Страница 3 из 17
Ну вот, к счастью, всё встало на свои места!
Он облегчённо вздохнул и заметно оживился, ещё не ведая, что просчитался.
– Что? – запальчиво переспросила Люси, прервав его размышления. – Что, простите? – она метнула на Джозефа пронзительный недоуменный зырк, и доктор мог бы дать голову на отсечение, что в том взгляде поместилось больше злости, чем озадаченности.
Она, вся взмыленная, встала с корточек, закончив сваливать в довольно увесистую коробку свои пожитки – милый её сердцу мир, частицы которого она понемногу собирала и бережно хранила в ящиках своего письменного стола, в стенном шкафу, и на всех полках, бесцеремонно оттеснив ими медицинские карты его клиентов. Из прямоугольного твёрдо-картонного вместилища торчали склянки и флакончики духов, тюбики давно использованных помад, пустые коробки из-под пудры, зеркальце, две или три расчёски, ужасная фарфоровая статуэтка серой кошечки, музыкальный ларец с балериной, деревянная шкатулка для бижутерии, бисерная сумочка, уродливая гипсовая копилка-поросёнок, бантики и платочки, и прочий ненужный женский хлам – всё, кроме каких-либо следов её деловой активности!
Только в это мгновение Джозеф обнаружил, что сегодня Люси была в необычном для себя облачении. На ней вместо лёгких приталенных блуз и неизменных высоких шпилек на ногах было тёмное платье свободного кроя и обувь на совершенно плоской подошве. Такую одежду надевают беременные женщины Нью-Йорка, чтобы чувствовать себя комфортно и уютно. Он более чем уверен, Люси она ни к чему, во всяком случае, на данный момент, поскольку она не изменилась ни на йоту: тот же впалый живот, прилипший к осиной талии, костлявые руки, плоская грудь и торчащая из воротника блузы длинная шея, окольцованная стеклянными бусами.
– Я знаю, доктор, все ваши уловки. Сейчас вы начнёте манипулировать мной через эти свои, испытанные практикой методы подавления… Не выйдет! Я посмню ваши слова о том, что внимание человека должно быть включено постоянно, чтобы хорошие психоаналитики, вроде вас, не смогли убедить его в больших перспективах совершенно бесперспективного занятия… И, к слову сказать, я вовсе не убеждена, что вы так же великолепно знаете физиологию женщины, как ваш психоанализ. Вам известно, что наиболее опасной стадией является первая половина беременности. При заражении велик риск того, что ребёнок родится с различными уродствами. Никакая работа того, конечно же, не стоит…
– О каком заражении вы говорите, Люси? Я не понимаю…
– Вы прекрасно понимаете, о чём я… и о ком! – она выставила вперед ладонь, заставив Джозефа замолчать. – Здесь я ежечасно подвергаюсь воздействию психических микробов… Тут за день такое повидаешь… – её невидящий взгляд заскользил по шеренге стеллажей с папками, которые выстроились вдоль стены. – А моё хрупкое тело не покрыто непробиваемым панцирем, коим обладаете вы, – она подняла правую руку и вытянула вверх указательный палец, – чтобы наставлять на путь истинный самоубийц и маньяков южного Квинса, вроде этого вашего Томаса Па-тис-со-на, – он слышал её медленное, по слогам, произношение фамилии и увидел, как взметнулся вверх ещё один её палец. – Развратников и мазохистов с Лонгвуд-авеню вроде Джеймса Хам-ме-ра или Дороти Фокс с их потаёнными сексуальными желаниями: «О, я дрянная девчонка, доктор Уилсон, и ничего не могу с этим поделать».
Презрение не сходило с её лица, а рот кривился в брезгливой гримасе, пока она передразнивала его пациентов, старательно пытаясь подражать их манерам. Такую Люси он ещё не знал. Молодая женщина между тем подняла вверх свой третий палец:
– Ну и всяких там любующихся собой нарциссов, психопатов и мрачных меланхоликов Манхэттена наподобие Чарлза Клу-ни и, конечно, Эндрю Ро-бин-со-на. Особенно Эндрю Ро-бин-со-на… Не припомню, говорила ли я вам, что он, уходя отсюда в последний раз, посмотрел на меня так, словно готов четвертовать, затем наклонился к самому лицу и зашептал на ухо: «Чёрт подери вас с вашим мозгоправом. Это не конец, детка! Мы ещё встретимся… В моём распоряжении имеются средства, которые будут иметь для вас обоих самые тяжёлые последствия»… Мне, знаете ли, не привыкать, доктор Уилсон, но выходка этого сумасшедшего шокировала меня…
Так вот оно что! Эндрю Роббинсон. Услышав имя бывшего пациента, лицо Джозефа передернулось от неприятных воспоминаний и что-то задрожало около его губ, словно он нечаянно коснулся оголённого провода и получил чувствительный удар электрической силой. Вот, стало быть, в чём дело.
Эндрю Роббинсон посещал четыре сеанса в неделю в течение полугода и был сложным и неприятным во всех отношениях пациентом. Толстый, обрюзгший, малоподвижный мужчина сорока пяти лет (они с Уилсоном оказались почти ровесниками) в помятом костюме, с опухшим желтоватым лицом, причём его левое ухо было заметно больше правого, что привлекало внимание к его довольно несуразной внешности.
– Я беспокоюсь по поводу всего, доктор, – это была, кажется, первая фраза, которую он высказал, как только занял место в кресле пациента.
– Хотите поговорить со мной об этом? – начал Джозеф, стремясь разговорить клиента.
– Я очень боюсь птиц, особенно голубей, и стараюсь избегать встречи с ними. Они вызывают у меня панический страх…
– А что же такого страшного вы находите в птицах, мистер Роббинсон?
– Меня могут склевать…
– Склевать? Мистер Роббинсон, я постараюсь помочь вам осознать, что вероятность причинения вам вреда птицей крайне мала. Пернатые сами опасаются людей и практически никогда не нападают первыми, если только не защищают своё гнездо от вторжения…
– Но меня они хотят склевать. А ещё будят во мне жуткое чувство отвращения.
– Да? Почему же?
– Для меня они – как летающие крысы – переносчики грязи и инфекций. Раньше я пугался только пролетающего мимо голубя. Теперь же все ухудшилось: меня раздражает, даже если вижу их в парке мирно клюющими свой корм. Вот и сегодня, проходя через Центральный парк, я спугнул голубей. Шумно хлопая крыльями, птицы недовольно взмыли вверх. Я уже было успокоился, но оказалось, что далеко они не улетели, а принялись описывать круги над моей головой. И вскоре спикировали вниз и возобновили пиршество. Они хрипло каркали…
– Но голуби не каркают, мистер Роббинсон. Они воркуют… или курлыкают, если хотите. Это милые, прекрасные и безобидные создания…
– А те каркали… Мне показалось, они издеваются надо мной. И налетали друг на друга, ссорясь из-за добычи.
– Это то, зачем вы пришли ко мне, мистер Роббинсон?
– Нет! Разумеется, нет, доктор! У меня есть множество причин для беспокойства. Вы ведь слышали про таяние ледников Гренландии? – он удивленно приподнял брови. – Если это правда, то человечество останется без пресной воды. А что будет с океаном, если растает Антарктида? Сколько стран уйдёт под воду?
«Наблюдаю орнитофобию, тревогу и навязчивые мысли», – аккуратно записал Джозеф в своём блокноте.
– Продолжайте, прошу вас, мистер Роббинсон. Что ещё вас тревожит?
– Я волнуюсь по поводу того, где мне держать свой сотовый телефон.
– А что насчет сотового?
– Раньше я всегда держал его во внутреннем кармане пиджака. Но у меня стало болеть сердце.
– Да? И что вы?
– Мне пришлось переложить его в карман брюк, но боюсь, что рано или поздно у меня обнаружат рак гениталий. Из-за этого я не могу уснуть. И ещё мне всё время кажется, что я не помыл руки после того, как почистил зубы. Ночью я встаю несколько раз и проверяю, хорошо ли заперта входная дверь…
– У вас имеется основание кого-то бояться, мистер Роббинсон? Вам кто-нибудь угрожает?
– Я этого не знаю. Но разве вы не слышали про вооруженные уличные банды, ведущие между собой войны за контроль над кварталами, за право торговать в них наркотиками? Афроамериканцы и «латиносы», ирландская мафия и сицилийские кланы – все они люто ненавидят друг друга. И, знаете ли, доктор, когда живёшь в Южном Бронксе, тебе не лишне позаботиться о своей безопасности. Почему вы молчите? Признайтесь, вы хотите оставить меня одного на поле боя? И прошу вас, доктор, не надо… не старайтесь меня переубедить в том, что все эти опасения – лишь плоды моей буйной фантазии и больного воображения… Вот сегодня, к примеру, я влип в неприятнейшую передрягу. Шёл к вам, и по пути наткнулся на бандитов. Эта стая злобных койотов выскочила из фургона марки «Ford». Видели бы вы их свирепые и ужасные лица – от их взгляда в жилах стынет кровь! Двое или трое из них – здоровенные лбы – действуя заодно, начали на меня охоту. Завидев издали копа, – при всем том, что я ненавижу копов и никаких дел с ними не имею, – я завопил, что меня преследуют. Как вы думаете, что же произошло дальше? Вам любопытно? Через пару минут коп, переговорив с разбойниками, сказал мне, что не стоит паниковать. Это, мол, никакие не грабители, а обычные бездомные, выпрашивающие у прохожих пару баксов на обед. Сказал, что полиция постоянно их разгоняет, но тех это не заботит – они снова возвращаются на свои места. Как это вам, доктор Уилсон? Вы бы поверили в эти россказни?