Голодная

По поляне тут и там были раскиданы, расставлены какие-то доски, бочки, стояла старая телега без колес. Дощатые настилы на случай дождя соединяли оба сруба и сарай. Мокрые, почерневшие от времени, доски настила лоснились под дождем. От поляны вдоль речки против течения уходила едва заметная тропа. И если бы не новенький генератор, то вполне можно было подумать, что время остановилось в этом месте еще сто лет назад.

Миша, уткнув карабин в спину Шерил, замер за углом сарая. Настороженно осмотрел поляну, приказал Кудлатому:

— Проверь, да собаку возьми.

Тот, свистнув собаку, осторожно обогнул дом с террасой, подошел к двери. Потянул веревку, с помощью которой отпирался хитроумный внутренний засов, защищающий дом от медведей и росомах, любивших полакомится охотничьими припасами. Приоткрыл чуть-чуть дверь и за ошейник пропихнул собаку внутрь.

— Чужой! Чу его!

Лайка зло залаяла и бросилась в дом. Через пару секунд лай сменился растерянным тявканьем, а потом и вовсе затих. Из проема показалась собака виновато помахивая хвостом. Отпихнув с дороги собаку коленом, Кудлатый выставив ствол карабина перед собой, зашел в дом.

— Здесь никого, — вышел он через минуту.

— В бане посмотри, — приказал ему Миша.

Кудлатый послушно прошел к меньшему дому у реки. Обойдя его вокруг, как и большой, он повторил проверку с собакой.

— Никого.

Продолжая держать Шерил под прицелом, Миша внимательно осмотрел перекошенную дверь сарая. Непотревоженный засов в виде полутораметровой доски плотно лежал в пазах и надежно запирал дверь снаружи. Убедившись, что в сарай проникнуть невозможно, не сдвинув засов, он дернул за собой Шерил, направляясь к бане. Доски настила гулко загремели под его сапогами.

— Заходи, — чернобородый бесцеремонно протолкнул ее в предбанок. Дверь за ней захлопнулась, раздался лязг металлического замка.

Слабый свет струился в предбанок через маленькое окошечко, забранное крепкой решеткой. В тесном помещении вдоль противоположной от двери стены вытянулась лавка под самотканым пестрым ковриком из старых простыней. Стены были увешаны обветшалыми березовыми вениками. Наваленные на полу в беспорядке сосновые чурки мешали свободному проходу. Сухие листья, щепки, куски коры устилали пол, почти скрывая и без того грязные половицы. Шерил приоткрыла маленькую дверь и, пригнув голову, заглянула в баню. Такое же окошечко за решеткой, как и в предбанке, только с грязным стеклом, нехотя пропускало мутный свет. Металлическая печь, обложенная кирпичом, сразу у входа стояла холодной. Полати в двух уровнях, алюминиевые тазики, наполненный пластиковый бочонок для холодной воды. Все старое, закопченное, нечистое.

В бане было холодно, темно и сыро. Шерил вернулась в предбанник, уселась на лавку, скинула единственный промокший ботинок, закутав закоченевшие ноги в куцый коврик. Мокрая одежда неприятно липла к телу. Шерил начала замерзать. Как-то не так представляла она себе возвращение в цивилизацию.

На улице уже смеркалось, когда послышался лязг ключа в замке. Шерил отбросила коврик, обрадовано подалась на встречу в уверенности, что пришел Макс.

— Ты меня, что ли, так ждешь? — в дверях стоял Кудлатый.

Шерил разочарованно вернулась на лавку. Прямо от двери Кудлатый бросил ей спальный мешок. Спальник на лету развернулся, из него вывалились какие-то тряпки. Темной кучей застыли на полу.

— Там одежда тебе сухая, переоденься, а то ночью-то околеешь, — Кудлатый стоял широко расставив ноги, с маслянистым блеском в глазах рассматривая девушку. Она не шевельнулась, переодеваться перед ним она не собиралась.

— Обувь дадите?

— Не-а. Мишаня, сказал, перебьешься. Там носки теплые есть, — кивнул Кудлатый на кучу. — Тебя как звать-то?

— Тебе, что за разница?

— Интересно. Мы, может, тебя у себя оставим, давно у нас девок городских не было. Мы мужики одинокие, нам ласки женской не хватает. Правда, Мишаня любит попышнее, но ни че, откормим, — Кудлатый рассмеялся, подошел к Шерил поближе, протянул руку погладить по щеке. Шерил ударила его по ладони, отшатнулась.

— Ни че, гонор-то мы с тебя живо собьем. Перед хахалем своим, поди, сама ноги раздвигала.

— Не смейте меня трогать. Меня будут искать!

— Кто? Хахаль твой? Так он давно ушел с окрестностей. Мишаня с собакой, след его, вниз по течению потеряли. Уплыл твой дружок, спер лодку и уплыл. Не наша теперь забота. Петровский сам его пусть ищет. А на тебя, как отмашку дадут, так ты наша вся, — мерзко заулыбался Кудлатый, потирая руки.

— Какую отмашку? — переспросила Шерил.

— Да хрен его знает, Петровский не велел тебя пока трогать, может, ты не только ноги раздвигать годишься? — Кудлатый вышел, запер замок.

Обхватив колени руками, Шерил в безнадежном оцепенении уставилась в одну точку. Горечь и обида обручем сдавили грудь. Макс ушел. Бросил ее и ушел. Он кинул ее этим диким мужикам, словно приманку, а сам, ясное дело, уже благополучно выбрался. Шерил горько усмехнулась. Кто она ему? Его жизнь против ее. Он выбрал свою.

Надежды на то, что она дочь важного человека не было. Кому, как не ей, это знать? Никто не станет платить за нее выкуп и собирать поисковые отряды. Значит лесные мужики — это ее удел. Отдаваться им по первому требованию, готовить, обстирывать. Лучше бы сразу разбиться тогда на самолете.