Страница 5 из 8
Ника могла поклясться, что слышит осмысленную речь. Ворон явно был ручным, раз при приближении людей не испугался и не улетел. Она тихо спросила у странной птицы:
– Вы – ворон?
Птица, покачавшись взад-вперед на хвосте, ответила:
– Разве, я не похож? – для убедительности, даже повернув голову в профиль.
Он был точной копией той птицы с картины. Или?..
– Здравствуйте, Ворон, – птица важно наклонила голову в ответ и, ободренная, Ника продолжила, – Вы не могли бы нам подсказать, где мы сейчас находимся?
– Здесь, – с неумолимой логикой ответила птица.
Ника, кивнув, осторожно предположила:
– Мне кажется, что находимся на Земле, несмотря на эту, – она обвела окружающих их пейзаж рукой, – фантасмагорию. Нанотехнологии…
– И много вы таких… несуществующих слов знаете? – в свою очередь заинтересовалась птица. Она посмотрела на Нику то одним, то другим глазом, – Ннна-но? Нанно? Фос-магор?! – переспросил ворон, будто пробуя слова на вкус.
Ворон открыл клюв, чтобы еще что-то спросить, но Художник вдруг выпрямился и молча зашагал к валунам, махнув рукой так, что чуть не сшиб Ворона с каменного насеста.
Ника с удивлением наблюдала за его действиями: наклонившись, он зачерпнул горсть песка и просеял его сквозь пальцы. Ветер, подхватив песочные струи, моментально развеял их. Тогда он пнул ближайший валун, будто проверяя его на прочность. Камень оказался крепким. Художник чертыхнулся и, прихрамывая, добрел до травы. Он ухватился за крайнюю травинку и попытался ее оторвать. С полминуты он боролся с травой, пока не порезал вдруг палец. Тогда он прекратил это странное занятие и вернулся обратно к наблюдавшим за ним Нике и ворону.
– Больно, – пожаловался он Нике. – А ведь все выглядит вполне реалистичным. Текстура, форма, освещение – на высшем уровне. Смотрите, – он указал на висящую в вышине громаду планеты, – даже она вращается, если присмотреться.
Ника и ворон уставились на планету в небе. Она действительно вращалась.
– Не смотрите на нее долго, – посоветовал он Нике, – голова закружится.
Ника отвела рассеянный взгляд от планеты. А Эдгар все стоял, подбоченясь, и хмурил брови:
– Ээээээй! – вдруг неожиданно взревел он. – Хорош прикалываться! Выключайте это все. Молодцы, разыграли. Мы почти поверили.
– Кому это он? – спросил Ворон у Ники.
Ника пожала плечами. Она подумала, что и Художник подозревает какой-то подвох. Ну, действительно, не могли же они вот так просто попасть в неведомый мир, в точности такой, каким он был на картине.
– Где мы? – тихо спросила у Ворона Ника.
– Потомок знает, – многозначительно ответил Ворон, глядя на Художника.
– Какой потомок? – не поняла Ника.
– Потомок самого мастера, – подобострастно закатив глаза, сказал Ворон, – сына нотариуса из Винчи. Я вижу в нем его черты. Он тоже внебрачный сын, он тоже – творец. Его глаза, как окна души охватывают красоту всего мира…
Эдгар, давно прекративший орать в пустоту, подошел в упор к Ворону. Но тот тут же умолк, разглядывая, в свою очередь Художника.
– Вы все продолжаете… беседу? И о чем он Вам говорит?
– Ну, – сбивчиво пересказала ему Ника, – говорит, что Вы – потомок сына какого-то нотариуса из «Вичи».
Эдгар удивленно поднял брови так, что его очки съехали на кончик носа. Пришлось спешно возвращать их на место, пока те не сбежали вовсе.
– Уж если на то пошло, то не «Вичи», а Винчи. Ну, Леонардо да Винчи. Художник такой был знаменитый. Джоконда… и все такое. Ворон считает, что я его потомок? Забавно. У Вас, Ника, галлюцинации, похоже, от температуры?
– Он не потомок? – в свою очередь удивилась птица. – Но ведь он же создал изображение этого места?
Ника кивнула. Ей не очень хотелось продолжать этот странный разговор, когда Художник слышал от ворона только карканье. Может, действительно, у нее жар?
– Все это, действительно, – рассуждал Художник, задумчиво оглядывая окрестности, – похоже на картину, одного из моих миров. Но я не понимаю…
– Чтобы ему понять, достаточно хорошо видеть, – презрительно изрек ворон. – Художник – обладатель всего, что только можно помыслить…
– Прекрати нести чушь! – строго прервала его Ника. – Не хочешь ли ты сказать, что мы попали в картину вот этого, – она обличительно ткнула пальцем в бок Эдгара, – так сказать художника?
– «Так сказать художника»? Ну надо же! – возмутился Эдгар, – она даже в бреду меня оскорбляет, чучело!
Ворон испуганно вспорхнул. Но, быстро поняв, что с чучелом человек погорячился, и угрозы нигде не видно, вернулся на место.
Художник, тем временем, кипятился:
– Ну ok, может быть, у Вас есть теория, как же мы сюда по-Вашему попали? Или, может, спросите у птички?
– Уж нет,– сухо ответил ворон, – об этом нужно спрашивать у той, которая постоянно попадает…
Ника, сконфузившись, отступила на шаг.
– Однако, – не унимался Художник, – неважно, где мы оказались. Главное другое – назад теперь как?
Птица важно ответила:
– Я знаю много, но не знаю еще больше.
Ника выжидающе уставилась на каркающего философа. Однако ворону беседа, похоже, наскучила. Он, взмахнув широкими крыльями, стремительно взмыл и полетел вглубь оазиса.
Когда птица скрылась из вида, Ника пробормотала:
– Да не знает он ни черта…
Эдгар, почему-то, согласно кивнул.
–Надо как-то выбираться. Ты пить не хочешь?
Ника тут же поняла, что действительно, губы у нее пересохли, и она очень хочет пить. В рюкзаке Художника как нельзя кстати оказалась объемистая спортивная бутылка. Формой, как в кулере, только маленькая, на пару литров. Утолив жажду, они приняли решение идти к руинам. Ну, не в пустыню же с зыбучими песками…
Не пройдя и десяти шагов, они с изумлением поняли, что местная трава не такая простая. Она цеплялась за их ноги так, будто пыталась удержать. Каждый новый шаг давался все с большим трудом. Так очень скоро они встали, не в силах пошевелиться. А при попытке сделать шаг назад, трава внезапно разжимала стальные объятья. Но при первом же движении к руинам трава вновь цеплялась, оплетая лодыжки мертвой хваткой. Создавалось впечатление, что, если они не хотят увязнуть в этой травяной мышеловке, остается одно – возвратиться назад к валунам. Положение казалось безвыходным. Бороться за путь к руинам было бессмысленно – они безжизненной грудой высились почти на краю горизонта. К тому же вечерело. Оказалось, что светило довольно быстро завершает свое шествие и уже клонится к закату. Добравшись до валунов, они побродили вдоль своеобразного каменного ограждения оазиса и наткнулись на ветки сухого кустарника, из которого Эдгару удалось соорудить небольшой костер. В походном рюкзаке молодого человека нашлась зажигалка.
– От хищников, – пояснил он.
– А на этой Вашей картине, – подозрительно спросила Ника, – что же, и хищники были?
– Откуда мне знать, – раздраженно развел он руками, – Я же не заглядывал за… рамку… Ну, в смысле, я рисовал только фрагмент фантастического мира. Например, я понятия не имел, что это оазис и позади – вот такое, – он указал на пустыню.
– Интересные у Вас картины, – задумчиво промолвила Ника. – Почему миры?
– Да, – застенчиво повинился Художник, – Знаете ли, я не люблю людей.
– Мизантроп? – поинтересовалась Ника.
– Да нет, – окончательно смутился он, – не до такой степени. Просто, не люблю людей. Я рисовал свои миры, чтобы уйти от общения. У меня как-то с людьми всю жизнь не ладилось. С девушками тоже… не очень…
Они замолчали, глядя на огонь. Костер горел не ярко и не жарко. Подбрасывать ветки приходилось часто, прогорал сухостой на удивление быстро. Каждый думал о своем. Ника мучительно вспоминала, восстанавливая секунду за секундой то, как они попали сюда. Но никак не могла поймать момент перехода… Вот она закашлялась, пытаясь указать на движение ворона на картине… Не удержалась на ногах и подалась вперед и вниз, увлекая за собой молодого человека… И хлоп – они уже тут… кукуют…