Блондинки не сдаются

— Я хочу малютку, — Маша села на краешек дивана и уставилась в пространство. — С любимым человеком. На меньшее не согласна. Я тебе нужна для коллекции, которая судя по наручникам, совсем не маленькая.

— Ладно, — вздохнул я. — Соблазнение отменяется. Снимай с меня наручники, пошел я спать один.

— Разбежался, — буркнула она. — Теперь моя очередь диктовать условия. Добровольно в них влез.

— И что же ты хочешь? — не понял я, улыбаясь.

— Расписку, — она с вызовом посмотрела на меня. — Что если это произойдет, ты на мне женишься.

— А как же любовь? — с любопытством взглянул на нее я. — Заставить любить не получится.

— То есть я совсем тебе не нравлюсь? — плачущим голосом допытывалась Маша.

Я присел рядом с ней, пытаясь не морщиться.

— Сними наручники, руки затекли.

— Я пока одетая сижу, — ее насмешка была очевидной.

Встав с дивана, я кивнул в центр гостиной.

— Стой смирно и не вертись, — с этими словами я схватил зубами полу ее пижамы и резко потянул вниз.

— Ой! — вскрикнула Маша. — Я думала, ты с верха начнешь!

— Ошиблась, — ухмыльнулся я, надвигаясь на нее. — Сверху все детально рассмотрел, — я вцепился в ее белые трусики и отправил их по ногам вниз.

Маша прикрылась руками и отвела глаза в сторону.

— Пуговицы тебе не одолеть, — пробормотала она. — Сдавайся.

— Не забегай вперед, — я толкнул ее плечом к дивану. — Стоя не получится, ложись.

— Я без трусов! — ужаснулась художница.

— У меня руки закованы, — резонно заметил я, — тебе ничего не грозит. Ложись. Погаси свет, если стесняешься.

Я стояла в нерешительности, лихорадочно размышляя, чем очередная его затея может закончиться. Но скованные руки Андрея меня успокоили. Страх рассеялся, и я кивнула, погасив свет.

— Если мне не понравится что-то, столкну тебя с кровати, — предупредила я на всякий случай.

— Я давно понял, что ты садистка, можно не напоминать об этом, — откликнулся он со смехом, присев на краешек дивана. — Решайся, у меня руки затекли. Черт, не понимаю, как люди в этих кандалах сутками находятся.

— Поймешь, — назидательно сказала я. — Потому что ничего у тебя не получится, и всю ночь будешь спать в них. Мы поспорили, не забыл? Руки у тебя загребущие.

— Тебе надо на зоне работать. Надзирателем. — пошутил Андрей. — Ладно.

Выключив свет, я легла, он сидел в темноте и не двигался, о чем-то думая.

— Ну что, сдаешься? — насмешливо спросила я, мысленно празднуя победу.

— Нет, — он с трудом устроился рядом и задышал мне в висок. — Думаю. Я привык планировать свои действия.

— Зубами пуговицы не одолеть, если ты не волшебник, — рассмеялась я, размышляя о том, что мне почему-то хорошо с ним. Совсем не страшно и весело.

— Не отвлекай тогда, я попробую, — он приподнялся над надо мной и начал копаться губами и зубами в области груди.

— Щекотно, — засмеялась я. — Вот уж не думала, что кто-то будет ночью жевать мою пижаму и грызть на ней пуговицы. Ты намочил ее своими слюнями! — стала я хохотать.

— Одна пуговица готова, — спокойно сказал Андрей, придвинувшись поближе. — Сбоку неудобно. Надо поменять положение, — с этими словами он влез между моих ног и упал на грудь.

Я напряглась, испуганно сжавшись.

— Мы так не договаривались, — попыталась вылезти из под него. — Ты тяжелый.

— Не толкайся, руки болят, капут! — попросил он. — Потерпи немного. Спор есть спор. Чего боишься, я полностью в твоей власти.

— Ну ладно, — сдалась я, вздохнув. — Побыстрее только. Всю мокрое, противно, — пробормотала, пытаясь расслабиться, ощущая мужское тело над собой.

Ситуация была странной, смешной и нелепой. Меня охватили непонятные ощущения — растерянности и волнения одновременно. Страх не давал расслабиться, а какое-то потаенное желание толкало подчиняться ему и не сопротивляться.

— Все! — выдохнул он, уткнувшись носом в мой живот. — Последняя. Снимай пижаму.

— Я бы ее и итак сняла, она слюнявая, — улыбнулась я, — Слезь с меня.

— Не хочу, — он прижался ко мне и смотрел прямо в глаза. — Ты такая теплая и мягкая. Как подушка.

— Сам ты подушка! — я отпихнула его, стараясь скрыть, насколько он меня возбуждает своими действиями. — Твоя взяла, снимаю.

— И наручники, включи свет, — попросил он. — Руки болят.

Я включила торшер у дивана и посмотрела на свою одежду. Не выдержав, стала снова смеяться. Андрей оглянулся и улыбнулся.

— Что поделаешь, после таких манипуляций сухой она никак не могла остаться.

Я вытащила ключи и освободила его руки. Он облегченно потряс ими, растирая запястье.

— Это в первый и последний раз я в них влез, — кивнул он на кандалы, подмигнув мне. — Чего не сделаешь ради такой красавицы.

— Ради красавицы? — с иронией уточнила я. — Говори уж правду, ради того, чтобы переспать с красавицей.

— Так я это и имел ввиду, — не стал он отпираться, снимая с себя пижаму и ухмыляясь.

— Без расписки? — затаив дыхание, спросила я.

Андрей не ответил. Встав, он решительно усадил меня на свои колени и начал стаскивать пижаму.

— Любовь расписка не обеспечит, — он бросил мокрую одежду на пол и поцеловал меня в губы.

— Не страшно? — для чего-то спросил, отодвинувшись.

— Не знаю, — мой неуверенный голос дрожал от возбуждения, а под ложечкой тянуло так, будто я смотрю какой-то триллер со своим участием. — Немного.

— Если боишься, ничего не будет, ложимся спать.

— Боюсь, — честно сказала я. — Не могу объяснить свой страх.

— И не нужно, — он потянулся и выключил свет, потом обнял меня сзади, уткнувшись в шею. — Ты должна ко мне привыкнуть. Спать будем вместе, без одежды до тех пор, пока это произойдет. А потом продолжим. Согласна?

— Хорошо, — прошептала я, облизывая губы и пытаясь опять отодвинуться.

— Куда намылилась? — рассмеялся он, не отпуская меня. — А как ты с мужем спать будешь? В скафандре и на другой кровати?

Я повернулась, уткнувшись носом в его шею, вдыхая тепло и хвойный запах мужской туалетной воды. Он крепко обнял меня, и эти объятия как будто укрыли от всех бед и напастей, обещая защиту до конца жизни. Мне так захотелось поверить в то, что я ему небезразлична. И что возится он со мной не ради одной ночи. Андрей затих, а я таяла от невероятной нежности, всем свои существом растворяясь в его заботе и доброте. Вспомнила Пашу, упреки и жалобы на мою холодность и фригидность. Он не хотел ждать, только требовал, и я не смогла. Было страшно и грустно. Но с Андреем в эту секунду я чувствовала себя как с родным человеком. А что будет дальше, думать не хотелось.

Утром нас разбудил настойчивый звонок в дверь. Он открыл глаза, взглянув на часы, улыбнулся мне и чмокнул в нос.

— Привет, редиска, Как спалось?

— Хорошо, — я дотронулась до его губ. — Ты очень добрый.

— Неужели? — с иронией спросил он. — Кого нелегкая принесла в такую рань?

Лежи, я сейчас.

Он надел халат и поплелся открывать дверь, а я зарылась в теплое одеяло и блаженно улыбнулась. Как все-таки хорошо, что я его встретила.

В прихожей послышались шум, а потом крики. Вздрогнув, я прислушалась.

Неожиданно дверь распахнулась и в комнату влетел мой отец. Он был в ярости и ругался матом.

Я открыл дверь и не успел сориентироваться. Отец Маши ворвался, отпихнув меня в сторону, и закричал на всю квартиру:

— Маша! Доча! Господи!

Он бегал по комнатам, как угорелый, и был похож на человека, потерявшего рассудок. Пока я пытался понять, что делать, ворвался в комнату и стал там ругаться матом.

— Почему ты не сказала ничего!? — он сжал кулаки, с ужасом рассматривая ее на кровати.

Маша, позеленев от страха, спряталась под одеяло, высунув оттуда нос и пару глаз.

— Одевайся сейчас же! — воскликнул он, подбегая к ней и пытаясь найти ее вещи. — Надо было сказать нам, что ты должна много денег! Господи, какой позор!

— Здравствуйте, — наконец-то я решил заявить о своем присутствии. Меня он в упор не замечал.