Гоньба

  -- Логично. Но... А ты... ты ж решение сам принял! Ты сам понял, ну, насчёт шишей, сам решил, сам... вот возчика сбил, тройку в сторону увёл. Суханище! Так, выходит... заклятие волхвов голядских кончилось?! У тебя душа нынче есть!

  -- Ну.

   Что "ну"?! Как это "ну"?! Волхвы же из него душу вынули! В палец костяной спрятали! Его же души лишили! "Свободу воли" - отняли. Он же мог только по приказу! Я ж за ним как за малым ребёнком! Он же даже в сортир сам не мог...! А теперь, выходит, он свободный человек... "В своей воле"...

  -- И как оно? В смысле - своим умом?

  -- Нормально.

   Офигеть! Человек - стал человекам! Перестал быть мертвяком ходячим! А ему просто... "нормально".

  -- И давно?

   Это у него вот только что произошло? Когда увидел опасность... Нет, кони его бояться раньше перестали...

  -- С Ярёмы Зуба.

   Как это? Это ж когда было! Это ж ещё до Бряхимовского похода! Когда мы в усадьбу Рыксы попали. "Как кур в ощип" - в разбойное кубло. Точно, было там что-то такое... он сказал или сделал... сам. Без моего приказа. Что-то тогда моё внимание царапнуло. Но... некогда было разбираться. А после... такой же как всегда.

  -- А чего ж ты раньше не говорил?

  -- Ты не спрашивал.

  -- Ну... Хоть похвастал бы! Это ж чудо! Душа вернулась!

  -- Не. Не вернулась. Новая выросла.

  -- Что?! Вот так враз?!

  -- Не. Проблесками. То, вроде, чувствую её. А то вроде - нету.

  -- Ишь ты... А свойства твои? Ну, там, слух удивительный, память, сила, выносливость...

  -- Ты ж сам видишь.

   И правда. Весь нынешний изнурительный "вестовой скок" с Суханом проблем не было.

   Почему? - Похоже... Пока он был в отключке... э... в "бездушье" - я его гонял. Болевые рецепторы были отключены гипнозом голядских волхвов, а мне было интересно иметь подле себя крепкого охранника. Да и вообще - интересно. Он делил со мною каждый день всякие... хлопоты. А ещё мы с Артемием его в качестве живого "видика" приспособили. Боевой тренажёр с памятью. Отчего он и приобрёл... некоторую физическую форму. Экстремально выдающуюся.

   Как-то мне... С одной стороны - радостно. Что человек, который годами возле меня, который меня не раз защищал, спасал, хлеб и кров делил... - выздоровел? Душу обрёл. С другой...

  -- Раз ты теперь... ну... одушевлённый - тебе чего-нибудь хочется?

  -- Чего?

  -- Ну... я не знаю... кафтан дорогой, конь резвый...

  -- Не. Чего надо - есть. А лишнее... не с руки.

  -- А... бабу? Какую-нибудь... такую-эдакую?

  -- На что? Бабы сами... отбоя нет. А одну... на кой?

  -- Так... А палец?! Костяной палец, в который душу твою волхвы спрятали? Я ж его на груди, возле креста ношу...

   Я несколько суетливо полез к себе под одежду, пытаясь вытащить этот, можно сказать - намозоливший шею, "сувенир". Сухан остановил:

  -- Не надо. Я его и поныне чую. Он - на тебе, и мне ведомо - в какой ты стороне.

   Я принялся запоясывать шубу, пребывая в немалом смущении. Как-то я в такие ситуации... когда зомби не только встал-пошёл. А ещё и душу вернул... Нет, не вернул - новая выросла.

   Столько слышал про зомбирование, про всякие зомбоящики... А вот как оно назад, в люди...

   Офигеть. Факеншит уелбантуренный! Первый раз с таким сталкиваюсь! И как же теперь...?

  -- Так у тебя совсем никаких-никаких желаний нет?

  -- Есть.

   О! Наконец-то! У живого человека должно быть много разных переменчивых желаний!

  -- Какое?

  -- Ехать.

   И он кивнул в сторону оставленной позади разбойной заставы.

   Едрёна матрёна! Они ж там наших коней распрягают да засёдлывают!

   Ходу, родимые, ходу!

   Уж и не знаю - с согласия Костромского тысяцкого Бориса Жидиславича такое безобразие творится или нет, а кубло разбойное надо чистить. Дядя Боря "лямку не тянет".

   Я то удивлялся изменениям, произошедшим с моим неотлучным зомби - вижу каждый день, а не заметил - появления души!, то задумывался о наведении порядка в Костроме. А тройки уносили нас вниз по Волге. Шиши, поглядев на нашу резвость, повернули назад.

   У устья Унжи наскочили на ещё одну команду. Другие - издалека видать. Характерное единообразие в одежде, оружии, упряжи. И стяг над берегом - "Чёрт на тарелке". Мои. Землемеры, егеря, лесорубы.

   В РИ это место назовут Юрьевцем. Не по Долгорукому, а по внуку его, который здесь крепостицу поставит почти перед Батыем. В АИ - самому приходится.

   Дальше как-то легче, спокойнее. Вроде бы - та же Волга, те же леса по берегам, а такой тревоги нет - моя земля. "Я - дома".