Блондинки не сдаются

— Щекотно, — смеялась Маша, пытаясь лежать неподвижно. — Н-Эверест готов, — я с сожалением закрутил колпачок крема и вытер руки салфеткой.

— У тебя нежные пальцы, — Маша расстроенно вздохнула. — Здорово получается.

— Если понравилось, можем перейти с серьезным упражнениям — в вертикальном и горизонтальном положениях.

— Давай своего Пусю, — ушла она от моего предложения, подперев руками голову. — Посмотрим, на что он способен.

— Лежи смирно, — я положил тортилу на ее ногу и почти не помогал ему скользить по атласной коже, которая от крема блестела шелковыми переливами. Черепаха постоянно сваливалась с Маши или падала между ног, вызывая у нее приступы детского смеха.

Она перестала стесняться своей наготы и с удовольствием пришпоривала Пузю колкостями.

— Какой хозяин, такой и скакун.

— Он просто обстоятельный, — защищал я его медлительность. — Но упрямый и храбрый. Движется к цели, невзирая на препятствия.

В конце-концов тортила уткнулась в ее грудь и замерла, спрятав голову в панцирь.

— Не скреби ею по груди, будто я кастрюля с супом.

— Надо придать ему ускорение, — потеряв терпение, я толкнул черепаху так, что она не побежала, а полетела в сторону заветной цели. — Добрался, ура! Сколько там времени?

— 10 минут, 20 секунд. — Маша показала мне язык. — Тормоз ты и твой жокей. Я с Люсей выиграла!

— Принимается, — легко согласился я, отправляя тортил в аквариум и кинул им корм. — Честно заслужили дополнительную опцию еды.

— Черт! — вскочила Маша. — А чебуреки! А тесто! И я еще не работала! Ведь купила все — краски, холст, кисточки!

— Про кухню забудь, работай, сам ужин приготовлю. Долг уменьшается до 250 тысяч, как мы и договаривались

— Круто! — Маша вскочила и подпрыгнула на месте, хлопая в ладоши от радости. — Ты стал таким добрым, что мне хочется расцеловать тебя! — искренне выдала она.

— От такого предложения отказаться нереально, — я обнял ее, и пока она не опомнилась, наградил поцелуем. Ну а когда Маша опомнилась, то стала бороться со меня, но как-то вяло, и схватив свои вещи, убежала в ванную.

— Куда ты так быстро рванула? — спросил я, подбирая ее футболку с ковра. — Чудо пугливое.

Подойдя к ванной, намотал футболку на ручку и постучал костяшками по двери.

— Одежду повесил, иду жарить яичницу на кухню.

Тесто вытекло из кастрюли на стол. Я затолкал его кое-как обратно, измазавшись мукой, облизал пальцы и полез в холодильник.

Маша подошла незаметно и пнула ногой.

— Черт, за что? — я потер рукой задницу.

— За то, что делаешь это без разрешения, — спокойно сказала она.

— Сама предложила, — не растерялся я, придвигаясь к ней поближе. — Можно тебя поцеловать?

— Нельзя! — отрезала она, отодвигая меня. — Где твои яйца? Я помогу.

— Мои или куриные? — я усмехнулся и поймал ее за руку. — Садись и смотри, как я буду готовить.

— Доширак? — поддела меня Маша, но повиновалась и упала на стул.

— Помидоры с яичницей, луком, сыром и зеленью.

— Только побыстрее, а то у меня уже слюнки текут. А где тесто? — удивилась она.

— Засунул в холодильник.

— Какой ты молодец, — щелкнула художница языком. -

Мы были так голодны, что накинулись на еду и молча поужинали.

— Брось посуду, иди работать, — остановил я ее попытки убрать все со стола.

— А как же быть с обязанностями кухарки, зарплату ведь выдали? — виновато потупилась она.

— Другую работу придумаю, — усмехнулся я. — Расслабиться не получится.

— Полы мыть? — предположила Маша, наливая чай нам обоим.

— Это скучно. Будешь развлекать меня перед сном.

Ее лицо тут же вытянулось и помрачнело.

— Я могу стукнуть тебя еще раз, — угрожающе процедила она, насупившись как воробей.

— Брысь отсюда, пока я тебе сам не наподдал, — с грозным лицом я двинулся в ее сторону: слабо пискнув, Маша убежала в гостиную, проклиная мою упертость и озабоченность.

Помыв посуду и зевая, я отправился работать: фотографировал минералы, обрабатывал их, пока не понял, что глаза засыпало песком. Посмотрел на груду самоцветов у себя под ногами и махнул рукой. Завтра доделаю.

Она установила мольберт в углу комнаты, разложив на полочке краски, какие-то баночки, тряпки, кисти и карандаши.

Холст был натянут и уже манил наброском: едва различимые очертания женской фигуры тонули в сумраке спальни.

— Интересно, — я прошелся рядом с картиной, всматриваясь в едва заметные мазки.

— Это эскиз карандашом, я его еще не закончила, — Маша сидела на диване с учебником. — Дело идет медленно, потому что ты меня постоянно отвлекаешь на ерунду.

— Тебе не понравились черепахи? — спросил я, поглаживая подбородок.

— Они прекрасны, когда сидят в аквариуме, — ехидно заметила она.

— Дальше тоже собираюсь отвлекать, — я был невозмутим. — Пришел требовать компот и добавку. Чебуреков-то не было.

— Какой же ты беспокойный и неугомонный, — она с удивлением воззарилась на меня. — Что я должна делать? Опять раздеться или помыться с тобой в ванной?

— У меня есть идея получше, — сказал я и вытащил из-за пазухи наручники.

Маша побледнела и выронила книжку из рук.

— Господи, ты больной, — прошептала она, не на шутку испугавшись.

— Они не для тебя, — успокоил я и бросил ей ключ. — Наденешь на меня. Если я без помощи рук снимаю с тебя одежду, мы спим вместе без всего.

Она повертела ключ в руках, посмотрела на свою пижаму и лукаво улыбнулась.

— Договорились, но при одном условии, — сделала она паузу.

— Согласен на любые, — храбро перебил ее я.

— Если у тебя не получится, ты будешь спать со мной в наручниках, — рассмеялась она.

— Вот черт, — я почесал голову и взглянул на ее довольное лицо. — Условия как в плену у фашистов.

— Струсил? — насмешливо спросила она, грызя кончик шариковой ручки.

— Пообещай сдержать слово, — спокойно предложил я и подмигнул ей. — Если сама не трусиха.

— Обещаю.

— И я обещаю.

Я подошел к ней и вытянул руки вперед.

— Ишь, ты какой, это совсем легко, — отодвинулась Маша. — Заводи их назад.

— Садистка, — улыбнулся я, но послушался я.

— Я изучила твои манипуляции, — погрозила она мне пальчиком. — Меня не проведешь.

Железки легки на кисть стальной хваткой и щелкнули замком, я услышал смех.

— Попался, который кусался? — Маша спрятала ключи в карман пижамы. — Теперь ты у меня попляшешь, — с этими словами она ринулась щекотать меня под мышками.

— Погоди, черт, не надо, — я бегал от нее по комнате, пытаясь увернуться, но сделать это было сложно. Запрыгнул на диван, она ухватила меня за полу пижамы и дернула вниз, набрасываясь сверху и мучая щекоткой.

— Все, ты выиграла, прекрати! — взмолился я, когда вдруг понял, что она почти лежит на мне и смотрит прямо в глаза.

— Я тебе нравлюсь, — спросила Маша неожиданно.

Я чувствовал, как колотится ее маленькое сердечко, бухая в груди, Тепло ее тела и маленькие груди уперлись в меня, вызывая сильное возбуждение.

— Так нравишься, что подумываю сбагрить тебя в Арабские Эмираты. Пока не понял, за сколько продать, — пошутил я.

— Значит, нет, — обиделась она, сползая с меня и надувшись, как маленький ребенок.

— К чему этот допрос с пристрастием? — прищурился я.

— Ты хочешь переспать со мной, а что потом? — не унималась художница, продолжая заваливать меня вопросами.

— Суп с котом и красной редькой, — поддел ее я.

— Отвечай серьезно! — громко потребовала она.

— Потом ты забеременеешь, — я был сама серьезность. — Тройней. По-другому никак. Только оптом раздаю свои клетки вселенной. И станешь многодетной мамой одиночкой, бегая за мной по всей Москве и требуя уплаты алиментов.

— Грустная история, особенно если учесть твою жадность. Ни гроша ведь не дашь, — Маша подхватила мою игру, стараясь скрыть, насколько расстроена ответами.

— Твоя правда. Чтобы не расставаться со своими деньгами, придется на тебе жениться, а детей сдам в детский дом. Они такие шумные и неугомонные, и еще много едят. А еще я читал, что после детей мужчина начинает стареть в два раза быстрее, чем женщина. Вот черт, давай вместе уйдем в монастырь? Лысыми.