Сторис

   - Фуу, скукота, - зевнул Людочка, - хочу кровищщи, сдохнуть хочу от большой любви. А что предлагают? Литературные задницы - вот как нас называют. Подобедова, слышала?

   Он похлопал девушку по попе, одобрительно хмыкнул, слизнул с подушки оливку, глаза его наглые, звериные стремились спрятаться в узкие разрезы платья. Подобедова сделала вид, что обиделась, легонько хлопнула Людочку по рукам, тот осклабился, показав жёлтые редкие зубы.

   - А если все двести штук писателей сюда придут, номер треснет? - Сторис обнаруживал каждое мгновение в комнате новые черты, новые морщинки, номер съёживался от того, что в него шли и шли, не оглядываясь, мало кто находил нужного человека, но всё равно оставался, падая в толпу, кашляя, подхватывая хрип. Тяжело было вынести вынужденное одиночество, места не было даже для того, чтобы затвориться в себе.

   - Мы в последнюю ночь ещё здесь соберёмся, кто раньше не уедет, - обещал Бессмертный, сигарета потеряла запах, вдыхая, он кашлял людьми, впитывая воздух каждого, - вот тогда всех соберём, обкуренных, бухих и обдолбанных, долой стены, тишину и приличия!

   - Устроим непотребный бум! - вторил ему Людочка, оглядев номер и поняв, что красивеньких девочек здесь прибавилось. Подобедова получила ключи от номера и растворилась среди прочих, чтобы хоть немного привести себя в порядок и подготовиться к похотливой обезьяне.

   - Может, посоветуете какие стимуляторы? Что лучше? - бездомный Акимушка хотел уже побыстрее съехать с катушек, чтоб очнуться в своём законном номере. На него наступали, даже не извиняясь и не здороваясь, наверное кто-то с прошлых семинаров его и подзабыл.

   - На меня всё действует одинаково, - неохотно отозвался Бессмертный, вдохнув уже потерявшие запах веточки вербы. - Что соль, что насвай, что колёса. Каких-то новых ощущений я уже давно не испытывал. Может, кто чё новое посоветует? Акимушке-то, братану, мне никогда колёс не жалко.

   - Колёса, колёса, - закивал Людочка, ущипнув за попу незнакомую девочку из новых с татухой пламени на обнажённом плече. Тонкая струйка слюны нежно скатывалась с плеча по руке.

   - Бибика, - прогудел Жизнерадостный, видимо припомнив сегодняшнюю дорогу из аэропорта.

   - Он пьян, уже только подумав о вине, - объяснил Стуков, зашептав Сторису пропахшие коньяком слова, - в прошлый раз мы его напоили, так он потом вообще разговаривать разучился. Смотрит на нас, открывает рот, губы в болячках шевелятся, а вместо звуков бульканье какое-то. Перепугались мы страшно, думали, вдруг в башке у него что повредилось. А в этом году смотрим - живой! И даже разговаривать снова научился.

   - Замолчишь тут с вами, - похлопал Жизнерадостного по плечу Шустов, - соскучился я, камрады! Вроде и видимся часто на тусах всяких, вроде и знаю прекрасно, когда каждый срать садится, а всё равно встречаю вас и себя заново открываю, словно и не было меня до вас, пацанёнок сопливый бегал с красным флагом, двух слов не умел связать.

   - Поэт - это постоянное гниение организма, - лениво промямлил Кули-гули, слипшиеся комочки соли лежали на покрывале и напоминали о родном озере, - но если умело перекладывать перегной, то из любого из нас может что-то получиться, откуда бы мы ни были.

   - Ага, если заморозков не случится, - Самолётов выдохнул тяжёлый табачный запах, - многие тут и рады продолжать гнить, да только уже и нечему. То, что осталось, уже нам не принадлежит.

   - Слушайте гениальный стих! Девочки писаются в трусишки! Мальчики нервно курят в сторонке! - орал Шустов, слова глохли в человеческой тесноте, - Кульбако! Ту нашу холостяцкую про бульмени! Зачти.

   - А стоит ли? - засомневался Мишка, - говно ведь.

   - Думаю, стоит, - рассудительно провозгласил Самолётов, - пусть слушают и представляют то, что их ждёт после возвращения. Когда нас разделяет даже общага, уже и на кухню выходить не хочется, чтоб что-то приготовить.

   Кули-гули вынесли на руках в центр номера, поэт не прочь был и читать стихи с рук, да только сил в этих руках уже не было. "Разжирел, скотина", - буркнул Бессмертный, не находя заветной бутылочки и кривясь. Слушать стихи без горячительной поддержки он не мог. Тварьковский метался по всему номеру, опустевшие бутылки виновато созванивались. "Испорченный телефон, - повторял шёпотом Сторис, - бутылки устроили испорченный телефон". Но если ты пуст, к тебе тут вряд ли станут прислушиваться.

   Бульон внутри? Какая радость!

   Кусаю и - бульон внутри!

   Баранья или бычья сладость,

   Ко вкусу детства я привык!

   Я поздно прихожу с работы

   И заливаю кипятком

   На пять минут, и ужин - вот он!

   С бульончиком внутри притом!

   - Могу поспорить, что ешь ты только эти бульмени, - расхохотался Бессмертный, смачно облизнувшись.

   - Терпеть не могу, - признался Кульбако, - мне каждый месяц дают по пачке бесплатно. Так все родоки и знакомые криком кричат - жри ты их сам, они ж без мяса! А я морщусь, но варю: еды то никакой в доме нет.

   - Жену завести не пробовал? - сощурила накрашенные глазки Алтуфьева, - разнообразил бы свой рацион. Смотря какая попадётся, повезёт, сможешь ещё и добавки попросить.

   - Ага, ещё жену кормить, - отмахнулся Кули-гули. - Я всего лишь мелочь русской поэзии. Но в трамвае ты ведь не будешь давать крупные купюры. На жену я ещё не накопил.

   - У нас фестиваль рожи, а все загрустили, - Людочка отлип от новой девчонки, имя которой скользнуло и пропало среди прочих, - что, никого не издали? Никто за год не запомнился?

   - Голубая радуга, - буркнул Жи, - два крупных московских издательства её издают. Когда такое было?

   - Как, как? Голубас? - не понял Каракоз, повернувшись к Самолётову, - Не понял ни хрена.