Сторис

   - Бабушка, когда читала Сагу о Форсайтах, выписывала себе на бумажку имена героев, чтобы не путаться, - печальная улыбка кольнула их массовое ржанье, путалась под ногами у непристойного смеха, - вот и я советую, когда мой роман будете читать - выписывайте.

   - Многие здесь писать разучились, голосовыми сообщениями балуются, - вмешался нахальный бородатый парень в футболке с Че Геварой и жёваных дырявых джинсах. Его звали Харлампий Шустов, - только свою подпись и могут поставить под издательским предложением. Народ у нас обидчивый, узнает в каком-нибудь алкаше себя, потом не отмоешься.

   - Что теперь уже говорить, - равнодушно развёл руками Сторис, - роман выложен, обижайтесь.

   - Это наш человек, Гришка! - закивал головой Бессмертный, - его бы ещё раньше отобрали, да он Москву не любит, вот дождался голодного года, когда денег у организаторов ни хрена и потому в Гориславле нас собрали, приехал и выстрелит, чёрт возьми!

   - Ну и правильно, что не любит, там пахать надо, на чуйства уже времени не остаётся, - вдохнул переметчивый дым Самолётов. - в Москве и семинары проходят по- быстрому. Как здесь будет, мы сейчас и решаем. Гришка Гудалов местный, он все здешние достопримечательности знает. Завтра он устраивает неофициальную экскурсию. Ты с нами?

   Сторис кивнул.

   - Нас здесь надолго запомнят, - уверенно проговорил Бессмертный, - наверняка и не позовут больше. Но мы должны в эту неделю семь жизней вместить. Чтоб не ныть потом о том, что не успели, не увидели ни хрена.

   - Вайбер и воцап, кто новенькие, - сделал лайковую улыбочку Бабин, подняв свой телефон, словно пылающий факел.

   - Не материтесь, - оборвал Харлампий Шустов, дикое смугловатое лицо его напряглось, в бороде затерялись бусины слюны, - чтоб я не слышал этих словечек. Я их не понимаю. Говорите по-русски!

   - Да, у него и смартфона нет, - закивал в сторону Харлампия Бессмертный, - как он камрадов своих собирает - ума не приложу.

   - Трублю в рог, свищу соловьём разбойником, бью в колокола, ударяю в набат, объявляю воздушную тревогу - всё ради любимого дела, - Шустов подмигнул Сторису, чёрный вороний глаз упадал в народную гущу, - не жалея даже жалости своей, как там боцман говорил?

   Сторис не знал, что это за боцман и как он говорил. Потому слова его пристыли к нёбу, говорить не хотелось. И таких молчунов в номере было много, и зачем они припёрлись? Помолчать-то в тишине всегда приятней. Вот что Мика тут забыл? Ну да, он сам его позвал. Но ведь можно незаметно улизнуть, навести в номере порядок, вербу в стакан с водой поставить.

   Взгляд зацепился за ещё одного молчуна, смахивающего капли пота покрывалом. Он таился в тени, в тёмном углу на полу, привалясь к ножке кровати. Неохотно бросил, что зовут его Аким Яковлев.

   - Он не попал на этот форум, а повстречаться ведь со всеми хочется. Ты поймёшь, когда тебя прокатят пару раз подряд. Кто-то тут и к девушке едет, и с мастером вживую повидаться, - объяснял Самолётов, тыча пятернёй кому-нибудь в лицо, сбивая лёгкие необязательные фразы, - случится год, меня не возьмут, тоже поселюсь у кого-нибудь под кроватью. Люблю вас, черти!

   - Может, ему одеяло нужно, - встрял Мика, в выпуклых глазах его промелькнули искорки, - у нас есть запасное.

   - Да сама Екатерина не почивала на таких тюфяках! - расхохотался Стуков, Мика мог бы гордиться, что слова его здесь за кого-то зацепились, - Наш Акимушка спит в номере люкс, я там был, облизывался долго. Полусонная такая деваха, она из Германии, ей отдельный люкс выделили.

   - Шишкина, - представил её Акимушка, обращаясь к Мике, - знакомься, может, повезёт и в Германию поедешь жить.

   - Шишигина, - обиженно поморщилась немка, презрение выцветило её и без того светло-голубые глаза, добралось до практичной, причёсанной души. Что-то было в этой Шишкиной случайное, стирающееся сразу же, как только упускал её из виду. "Даже она здесь, - поморщился Сторис, - а Юльки нету".

   - А не всё равно? - подмигнул Сторису Шустов, - Сколько камрадов не прошло, а она здесь. Иностранцам особые привилегии, только чтоб они в своих странах о семинаре болтали.

   - Людвиг Ван Пушкин, - ткнул в гущу тел Гришка, - самый главный наш иностранец, хотя и русский.

   - Людочка, - отрекомендовался полноватый с красивыми карими глазами парень, - Полным не надо. Достало.

   - Голосина-то от бога! - тыкал на него толстым бородавчатым пальцем Бессмертный, - Играл некоторое время в группе "Канцелярские принадлежности". Приходи к нам в семнадцатую потом, мы от него водку спрячем, послушаешь, как голосить будет!

   - Пора бы уже. Тут дышать нечем, будто все чесночины нажрались, - Роман Сухарев, конечно же, звался Романом с сухарём, а для особо близких друзей просто Сухарём. Время от времени он выпадал из нервного короткого сна, подрагивающие руки его что-то искали, сухой, подозрительный взгляд мешался среди запечатанных бутылок, большинство из которых были плодами его воображения.

   - Потерпишь, - отмахнулся Самолётов, - коньяк постоит и ещё лучше станет. А то ещё не все подошли.

   - Тут и понюхать не хватит, - выдохнул Людочка, которого со всех сторон облепили поэтессы, и вздохнуть-то ему было больно, и губы его постоянно ловили чей-то углекислый газ.

   - Ах, где бы понюхать картошки на сале, - тут же прогундел коренастый крупный парень с жиденькой рыжей бородёнкой. Стуков тут же прошептал, что это Жиолковский - мощный критик, его уже и мастера привечают, бухать зовут и с его мнением считаются. Мягонький его уже на своё место прочит.

   - Ты не был в жюри слова? - подлетел к критику Гришка, похлопал его по спине, - Там же нашему Кармашёву главную дали.

   - В этом году меня не позвали, - безразлично отозвался Жиолковский и забубнил своё. - Ах, где бы понюхать картошки на сале.

   - Как там его хоть сопливый роман назывался? - Шустов оглушительно высморкался, - Помню, в прошлом году была какая-то херь, написанная вроде как от лица лабутенов.