Безымянные слуги

Помимо ужаса, хватало и других странных эффектов — то тянуло в сон, то накатывала бесшабашная радость и жажда действий, то налетала очередная стая изменённых зверей. Мимо проплывали деревушки, скрытые клочками тумана. И хотя никого в этих опустевших деревнях видно не было, создавалось ощущение, что за нами наблюдают — и далеко не все эти взгляды были безразличными. В воздухе отчётливо пахло злостью и раздражением. И злились тут на нас — на тех, кто осмелился вступить под своды густых туч и упрямо шёл сквозь изменённые земли.

Когда на горизонте появилась светлая полоска неба — приободрились все. Даже обозники стали чаще понукать кавалей, и армия начала перемещаться быстрее. Эта спешка и стала причиной того, что последняя атака изменённых земель не прошла впустую. Впрочем, даже будь мы к ней готовы — наверно, ничего бы изменить не удалось. Туманные клочья, дрейфовавшие по воле слабых порывов ветра, неожиданно собрались в плотные шары и выстрелили по войску. Тот, в кого попадал шар — исчезал. Прежде чем шар попал в меня, я насчитал под сотню исчезнувших бойцов.

А потом мир передо мной мигнул, и только крик «Шрам!» ещё стоял в ушах, когда исчезло и войско, и обоз, и светлая полоса. Я стоял на дороге, мертвенно-бледной в тусклом свете, пробивавшемся из-за туч. Дорога шла между двух засеянных полей, поднимаясь на пригорок, где виднелись крыши деревенских изб. Не знаю, что было высажено на полях до изменения, но теперь с одной стороны росли толстые красноватые стебли, увенчанные розочками соцветий, а с другой — бледные побеги, покрытые синеватыми шипами. Свернуть было некуда, да и незачем, а куда идти — не ясно. Я стоял, сжимая в руках копьё, и оглядывался.

Страшнее всего было сделать первый шаг. Медленный, осторожный. Казалось, стоит хрустнуть под моей ногой хотя бы веточке, и вокруг меня разверзнется бездна. Сердце колотилось с такой скоростью, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди, а я не мог его унять. Руки дрожали, ноги подгибались, и, лишь пройдя первые десять шагов, я начал успокаиваться. Вопросы вертелись в моей голове, но не было ни одного ответа. Понятно, что в меня попал туманный шар, и там — я исчез. А появился здесь. Почему и зачем? Что теперь делать? Всё это было тайной для меня.

Оставалось только идти вперёд. Куда бы я сейчас ни пошёл — везде будет «не туда». Когда мне удалось успокоиться, я смог и более трезво мыслить. И первым делом оглянулся назад. За моей спиной во всём своем ужасном великолепии стоял Линг. Нет, я не начал свой путь от его стен, до города оставалось несколько переходов. И стоял я на том самом пригорке, с которого совсем ещё недавно спускаласьармия ааори и нори, возвращаясь из Пущи, чтобы провести ночь под стенами города. Но если тогда светило солнце и по его улицам ходили люди, то теперь Линг был грязен, пуст и тих. Рассмотреть подробности я не мог, но было отлично видно, что город брали штурмом, и бой был не из лёгких. Часть башен и стен была разрушена или сияла огромными чёрными провалами, ворота были выбиты, а многие здания пострадали от пожаров.

Тонкая полоска реки не отражала небо. Теперь она была наполнена тьмой и будто даже затягивала свет. Хутора и поселки в пригородах — те, что мне удавалось рассмотреть — казались пустыми и брошенными. Я вновь перевёл свой взгляд на селение, к которому вела меня дорога, и вздрогнул. По полю с красными стеблями почти неслышно шел мужчина в одной набедренной повязке. Он шел по прямой, не сворачивая, не изменяя скорости, а с земли по нему били тонкие красноватые стебли, нанося болезненные уколы. Он морщился, плакал, сжимал губы, вздрагивал — но продолжал идти. Вот он прошел мимо меня, дошел до конца поля, развернулся и почти вдоль дороги начал возвращаться. Там, где он уже прошел, стебли наливались краснотой, начинали влажно поблескивать, распрямляться.

Когда расстояние до мужчины увеличилось шагов до пятидесяти, я не выдержал и пошёл следом, но по дороге. Мужчина явно направлялся к селению на пригорке, и я решил последовать за ним. Раз он плачет и испытывает боль, то с ним еще можно говорить. Вот только почему он шёл по полю, напитывая каплями своей крови проклятый урожай? Получить ответы у меня не получилось — незнакомец до селения не дошел. Он упал, поднялся и двинулся дальше, но смог пройти лишь несколько шагов, когда ноги его подогнулись, и тело опустилось в измененную траву. Побеги склонили свои соцветия над погибшим, посыпая его пыльцой, а потом распрямились. На месте мужчины образовался кокон из тех шевелящихся красных стеблей, что били его, пока он шёл по полю.

Я вздрогнул и остановился. Первым желанием было помочь несчастному, но судя по цвету оплетавших его стеблей — помогать там было уже некому. Постояв, я помотал головой и двинулся дальше. Несколько раз мимо проплывали клочья знакомого тумана, один раз вдалеке пробежала стая изменённых животных. Но к дороге они не пошли, а я не останавливался и не пытался спрятаться. Что толку, рассудил я, находясь в центре этой проклятой земли? Безопасных мест здесь нет, только проклятая дорога.

Когда я вошел в селение, тишину впервые прорезали звуки — там, в самом центре, раздавался какой-то шёпот. Дома хоть и казались заброшенными, но то тут, то там мне попадались следы недавнего пребывания людей. Улица селения изгибалась, и чтобы понять, что за шёпот я слышу — мне пришлось пройти ещё пару сотен шагов, преодолев поворот. За ним раскинулась маленькая сельская площадь с колодцем в середине.

На колодце восседала невероятная, невозможная в своей уродливости тварь — она как будто была составлена из окровавленных кусков мяса, но смогла сохранить пропорции человека. У твари были и руки, и ноги, и даже голова — но она была пуста. Глаза, большие и белесые, располагались прямо на груди, а рта не было вовсе. Тварь была огромна, вдвое больше человека, толще и массивнее. Вокруг на коленях стояли люди — в основном, молодые мужчины и женщины. Ни стариков, ни детей в толпе не было. На мужчинах были одни набедренные повязки, а на женщинах — длинные рубахи до колен. Люди стояли и шептали что-то себе под нос, опустив головы. И вдруг я понял, что мне надо просто пройти дальше. Еще чуть-чуть, туда — на окраину села. Пройти, выйти, и, возможно, что-то изменится. Главное — не сходить с дороги и не пытаться что-то поменять.

Я готов был отмахнуться от этой уверенности, готов был свернуть с дороги в сторону, но мелькающие перед глазами искры оказались слишком сильным свидетельством того, что моя уверенность — не пустой звук. Шаг, ещё шаг. По самому краю дороги, по самому краю площади, обходя и людей, и жуткую тварь вдоль заборов домов — туда, где я видел спасение.

«Когда на поле гибнет муж — отвечает жена», — раздался голос прямо у меня в голове. Я вздрогнул, но содрогнулись и люди на площади.

— Нет… нет…

Это шептала одна из женщин. Она медленно поднялась с колен и попятилась. Я успел пройти четверть окружности — и чтобы посмотреть на нее, мне пришлось обернуться. Ее лицо напоминало восковую маску, под глазами — темные круги. Но даже сейчас женщина была красива — с правильными чертами лица, ровным носом. Вот только её взгляд был наполнен ужасом и болью, страхом и отчаянием.

«Подойди!».

— Нет…

Женщина продолжала пятиться, и тварь на колодце пошевелилась. Белесые глаза обратились на женщину, и голос её отдавался болью в моей голове.

«Клятва была принесена! Ты клялась добровольно! Подойди!».

Женщина все еще причитала, все еще пыталась пятиться, но её тело перестало слушаться. Ноги дергано делали шаг за шагом, приближая ее к твари.

«Ты станешь мной — а я тобой! Разоблачись!».

Женщина корчилась, пытаясь остановить себя, но руки сами стянули рубаху — и та упала белым комком на землю. Обнаженная женщина продолжала рваться прочь от неведомой твари, но неизвестная клятва держала её лучше любых оков. Я был бы и рад отвести взгляд, но просто не мог.

«Слейся со мной! Стань частью и целым!».

Женщина застыла и сделала первый шаг по направлению к уродливой твари, а ей навстречу выдвинулись острые костяные шипы. Еще один шаг, и она уперлась в острия. Я видел, как она пыталась вырваться и убежать, как содрогалась всем телом, как подгибались ее ноги, а из глаз лились слезы по перекосившемуся от ужаса лицу. Но она была слишком слаба. Еще один шажок, буквально движение — и острия протыкают кожу на груди, вдавливаясь в слабую плоть. Женщина закричала…