Нечисть

- Да уж не молоденькая, и чутье не то.

- Вот и дари тебе после этого. Ну на вкус повспоминай!

- Не-ет, не вспомню. Это ты у нас, Силыч, не хуже ведмедя в меду-то разбираешься. Еще кружечку?

- А-бизательна! Хорош медок! Я тебе больше скажу: со времен Петра Ивановча Прокоповича, императора пчелиного, земля ему пухом, с липовых урожаев от его Сиама -- ох и сильная была семья

- не пробовал я такого меду. Может, подогреть?

- Да только что кипел. И заварка горяча. Пей, Петр Силыч, пей на доброе здоровье.

Наконец, после десятой, наверное, кружки, поллитра вместимостью, Петр Силыч обтер платком свекольно-красное лицо, протяжно, на всю избу рыгнул, ухватил большими пальцами подтяжки, оттянул повыше и довольный, щелкнул ими по гладкому пузу.

- Вот это я понимаю, чай! А то в городе видишь - "Чайная" - написано. Зайдешь, а там не чай, а моча сиротки Хаси. Да-а! Как моча - желтенький такой, из пакетика.

- Тьфу на тебя, Силыч, за столом-то бы постеснялся!

- А они - стесняются? И дорого-то как! Ну, чем такой чай - так водки-то и выпьешь... Да с расстройства еще и на еще... А шел, слышь Федоровна чайку попить. Вот так оно и бывает с нашим братом.

- Так ведь город здесь не при чем, это такой норов у вашего брата, пьяницы. И в деревне зальет шары эдакий брат и колобродит... До Октяпьской революции надо было в чайные-то ходить, за чаем-то.

- Ай, там все едино: что тогда, что сейчас... Кстати, как у них в городе, у Лены с Лешкой, что пишут?

- Лешка - шалопай, редко когда открытку пришлет, а Лена раз в месяц обязательно, как часы. Ну что

- денег им хватает, Лешка в последний класс пошел, уже кол успел схватить по литературе...

-- А кол за что? Он ведь хуже двойки, кол-то?

-- Лена пишет, за хулиганство: сочинение в рифму все исписал. Денег им хватает, я уже сказала...

Дорого все стало, как Кириенка издал указ, так все и подорожало. Что там, то и у нас. А так - живут нормально, все тихо у них. Дак ведь Чет, небось, докладывает тебе?

- Докладывает... Жди больше. На городских нынче где сядешь, там и слезешь... Знаю только, что да, вроде, тихо всюду... -- Петр Силыч заворочался.

- Ладно, до вечера еще далеко, пойти снасти перебрать... Да надо еще винца взять сладенького, да конфекток...

-- Ох, Силыч, старый ты кобель, прости за выражение, опять, значит, к Аньке Елымовой на ночь глядя красться будешь? Ну не позорил бы молодуху, ведь вся деревня смеется над ней, а больше над тобой.

- А что смеются? А кто вдовицу утешит? Пушкин, который тоже все в рифму? Ох, попадутся мне те смехуны под пьяный коготь... Я... О-ох... Ы-ы!...

-- Ты чего, подавился никак, Пе... -- Петр Силыч махнул рукой досадливо, вскочил вдруг, как ошпаренный, ухватил обеими руками огромное брюхо, понес его из-за стола на открытое пространство, с размаху шлепнулся широким задом на половицы, подогнул под себя ноги хитрым кренделем и раскинул руки - в стороны и вниз. Ирина Федоровна замерла, где стояла: колдун "чует", внимает магическим потокам, иной раз чуть слышным, но видать очень важным - ничем и никак мешать нельзя. Кот Васька забился под кровать и ни звука, пока дядя Петя в доме. Самовар выключен, радио тоже - ничто не должно сбивать мысль колдуна... Ведьма очень аккуратно набросила на дом оборонное заклинание, в таком состоянии Петр Силыч почти беззащитен, а мало ли что... На время его "постига", быть ей сторожем, ведьма стоит у стенки, глаза прикрыты, чтобы лучше ощущать...

-- Ох, старость не в радость... Очнись, Федоровна... Все уже...

-- Что это ты сияешь белым сахаром? Или узнал что хорошее? Давай, подняться помогу...

-- Не треба, сам встану. Ставь-ка сызнова самовар... Отменяется на сегодня Анка, и сети - устал больно, хоть выжми... Сколько - час уже прошел с четвертью, ого! То-то, думаю, тяжко как...

-- Петр, а Петр?... Да не тяни ты, идол, чего узнал-то? Сейчас закипит, я свежего заварю...

-- Нащупал я гаденыша. Стереглись, стереглись, ан... Он, точно он...

-- Этот? Да ты что? Он ведь нашему Лешке ровесник, рано бы ему...

-- Вот не знаю, может быть досрочно учили какому лиходейству... А только и его, и тех кто рядом был, я желе-езно учуял... Мы -то думали, что его в Москве сберегают, или еще где...

-- Ну... И что?... А он?...

-- А он - недалече. Разумею - в Питере!

- Вот так номер - лег и помер! А как же?...

- А так же! Как раз здесь, возле нашего, его найти труднее всего. Они грамотно сообразили... Да вишь, сротозейничали...

-- Петр, Силыч, Лешка-то... Раз они в Питере хозяйничают, так неровен час - Лешку с Леной разыщут. Из Лены - какой боец?... Опасно... Петр...

-- Это - вряд ли, успокойся. Там никто не хозяйничает, ни они, ни наши. Как раз -- если внимание проявить, суетиться вокруг - легче отыщут. Чет со своими не должны бы ушами хлопать, а и близко крутиться - нельзя.

- Как же не должны, когда этого прохлопали?

- Сказано тебе - место темное, невидное! Да погоди ты!... Подумать надо.

- Думай. Я ли мешаю? А только думка твоя - из-за горы видать. Ты, никак, судьбу обогнуть задумал?

Скажи, Петр Силыч, угадала я? А?

- Да-к... Ну ты ведьма изрядная... Да. - Дядя Петя попытался рассмеяться, но у него не вышло ничего, только прыгнул вверх-вниз кадык по жирной шее, да колыхнулся живот впустую...

-- Не знаю кто так сказал, а меня задело, запомнилось: "Все живое хочет жить". И я хочу. Вот, казалось бы, все изведал, опробовал, все испытал... И смерти, слышь, Федоровна, смерти не боюсь..., а боюсь жизнь утратить. Так привольно сердцу: дышать, любить... Чаи вот с тобою распивать...

"Судьбу обогнуть"... Сие невозможно, так уж определено, что никому невозможно. А все же я попробую. Всего делов - разыскать выродка, пока не вырос, и уничтожить. Его жизнь - наша смерть. И наоборот. И тогда и нам, и людишкам легче заживется... И Лешку убережем...

-- Так ведь и Лешка, когда в силу войдет, постоит за себя. Или нет?

- Откуда я знаю? Должен бы... Ладно, сегодня уж давай не будем никого искать... И не завтра жизнь наша кончается. Поглядим еще на белый свет. Давай, наливай по последней, да пойду домой, да выцежу смородиновой стакан да спать лягу. На сутки, не меньше. А все же час с четвертью! Есть еще силенки! Ну-ка, из молодых кто попробуй!

-- Да могуч, могуч ты у нас! Весь плетень давеча разломал, дискотеку в клубе разогнал, дорога, небось, в глазах двоилась!...