Блондинки не сдаются

— То есть комедия с цветами ради постели? — я чувствовала, еще чуть-чуть, и из глаз хлынет ниагарский водопад.

— Ради любви, — серьезно ответил Андрей. — Большой и великой, в которой я распишусь на специальной бумажке.

— Какой же ты…как же так можно… без всяких эмоций? — мои губы дрожали, и стало так холодно, как будто за окном наступила зима.

— Собирай вещи, — он встал и начал мыть посуду.

— Я не поеду с тобой! — зло ответила я. — Расскажу маме правду! Не поеду и все!

— Валяй, — бросил Андрей, не оборачиваясь. — У всех эта правда своя.

— С папой вопрос решен, — влетела мама с радостным выражением лица. — Я ему продиктовала твой телефон и по поводу работы сказала! Он так рад!

Купилась, думая я, стоя между ними. Всех покупает как торгаш на рынке. Как же он омерзителен! А я еще слезы проливала, думая, что влюбилась. Господи, какая дура!

— У меня завтра зачет, — соврала на ходу. — Сдам, потом обсудим переезд. Мне нужно готовиться, не до сборов.

— В квартире тихо, в твоем распоряжении все комнаты, кроме фотостудии, где я буду работать, — он вытер руки полотенцем и повернулся к маме:

— Неохота с ней спорить, иногда Маша такая упрямая. Возьмем сегодня учебники и немного одежды, а завтра заберу остальное. Жду тебя в машине, — с этими словами он отодвинул меня как предмет мебели и направился в прихожую, жуя зубочистку, которую прихватил на кухне.

— Она спустится через десять минут! — мама открыла ему дверь, а потом толкнула меня в спину в сторону комнаты. — Чего стоишь, собирай свои книжки и вещи!

Открыв дверь своей квартиры, он посторонился и пропустил меня.

— Принцесса, ты первая, — насмешливый тон вызывал желание стукнуть его чем-то тяжелым.

Скинув набитые книгами и вещами сумки прямо у порога, Андрей влез в тапочки и потянулся к включателю.

— Вещи я сам разложу, а ты в душ.

— Зачем? — не поняла я, стоя у двери как бедная сирота.

— Объяснял уже. Я хочу. Сейчас. Иди мойся и в кровать.

— У меня завтра зачет, — побледнела я, продолжая топтаться в прихожей и поглядывая на дверь. Зря на нее покосилась. Андрей подошел к ней и демонстративно закрыл на ключ, положив его в карман.

— Врешь, — спокойно возразил он. — Иди в душ. Сегодня тебе не отвертеться.

— Я не хочу! — гневно крикнула я, сжимая кулаки. — Не сейчас! Не с тобой! Не хочу!

— Ты сама предложила. За свои слова нужно отвечать.

Лицо Маши было белым как бумага. На секунду мне стало ее жаль, но я быстро подавил порыв.

— Долго ты у двери стоять собралась? — спросил я и сделал движение в ее сторону.

Маша тут же ринулась в ванную. Я усмехнулся и взялся за сумки с вещами.

— Дверь не закрывай, выломаю, — крикнул ей, направляясь в комнату. Открыв шкаф, побросал туда одежду. Потом сама разберет.

Я расстелил кровать, вытащил из рюкзака подарки для нее, все положил на подушку и отправился вытаскивать русалку из воды.

Дернул дверь, все-таки закрыла, упрямая.

— Открывай! — пнул я так, чтобы ее проняло сразу. — Сломаю сейчас, — пригрозил ей.

— Ты сегодня с цепи сорвался? — она отступила вглубь, закутавшись в полотенце и мрачно посмотрела на меня.

— Сама виновата, полезай обратно, — сказал я, раздеваясь. Одежда полетела на пол.

— Я уже приняла душ, — отвернулась от меня Маша, пытаясь протиснуться к двери.

— Еще раз помоешься, — я ухватился на полотенце, в которое она куталась, и потянул на себя.

— Не буду, — Маша ударила по моей руке. — Отпусти!

— Думал, любовь будет, а не изнасилование в ванной, — предупредил я, сдернув с нее глупое полотенце. — Сказал, полезай!

— Подонок, — забормотала она, перебираясь через бортик и прикрыв руками грудь.

— Твоим родителям я понравился, остальное неважно, — я успел шлепнуть ее по попе. — Красавица.

— Негодяй, — продолжала ругаться Маша, ее лицо покраснело то ли от гнева. то ли от горячей воды. — Грубое животное. Сукин сын! Ненавижу тебя!

— Это я понял утром, — я запрыгнул следом за ней и прижался к дурочке. — Сбежать решила? Не пойдет.

— Не лапай меня! — Маша обняла стену, уходя от моим попыток поцеловать ее.

— Куда лицо спрятала? — рассмеялся я. — Стена холодная. Ну как хочешь, — посмотрел на ее маленькую попу, по которой стекали горячие капли, и присев на корточки, впился в нее губами.

— Господи! — взвизгнула Маша. — Ты спятил! — она попыталась вырваться, но я крепко обхватил ее на талию.

— Ты мне только эту часть тела демонстрируешь, ничего не остается, — оторвался я от нее. — Не нравится?

— Извращенец! — она забилась в угол ванной, в страхе выпучив глаза.

— Скучная ты, — я взял лейку душа и направил струю прямо в ее лицо. — Закомплексованная.

— Я нормальная! — воскликнула она, смахивая капли с лица. — А ты озабоченный идиот!

— Скука смертная, морализаторство, — повесив лейку, я намылил мочалку. — Иди сюда, моя девственница. Помою тебе спинку, вдруг возбудишься. Хотя это вряд ли, — подумал я вслух и стал намыливать себя сам.

— Подлец! — Маша пнула меня мокрой ногой.

— Какой богатый словарь, — усмехнулся я, разглядывая ее стройные ноги. — Но я готов его переварить. Ты такая красивая, можно временно притвориться глухим.

— Я отомщу тебе! — пригрозила она, облизывая свои пухлые губы. Этот жест меня включил. Бросив мочалку, я притянул ее к себе и стал осыпать поцелуями.

— Это я от страха, — прошептал ей на ухо. — Так испугался, решил вымолить прощение. Хватит ворчать, устал уже.

— Ты ужасно себя ведешь, — Маша перестала сопротивляться и послушно ответила, распахнув свои объятья.

— Никогда не отличался особым терпением, а с тобой вожусь как с маленькой, — я потянул губами ее мочку. — Ты вкусная. Здесь слишком мокро, давай выбираться.

— Я боюсь, — пожаловалась она, кусая пальцы и с выражением замученного цыпленка заглядывая в мои глаза.

— Тебе понравится, — пообещал я. — Если нет, остановлюсь, одену рясу и уйду в монастырь.

— Шутишь? — не поверила Маша, улыбнувшись.

— Почему же, в женский пойду. Там много девственниц.

— Вот балда! — рассмеялась она, подавая мне руку.

Я не стал ей помогать, схватил как ребенка, и толкнув ногой дверь, понес в спальню.

— Легкая как пушинка, — пробормотал, обнимая ее хрупкое тело, от запаха которого кружилась голова. Она пахла искренностью и детством. Чем-то таким непонятным, во что я без памяти влюбился.

— А ты правда сможешь остановиться? — она обняла мое лицо своими ладошками и часто-часто задышала в лоб.

Войдя в спальню, я уложил ее на подушки. Мокрые волосы Маши слегка кудрявились, рассыпавшись на белом постельном белье.

— Что это за коробки? — с любопытством схватив одну из них, художница принялась ее вертеть в руках. — Все на английском языке. Господи! — она отбросила ее в сторону, увидев картинку.

— Точно, это вибратор, — усмехнулся я. — Купил самый дорогой.

— Это мерзость! Зачем?! — не поняла она, брезгливо передернув плечами. — Какая гадость!

— После твоей исповеди я почитал литературу и пообщался с умным дядей. Это который сексопатолог. Он меня сначала ругал, что я без тебя к нему заявился, но потом остыл и дал кое-какие инструкции.

— То есть ты обо мне растрепал кому-то? — ужаснулась Маша.

— Я консультировался, у тебя непростая проблема, — уточнил я. — Слишком большая ответственность, чтобы взять и просто так бросаться в бой.

— Какой ты ответственный, — съязвила Маша, кутаясь в одеяло. — Плевала я на советы! Никаких игрушек! И консультации мне не нужны!

— Так вот, дядя мне сказал, что сам не смогу. Я подумал и решил, что никто не сможет. Единственный человек, которому ты доверяешь и не боишься, ты сама. Так что сама себя лишишь девственности. А заодно и страха. Я помогу, — открыв дверцу тумбочки у кровати, вытащил оттуда бутылку. — Это тоже поможет.

— Алкоголь? — недоверчиво протянула она и с изумлением уставилась на меня. — Ты хочешь напоить меня, чтобы изнасиловать?