Безымянные слуги

Безымянные слуги

Пролог

Как меня зовут, и что такое имя? Я не помню… Ничего не помню. Но умею говорить. Или только думаю, что умею? Передо мной стоит человек в длинном балахоне и с интересом разглядывает мое лицо. Я знаю, что на нём именно балахон. И знаю, что это именно человек. Я даже понимаю, что у него волосы седые и бородка есть. А там, на полу, лежит красивая девушка. Я понимаю, что это девушка и что она красивая… На вид — совсем ещё девочка. А ещё она лысая — абсолютно лысая. И голая… И мертвая… Потому что лежит на спине, раскинув руки. Глаза широко открыты, и в груди — рана, из которой натекло много крови.

— Как тебя зовут? — спрашивает седой человек.

Я честно пытаюсь вспомнить, но не могу. А ещё постоянно кошусь на мертвую девушку.

— Я не знаю…

— Это правильный ответ, — мужчина перехватывает мой взгляд. — А вот она назвала имя. Но вы — безымянные и нерожденные. Вам имя не положено. Кто ты?

— Человек, наверно, — с сомнением отвечаю я, снова покосившись на девушку. Жаль, что она мёртвая, потому что красивая. Не знаю, почему я считаю, что красивые девушки не должны быть мёртвыми.

— Не косись, — мужчина цепко ухватил меня за подбородок и заставил повернуться к нему. — Жить или умереть тебе, решалось на первом вопросе. Так ты — человек?

— Человек… — должно быть что-то, что помогло бы увидеть мое отражение. Что такое отражение? Это мое изображение на какой-то гладкой поверхности. Это воспоминание даже мелькает где-то глубоко в сознании, но я почему-то уверен — вспоминать нельзя. Скашиваю глаза на девушку, чтобы блик воспоминания не промелькнул в них. Я почти уверен, что в глазах это отражается. Но, поразившись своей смелости, немедленно возвращаю взгляд.

— Хорошо, а сколько тебе лет? — седой смотрит внимательно. Не могу понять, раскусил он меня или нет.

— Я не знаю, — честно отвечаю я.

— Хорошо, — кивает седой. — И последний вопрос: где ты?

— Я не знаю… — совсем тихо говорю я.

Он смотрит так, будто собирается взглядом меня проткнуть. Впрочем, я и ожидаю, что сейчас мне проткнут грудь, как той девушке.

— Отлично, — седой кивает куда-то в сторону. — Тащите его в тельную.

Меня подхватывают под руки и тащат. Мне кажется, что я должен помочь, шевелить ногами, но ноги — не шевелятся. Или я пытаюсь шевелить не ногами. Зрение мутное настолько, что всё как в тумане. Те, кто тащит меня, выпали из фокуса… Наверно, фокуса… Ведь так называется пятачок, где я хоть что-то вижу? Но я, наверно, не скажу этого. И что вспомнил про зеркало — не скажу. Девушка на полу всё ещё стоит перед глазами. Как её звали?

Меня бросают, и я падаю на холодную поверхность. С двух сторон что-то мягкое и теплое. Я пытаюсь оглядеться и понимаю, что лежу тут не один. Тут множество молоденьких девушек и парней. Тела лишены волос и блестят от какой-то влаги. С усилием я поднимаю руку и провожу по себе. Я тоже лысый и весь в такой же слизи. Сил больше ни на что не остается, и я закрываю глаза. Я хочу спать.

Часть 1. Глава 1

Безымянные — это мы: я, Подруга, Приятель и Дружище. И все остальные, с кем я не знаком. Я — Друг. Но это не имя, а обозначение для своих. Таких друзей тут много. И подруг много, и приятелей, и дружищ, и слабаков, и засранцев. Все получили прозвища во время учебы. Сложно совсем без имен. Но мы недостойны даже номера. Мы — нерожденные и безымянные. И для всего мира мы ещё не родились. Имя нам — «Эй ты!» и никак иначе. Слышишь, что кого-то зовут — оборачиваешься на голос. Если зовут тебя — идёшь узнавать, что понадобилось.

Мы живем в сумрачной пещере, где только мы и наши учителя. Нас кормят впроголодь, нам дают спать совсем немного, нас каждый день погружают с головой в «жгучую слизь», после которой кожа чешется и болит. От слизи у нас не растут волосы. Никакие не растут. Я знаю, потому что одежду нам выдали совсем недавно. А раньше не выдавали вообще — мы же ещё не родились. Мы — нерождённые. Нам так часто повторяют это, что никем другим мы себя и не считаем. Но я видел, как люди старались прикрыть срам. И знаю, что все они помнят, что у человека должна быть одежда. Ну или почти все…

Всё оставшееся после сна и еды время нас заставляют заниматься. У учителей есть имена. Мастер Эовар — седобородый старик, вечно недовольный. За каждую провинность наказывает. Мастер Нарани — высокий и поджарый, с колючими глазами и жесткими руками. Многие уже испытали на себе их жесткость. А ещё есть мастер Плок, он — добрый. Он не наказывает. Но говорит, что нерадивых накажет Порка.

Мастер Эовар заставляет нас зубрить устав ааори. Ааори — это те, кем мы станем после Порки. Порка — это наше рождение. Порка — это билет во взрослую жизнь. Но во время Порки многие погибнут. Во всяком случае, так говорит мастер Эовар. Все безымянные ненавидят его всей душой, а душа у нас есть. Потому что есть бездушные, которых мудрецы зовут — не-мёртвые. Но нам про них только упомянули. Мастер Эовар сказал, что про них рассказывают ааори. А нам рассказывали про не-живых. Потому что во время Порки мы встретимся с ними.

Но вообще-то в словах мастера Эовара много интересного. Он рассказывает иногда про небо, про солнце, про город на границе мира людей. Здесь, в пещере, легко забыть о том, что где-то есть небо и солнце. Но там, в глубине памяти, скрываясь и таясь, живут воспоминания о них. А ещё мастер рассказывает про ааори и про то, как они могут стать нори. Но больше про ааори. Про то, как надо обращаться к аори, рожденным, как вести себя с мастерами, как относиться к ааори, получившим номер — номерным. Как выказывать уважение или неуважение. Это всё безумно интересно… и неправильно. Мне так кажется. Я не знаю, почему.

Мастер Нарани учит нас обращаться с колом. Длинная деревяшка с заострённым концом — вот и всё наше оружие. С ним мы начинаем свою жизнь.

— Вы пыль, — мастер Нарани не смотрит на нас. Он смотрит в стену напротив, обращаясь к пустоте, которой нас и считает. — Пыли недоступны подлые луки и дротики, пыли недоступны благородные мечи и топоры сильных, пыли не положено даже копьё. Но если кто-то из вас дойдёт до Порки — он получит своё первое копьё. Но пока у вас есть кол, и этим колом вы должны превратить свои чурбаны в решето!

Мастер Нарани считает, что учить нас изощрённым приемам боя не нужно. Он заставляет нас колоть чурбаны. У каждого безымянного свой чурбан. Путать — нельзя. Как бы ни пытался мастер Нарани изображать презрение и отводить глаза, но он лучше каждого из нас помнит, кому какой чурбан принадлежит. С первого урока, с первого удара он запомнил каждого из нас. Это заставляет нас восхищаться этим человеком. Но он суров, и это узнали на себе те, кто посмел перепутать чурбан на второй день. Одни перепутали по глупости, другие — из врожденной хитрости, но все они после занятия еле передвигали ногами. Мастер лично вызвал каждого в круг, посыпанный песком — каждый получил тупой шест, и каждый не смог продержаться в круге на ногах больше трёх ударов сердца. За это время мастер Нарани успевал сделать два выпада и один размашистый удар уже по лежачему.

— Каждый из вас думает, что хитёр, быстр и силён, — сказал Нарани, собрав нас после этого показательного избиения. — Каждый из вас считает себя кем-то… Но вы — пыль! И если кому-то из вас суждено заслужить имя, то произойдет это ещё нескоро. Вы будете помнить всё, что необходимо для того, чтобы стать ааори. А кто не запомнит — не доживёт и до Порки.

Мастер Нарани часто говорит через губу, будто бы сплёвывая каждую букву. Его все боятся до дрожи в коленках, но ни разу он не опустился до чрезмерных наказаний, а мы — до чрезмерных проступков. Даже когда двое безымянных — парень и девушка — попытались уединиться ночью в темном коридоре и были пойманы, он был единственным, кто выступал против казни. Двое других мастеров решили иначе. Тогда к нам в пещеры спустились два воина и забили парочку до смерти перед строем.