Не было печали...

— А что прикажете еще думать? Я приходила к Вам ночью в участок, а дежурный мне сказал, что Вы в борделе…

Яков Платонович серьезно посмотрел на жену:

— Анна, да если бы я даже пошел туда как посетитель, разве бы я об этом сказал в управлении? Там нашли тело, вот мне и пришлось идти туда. И я пробыл там не больше часа, пока все осматривал, ждал доктора Милца, беседовал с девицами мадам. А потом снова пошел в участок… Так ты поэтому мне постелила в гостиной? — наконец понял он.

— Мне было бы неловко спать в Вами в одной постели, — честно сказала Анна.

— Ну а уж со мной и подавно… Это можно понять… Аня, я вчера был неправ. Я очень сожалею, что я так разозлился. Но как бы я не злился, не негодовал, я бы никогда не пошел ни в бордель, ни к другой женщине. Я просто оказался в управлении, когда в заведении маман нашли убитого, только и всего. Анна, скажи, пожалуйста, как тебе вообще в голову пришла мысль, что я пошел к девочкам маман? Ты ведь знаешь мое мнение о женщинах такого толка. Я и до этого бывал не раз в борделе, но только по службе.

— Но Вы же подумали, что я унизила женщину, которая была Вам когда-то дорога… Что я использовала против Вас Ваши откровения… Что я, можно сказать, предала Вас… — понуро сказала Анна.

— Что я был взбешен этим настолько, что мог пойти, так сказать, искать понимания?

Анна кивнула:

— Я знаю, что это я во всем виновата… Я понимаю, что Вы не хотели меня видеть… Я подумала, что, возможно, что Вам просто была нужна компания… И Вы пошли за этим…

— То есть ты не думала, что я тебе мог изменить? — серьезно спросил Штольман.

— Нет, не думала. Вы не такой человек, Яков Платонович… Но Вы, возможно, могли бы искать общества, раз я так с Вами обошлась…

— То есть, по-твоему, ты упала в моих глазах настолько низко, что я после этого не побрезговал компанией продажных женщин?

— Я думала, Вы пошли в участок и пили там один…

— А я пошел в бордель напиться в компании девиц, чтоб не было так одиноко? И чтоб меня там еще и пожалели? Или, как ты сказала, приголубили?

Анна молчала. Но, похоже, так она и думала.

— Эх, Анна, Анна, — покачал он головой. — Ну логика в этом своя, конечно, есть… Но я бы никогда не мог подумать о тебе так плохо. И я никак не мог посчитать твое необдуманное высказывание предательством. Я знаю тебя довольно хорошо, чтоб понять, что это не было сделано намеренно. И если бы даже это было и так, чем бы я был лучше? Это тоже было бы предательством. Даже если бы я просто пошел за компанией, как ты говоришь, а не изменил. Я бы никогда так не поступил. Аня, я не для того на тебе женился, чтоб после каждой ссоры или размолвки искать утешения у других женщин. У меня на это есть жена.

— Но я же теперь не нужна Вам как жена… — тихо сказала Анна.

— Не нужна как жена? — удивился Яков Платонович. — Что за глупость? Конечно, ты нужна мне. Ты мне будешь нужна всегда.

— Но Вы же сказали, чтоб я не ждала Вас, чтоб ложилась спать одна…

— Ах, вот в чем дело. Анна, мне просто нужно было побыть одному, привести свои мысли в порядок. Я не хотел, чтоб ты сидела полночи и ждала меня. И не хотел потом прийти посреди ночи и случайно разбудить тебя. Я хотел, чтоб ты отдохнула. Но, как оказалось, тон, которым я это сказал, навел тебя на совсем другие мысли. Я вовсе не имел в виду, что ты меня больше не интересуешь как женщина. Ты — моя единственная женщина, что бы ни случилось. Ты меня понимаешь?

Анна кивнула.

— Давай договоримся, если мы и впредь когда-то поссоримся, не важно из-за чего, и тебе на тот момент будет легче, если мы не будем делить спальню, скажи мне. Я могу спать и в гостиной, хотя, конечно, предпочел бы вместе с тобой. Но не придумывай себе ничего. Как сейчас. Да, я был сердит на тебя. Но вовсе не по той причине, что предположила ты. Я хочу, чтоб ты раз и навсегда поняла, что если я решаю что-то за нас обоих, даже за тебя, то на это есть основания. А не моя прихоть…

Тут в дверь постучали, это был городовой.

— Ваше высокблагродие! Вас господин полицмейстер к себе требует. Сейчас. Незамедлительно!

— Анна, давай закончим этот разговор вечером.

Анна кивнула. Он хотел поцеловать ее в щеку, но она отвернулась. Что ж, она имеет право обижаться… После того, как он повел себя с ней, да еще после того, как она напридумывала себе Бог знает что, отойти было не просто…

Что же там такого случилось в участке, если за ним послали так спешно?

Трегубов был в ярости.

— Яков Платонович! За городом нашли вещи того убитого немца.

— Очень хорошо. Значит, теперь можно установить, кто это?

— А это Вы мне должны сказать, кто!

— Я? Я не знаю этого человека. Никогда раньше его не видел. Он не имеет ко мне никакого отношения.

— Да неужели?? Это был нарочный к Вам, Яков Платонович!

— Ко мне??

— Он вез Вам пакет. Этот пакет был вскрыт, содержимое выпортошено. Остался лишь конверт с письмом, да еще одна вещица. Вот полюбуйтесь, — Трегубов протянул Штольману неподписанный конверт.

Штольман вынул из него лист бумаги.

«Любезный кузен Яков Платонович!

Я все еще пока в имении и не знаю, когда смогу выбраться в Петербург. Посылаю Вам с оказией Ваш семейный портрет. Не рискнул отправить его по почте. Посылаю с нарочным, он едет в Ваши края и заедет к Вам.

Александр»

Штольман выругался про себя. Александр отправил ему какой-то портрет. Ладно хоть письмо написал не на княжеской бумаге… Если ли шансы хоть как-то выкрутиться перед Трегубовым?

Полицмейстер протянул ему портрет размером чуть больше его ладони. На нем были Дмитрий Александрович примерно того возраста, что и он сейчас, его матушка — на несколько лет старше, чем на миниатюре, которую ему отдал Александр в Петербурге, и… очень похожий на Дмитрия Александровича мальчик лет пяти, в котором он признал самого себя… Князь, по-видимому, после смерти Кати заказал портрет своей несостоявшейся семьи. Чтоб хотя бы на портрете они были все вместе. Как же некстати был сейчас этот портрет… Как все объяснить Трегубову?

— И что Вы скажете на это Яков Платонович? Как это понимать??

— Ну… Это…

— Анна Викторовна хоть не знает?

— О чем? — решил выиграть время Штольман и услышать версию начальства.

— О том, что Вы, Яков Платонович, двоеженец!

— Чтоо?? Д-д-двоеженец?? — от неожиданности Яков Платонович стал заикаться. — П-почему д-двоеженец?

— Ну так если Вы не скрываете ту семью от родственников, значит, она законная. А двух браков у нас иметь не положено. А с Анной Викторовной Вы ведь тоже в церкви венчались. Или не венчались? А так, во грехе живете?

— Венчался…

— А если венчались с ней, то это дело подсудное!

Боже помоги! В какой переплет он попал! Трегубов думает, что на портрете он со своей другой женой и сыном… А на Анне или женат незаконно, или вообще не женат… Уж неизвестно, что лучше — быть в глазах Трегубова двоеженцем или княжеским бастардом… Нет, бастардом все же лучше, это и правда не подсудно… Что же делать? И как доказать Трегубову, что мужчина на портрете не он, если они с Дмитрием на одно лицо? Да, лицо одно, но одежда-то другая!

— Так что же это Вы, Николай Васильевич, действительно думаете, что я завел где-то семью, потом приехал к вам Затонск и женился на Анне Викторовне? Хорошего же Вы обо мне мнения! Вы на портрет-то хорошенько посмотрите, на то, во что на нем люди одеты. Портрету лет тридцать, не меньше. Стал бы я сам так выряжаться, а тем более свою жену выряжать в платье времен Она? Это я со своими родителями.

— Вы с родителями? — не очень поверил полицмейстер.

— Да, я с отцом и матушкой. Незадолго до ее смерти. Этот портрет пропал, когда она ездила в гости к дальним родственникам. Вот, слава тебе Господи, нашелся через столько лет… Я уж и не чаял его снова увидеть.