Сторис

   - Вроде было у кого? - пожевал губы Бессмертный, - дождь вспоминал радугу, такая вроде херь.

   - Дождь вспоминал меня, точно было, - равнодушно бросил Гришка, - у Ненашева, он в пятом году здесь был.

   - В прошлом году издали розовую радугу, - неохотно пробубнил Жиолковский, - видно кому-то зашло.

   - ЛГБТ - модная тема, - подмигнул Сторису Шустов, - я бы сам прислал, но не могу писать такое. Противно.

   - Я бы написал, - лениво бросил Самолётов, - да я бы всё, что угодно написал, задыши это, зашевелись во мне. Пусть идёт мода куда подальше. Я бы и про нас написал, если бы знал, что мы такое.

   - Ты в этот раз довольно спорную вещь прислал, - помялся Стуков, - не знаю, могут прокатить.

   - А мы ведь вышли из возраста, когда все нам жопу целовали, - Гришка пустил по кругу новый косячок, - я теперь взялся за то, что не написать не мог. Что вот тут в груди у меня болит, пусть изъедено червями, покрыто плесенью, но ещё болит. И после обсуждения не пройдёт, но я хотя бы перед собой буду честен.

   - Что ты хотел сказать, - сощурился Шустов, - они у тебя обязательно спросят, ответишь им ничего я вам говорить не обязан.

   - Летов! А ты с чем? - обнаружил его Бабин, пьяные глаза цеплялись за его бороду, скользили по волосам, боялись прямого взгляда, - Всё как у людей?

   - Мой роман ещё пишется, - неохотно проговорил он, - это что-то постоянное, неуловимое, мне кажется, что он пишется и сейчас уже без меня. В общем доступе у вас только отрывок.

   - Ну ка, ну ка, - неизвестно откуда у Шустова оказался ноутбук, покрывало взметнулось, сейчас он сделает палатку из одеял - это будет для них проход в прошлое. - Вот он роман нашего Летова. Чёрт, много букав. Ох ты, какие люди на первых страницах! И ведь боцман знает об этом! А ведь тут у нас и весь Советский Союз на паре листочков! Калмыки, буряты, башкиры...

   - В военной тайне у Гайдара была похожая ситуация, только там ребята разных национальностей попали в пионерский лагерь, - Вика, похоже, прочитала его роман, хотя семинар у неё был другой, детский.

   - Вот кто доживёт до конца? - подмигнул ему Бессмертный, - Делаем ставки? Кто из нас?

   - Так, что уже обсуждаем? - недовольно поморщился Каракоз, - косячок в этот раз прошёл мимо него, и он сердился.

   - А чё ещё делать, - пожал плечами Акимушка Яковлев, которому и деваться-то было некуда, Шишигина, округлив глаза, слушала, как Людочка развёл на отношения француженку, номер был на запоре.

   - Мир с каждым годом ссыхается, становится меньше, - прикусил косячок Гришка, он вроде и говорил со Сторисом, а вроде и нет, взгляд его скользил, не задерживаясь ни на ком, - дырка, в которую ты, поджав плечи, скукожившись червячком вполз в литературу, теперь не годна даже для того, чтоб дышать. Твой сейчас, как ты думаешь, крутой, масштабный роман уйдёт, истает, если от него пара строчек и уцелеет, то тебе повезло парень.

   Вдруг краем глаза он заметил знакомый образ. Юлька? Борм... Бормо... Слова корчились на обломках его безобразного от любви дыхания. Косячок к нему не приходил, но воздух здесь дурманил и так, оставляя ощущение чего-то пережитого, десять раз уже написанного и переписанного.

   - Наша задача - соединить социальное и экзистенциальное, - вещал Самолётов. Сторис не мог собрать в голове разных персонажей, у него и Шустов мог говорить языком Самолётова, сбиваясь на лохматых, непричёсанных словах.

   - Чё? - пучил бесцветные глаза Сухарь, уже не понимая, где реальность, а где прячется его сон.

   - Ну то, как ты жрёшь, с тем, как ты думаешь, соединить, - разъяснил Шустов, постучав по башке.

   - Аааа, - отмахнулся Сухарь, пуча водянистые глаза, - так бы и говорил. Я-то думал, невесть что.

   - Он думает, - хихикнула Василинка, ища поддержки у Сториса, но смех не хотел приходить к нему, таился в горьком коньячном духе. Они побегут за новой бутылкой. Этот тяжёлый комок, оставшийся с прошлого года, надо проглотить, иначе он снова выворотится наружу.

   - Слышь, ты за зож? - сковырнула его взгляд Василина Кулькова, - подпишись за правильное питание.

   - Походу тебе это не очень помогает, - Сторис подержал анкету, попытался прочесть вопросы и не смог, буквы расплывались, в словах не было здорового смысла. Тряхнул головой, длинные волосы его спутались, на них, похоже, угодила соль из заповедного Кульбаковского озера.

   - Как добрался? - здесь все говорили случайными, вовсе не обязательными фразами, и не ждали, что им ответят, он сделал из анкеты бумажный самолётик и пустил его по номеру. Лети-лети, к Юльке прилети. Он подпишется за любой кипеж, дайте только научиться писать.

   - Я летал впервые в жизни, - он не мог объяснить, каково это, когда пропадает внезапно ощущение дыхания, оглушает тяжёлая, лишняя кровь, и ты падаешь в тёмную, только что вырытую могилу, убаюканный тёплой, распадающейся на отдельные крохи землёй.

   - Понравилось? - осторожно выдохнула пышнотелая Кулькова, - А я вот боюсь летать. Говорят, сосуды, инсультом пугают.

   - Это было что-то другое, - ему даже вспоминать было не по себе, - будто сперва сердце оторвалось, скакнуло и застучало уверенней. А ведь понимал уже, что оторванное оно уже не моё, а сил не было даже ладонь прижать к груди.

   - Какие страсти, - заохала Василина, округлив глаза, на пухлых щеках её расцвёл пышный васильковый цвет, верно алкоголь тоже был вреден для её сосудов, как и перелёты.

   - Ты не бойся, - шевельнулись его губы, - это только твои страхи. Полетели вместе, если хочешь.

   - Великая Кулькова, - подсел к ним Шустов, и она ничего не поняла, что пытался сказать Сторис, - одари меня сластями! Какие у тебя книжки? Дианетика? Саентология? Мне "Капитал" Маркса нужен.