когда он внимательно слушал собеседника.
– Вы пробовали это сделать, – ответит тот, глядя доктору прямо в глаза, чего никогда раньше не делал.
Джозеф вопросительно поднял брови.
– Благодарю вас, мистер Роббинсон, за откровенность. Я непременно учту ваши замечания, а также просьбу относительно кресла. А сейчас, если вас не затруднит, я бы всё-таки попросил вас пересесть на кушетку – всего лишь на пару мгновений. Замечательно. Итак, что вы видите перед собой, сидя на кушетке? О’кей. А теперь пересядьте на моё кресло. Да-да, сюда. Вы очень добры. Что вы замечаете перед собой? Правильно. Здесь всё иначе. Но, тем не менее, это одна и та же комната. Мы просто смотрим на неё с разных точек. Так и с вашими проблемами. Взгляните на них с другой точки зрения. И они уже не будет так страшны, так болезненны.
Посетив доктора через день, Эндрю Роббинсон стал жаловаться, что не спит по ночам, переживая, не капает ли вода из крана в душевой. Не произошло ли короткое замыкание, что непременно станет причиной всепоглощающего пожара? Или, быть может, пока он безмятежно спит, происходит утечка газа из кухонной плиты? Он слышал, что не всегда можно учуять запах газа, и ему бы не хотелось сгореть заживо в своей квартире или задохнуться.
У него был особый дар постоянно преподносить Джозефу сюрпризы. Так, однажды он принёс с собой какую-то абстракцию на бумаге и заявил, что это статуя Свободы. То была грубая, аляповатая мазня, примитивная и жалкая. Не найдя понимания и восхищения в глазах доктора, он стал злиться, вопил, что он художник, правда, ещё неоценённый. Да, быть может, он немного безумен, кричал он, но ведь у любого творческого человека есть какие-то отклонения в психике. И это совсем не означает, что он сумасшедший, просто он другой, не такой, как все. Наконец, в подтверждение своих слов, он извлёк из кармана тёмно-синего макинтоша свёрнутый в трубу рулон, коим оказался постер о его персональной выставке. Господи, да он мнит себя живописцем, размышлял Уилсон. Предварительный диагноз: невроз, либо даже параноидальная шизофрения. Придётся разбираться с этим. Ну, а что касается его иллюзий – не будем их развенчивать. Против болезни хороши все средства. Даже обман пациента. Ведь, по сути, это не обман, а лишь вынужденное средство терапии.
– Повсюду бактерии. Вирусы. Они везде ― в воздухе, в воде, на нас, внутри нас. Боюсь, что меня поразит какой-нибудь страшный недуг, – сообщил Роббинсон во время своего очередного визита.
– Ну что вы, сэр! Да будет вам известно, никакой вирус вас не возьмёт, если внутренне вы настроены на здоровье и долгую успешную жизнь!
– Что? Вы считаете, страх – всего лишь мой вымысел? Допустим. А если случится землетрясение, ускорится глобальное потепление из-за загрязнения атмосферы? Это тоже мираж, скажете вы? Вот потому всё это меня беспокоит. А вас разве нет? Нет? Тогда это ваша проблема. И вообще, вы не рассказали, как собираетесь лечить меня? Неужели электрошоком, пуская ток в голову? Вы ведь, слышал я, психиатр, вам всё сойдёт с рук…
– Прежде всего я собираюсь вас выслушать, Эндрю. Мне важно понять подоплёку ваших фобий. Затем я проанализирую услышанное, и мы приступим к лечению. Вам стоит раскрыться, чтобы мы полноценно пообщались. Терапия – это обмен. Вы пожинаете то, что посеяли.
– Что за чушь, доктор? Или я неинтересен вам как пациент? К чему эта никому не нужная болтовня? Если вы врач, то дайте мне лекарства, что-то, что поможет мне.
– По своему опыту я знаю, что лекарства обычно до добра не доводят. Я не назначу вам препаратов, если буду сомневаться, помогут ли они вам. Таков мой подход к делу. Я верю, что беседа и раскрытие проблемы – это самый действенный метод в сочетании с медитацией, соблюдением правильного образа жизни, баланса. И если это не принесёт должного результата, тогда я выпишу вам лекарства. Давайте попытаемся продвигаться вперед, шаг за шагом.
– Я так и знал – кругом одни враги. Они повсюду. Юрист желает, чтобы ты попал в беду. Автослесарь радостно потирает руки, если ты разбил автомобиль. А врач счастлив, когда ты болен. И их злодейский заговор удастся, если они столкнут кого-нибудь в депрессию и превратят в своё послушное орудие. Вы – один из них! Утверждаете, что помогаете людям, но, ломая их рассудок, вы только искажаете их реальность. Боже, зачем я вообще сюда потащился? Ненавижу людей, их грёбаное лицемерие…
Что ж, у каждого безумия своя логика, думал в тот момент Джозеф. Его взгляд нечаянно переключился на стену, откуда ему одобрительно подмигнул старик Фрейд: «Какое завидное хладнокровие. Браво, Уилсон, браво!». Действительно, его внешнее хладнокровие почти граничило с безразличием. И, продолжая делать своё дело, он отчётливо произнёс вслух:
– Вам незачем так волноваться, Эндрю. Я найду для вас правильное лечение.
– Что порекомендуете на сей раз, мой любезный доктор-мозгоправ? Впрочем, вы не оригинальны. Знаю, опять отправите меня в магазин покупать себе новую вещь, чтобы поднять настроение. Угадал? У меня дома уже целая коллекция новых вещичек! Или, быть может, отошлёте в кондитерскую за очередным шоколадным тортом? Из-за ваших никчемных советов у меня отросло пузо и теперь все эти штаны и рубашки, купленные по вашему предписанию, мне малы. У вас что, договор с кондитерской на поставку им новых покупателей? Что? Вы спрашиваете, как мне пришла в голову такая мысль? Да я постоянно вижу в том магазине толпу покупателей. Уверен, все они – ваши клиенты! Я понял, что к чему: вы просто такой же, как и все ваши собратья: все на один лад! Считаете меня законченным идиотом и вам плевать на меня! Потому что всем плевать на то, что говорит идиот! А может у вас нестандартное чувство юмора? Что, если вы решили поиздеваться надо мной – совсем как те голуби в парке?
– Вам полегчало, Эндрю, после того, как вы высказали всё, что было в вашей голове?
– Хм, вы хотите сказать, вам не хватило времени, чтобы разобраться, что в этом странном кабинете, в вашем до чёртиков неудобном кресле сидит человек, коим владеет недуг куда более мощный, чем болезнь? Вы можете мне ответить, кто я? Куда я иду? И что ждёт меня впереди? Мой ум повреждён. И я знаю, что завтра лучше не будет. Будет только хуже. И потому смерть меня не пугает. Меня страшит жизнь. Я постоянно думаю о самоубийстве. А ещё я страшусь, что однажды у меня получится…
– Энрю! Сейчас мы начнем экспозиционную терапию.
– Что?
– Нам нужно вернуться к тому дню, когда всё это началось. Поверьте мне, Эндрю, это то место, где вам обязательно помогут…
– О, нет! – закричал он. – Не помогут! – и вызывающе засмеялся. – Вот он, перед вами – живой пример того, что ваша терапия не действует. Не знаю, как и почему я пришёл сюда, но я здесь в последний раз. Потому что вы давно махнули на меня рукой. Вы уже не обсуждаете со мной происхождение моих страхов, а просто терпеливо всё выслушиваете и выражаете надежду, что до следующего сеанса со мной ничего не случится. А ваша импульсивная помощница, как её? Люси? Она смотрит на меня с холодной издёвкой и молча убирает в нижний ящик своего стола мои деньги. Или выставляет мне чек.
– Эндрю, не будем тратить время на обсуждение характера моей помощницы. Вам надо пройти терапию… Если желаете, мы даже можем обговорить с вами возможность сокращения нашего общения…