Не было печали...

Коробейников чуть не сел мимо стула.

— Князь?? Князь Ливен?? Так Ваш родственник, который послал Вам этот портрет, тоже Ливен… Он что, тоже князь??

— Ну у законного сына князя, естественно, такой же титул как и у отца.

— Он… Он что же Ваш брат?

— Да, брат по отцу. Но еще и дальний родственник по женской линии. Так что я Вам не солгал, когда давал показания. Скажем так, немного утаил.

— Да Господь с ними, с показаниями, — махнул рукой Коробейников. — Что же с бедной Анной Викторовной будет, когда до нее эти страсти дойдут?

— Анна Викторовна уже месяц как знает, с того времени, как мы встретились с Ливенами в Петербурге. Князь умер несколько месяцев назад и перед смертью рассказал обо мне своему брату. Так что у меня появились родственники, которые хотят поддерживать со мной отношения.

— Ну да, ведь они даже послали Вам портрет, на котором Вы вместе с князем, настоящим отцом, и Вашей матушкой…

— Антон Андреевич, князь узнал обо мне после смерти моей матери. И заказал этот портрет. Это плод воображения. Мы никогда не были все вместе.

Коробейников о чем-то усиленно подумал.

— Так Вы — дитя любви, Яков Платонович… Князь так любил Вашу мать, что заказал вымышленный семейный портрет, когда узнал, что его любимая женщина умерла и оставила после себя его сына… Извините, Яков Платонович, это мысли вслух… Надеюсь, Вы простите, что я перешел границы дозволенного… Это совершенно не мое дело — рассуждать о Ваших семейных делах…

— Антон Андреевич, Вам не за что извиняться. И Вы правы, я — дитя любви. Это немного утешает при мысли, что я не знал своего настоящего отца. Что касается слухов, это только начало. Скоро весь Затонск наполнится сплетнями.

— Господи! Так в них же и доли правды не будет, одна клевета… Вы уж постарайтесь держать себя в руках, Яков Платонович, а то как-то неловко будет, если Вас за драку арестуют…

— Вы обо мне такого мнения, Антон Андреич? Что я в драку полезу? — усмехнулся Штольман.

— Ну если бы про мою матушку такие гадости говорили, я бы полез, — серьезно сказал Коробейников.

— У нас уже и так арестованных скоро некуда будет девать. У нас четыре офицера и двое жителей города, задержанных за дебош в трактире. Один из офицеров — подозреваемый в ограблении курьера. Он поставил на кон семейный молитвенник Ливенов. Его обвинили в краже, началась драка. Офицеры переколошматили друг друга и разгромили полтрактира.

— Семейный молитвенник Ливенов?? Так вот что еще было в пакете для Вас! Думаете, это действительно он ограбил Баллинга?

— Я склоняюсь к тому, что он. Он — игрок, больше проигрывает, чем выигрывает, ему постоянно нужны деньги. В полку подозревают, что он крал у сослуживцев. Он еще и пьяница. Так что, скорее всего, плохо себя контролирует… Помните, что в коляске была найдена нитка от офицерских брюк? Если это Никаноров, у него должны быть брюки с дырой. Вряд ли он их выбросил, обмундирование дорогое, а он постоянно на мели. Надо провести у него на квартире обыск. А до этого Вы его должны допросить. Но прежде прочитайте дело. Извините, что я к Вам лезу со своими советами. Мне трудно перестроиться, что я не веду дела…

— Нет, нет, Яков Платонович, Вы никуда не лезете. Я очень ценю, что Вы мне подсказываете, что делать. Я допрошу Никанорова, как только ознакомлюсь с делом.

В ходе допроса Никаноров изменил свои показания, сказал, что нашел молитвенник на улице. Что было очень сомнительным, ведь разорванный пакет с портретом нашли далеко за городом. Зачем было выкидывать дорогой молитвенник на улице, а потом ненужный портрет в паре верст от города?

Подпоручик Никаноров оставался главным подозреваемым. В снимаемой им квартире был произведен обыск. Был найден позолоченный портсигар с монограммой, который был позднее опознан другим офицером, как пропавший у него, конверт от денег, предназначавшихся купцу Елисееву, форменные брюки с дыркой под коленом, с пятнами — судя по всему крови и пропахшие лошадиным потом. Последнее было подтверждением предположения Штольмана, что после того как вор бросил в лесу коляску, он добрался поближе к городу на неоседланной лошади.

Вина Никанорова была налицо. Вопрос был только в том, как подпоручик заполучил трофеи — ударив Баллинга по голове и оглушив его или спугнув грабителя и воспользовавшись ситуацией. Первое было грабежом, второе — кражей.

========== Часть 10 ==========

После ухода мужа на службу Анна занималась домашними делами — перебирала костюмы Штольмана, когда ей показалось, что в комнате еще кто-то есть. Она увидела дух молодого красивого мужчины, а когда он повернул голову, она заметила, что у него сзади была кровь. Она поняла, что это был Себастьян Баллинг, который вез пакет для Якова. Она не вызывала дух, он пришел к ней сам. Видимо, он решил у нее попытать… справедливости? Второй раз она увидела дух, связанный с Яковом. Первый раз это был дух Дмитрия Ливена в квартире, которую он оставил своему незаконному сыну. И сейчас — дух курьера, который вез Якову личные вещи князя. Дух Баллинга явно хотел вывести ее из дома. Анна быстро надела шляпку и последовала за ним. Дух привел ее в другую часть города, где было несколько складов, и зашел в какой-то двор, в котором был полуразрушенный сарай. Дух показал ей на землю с одной стороны сарая и пропал. Земля там была покрыта сором и прошлогодними листьями. В одном месте листья были примяты, а рядом была целая куча листьев. Анна разгребла их… и увидела чей-то котелок в засохших пятнах и перчатку, на которой помимо грязи были также, скорее всего, следы крови. Так вот куда грабитель оттащил Баллинга. Вряд ли Баллинг пошел с ним в этот заброшенный двор. Скорее всего, немца ударили где-то на улице, а потом приволокли сюда. И отсюда, очнувшись, Баллинг и добрался до борделя и умер. Нужно срочно сообщить об этом в управление. Анна поспешила на улицу и в нескольких кварталах увидела городового.

— Евграшин, Вам нужно поторопиться в участок. На заброшенном дворе у складов я нашла улики по делу умершего немца. Пусть сюда приедет Коробейников, а если его нет, доложите Трегубову, пусть пришлет кого-нибудь. А уж если и его нет, то пусть приедет Штольман.

Через какое-то время примчалась пролетка, в ней кроме городового были Коробейников и Штольман. Яков Платонович был явно не в духе.

— Анна Викторовна, Вы что здесь делаете?

— Я? Я улики нашла. Антон Андреич, пойдёмте я Вам покажу.

— Анна Викторовна! Вы опять вмешиваетесь в дела следствия?

— А Вы, Яков Платонович, вообще следствие не ведете, Вас здесь и быть не должно, — поставила на место Анна Штольмана.

Пока Штольман думал, что ответить, она подхватила под руку Коробейникова. Яков Платонович пошел следом.

— Вот, — показала она на кучу листьев, на которых была перчатка и котелок. — Я нашла только это, но, возможно, есть и еще что-нибудь.

Коробейников пошарил в куче листьев и нашел еще одну перчатку. Перчатки были офицерские. В крови.

— Анна Викторовна, Вы как здесь оказались? Только не говорите мне, что просто здесь прогуливались.

— Яков Платонович, а то Вы не знаете, как… Как всегда. Мне показали…

— Аня! — Штольман перешел на ты. — Ты вызывала духа?

— Никого я не вызывала. Он сам ко мне пришел. А потом привел меня сюда. Разве это плохо? — рассердилась Анна. — Без меня бы вы этих улик не нашли.

— Да, скорее всего, не нашли, — согласился Яков Платонович. — Спасибо тебе, конечно, что ты помогла. Очень помогла. Но я беспокоюсь о тебе, — сказал он уже более мягким голосом. — Тебе не было нехорошо?

— Нет, ничего подобного. Яков, ты зря волнуешься… Или дело не только в этом? Поэтому ты такой… взвинченный?

Да, его состояние не осталось незамеченным Анной. Что делать? Сказать ей обо всем прямо сейчас? Или потом? А что, если она пойдет в город, а люди уже будут коситься? Обидят ее? Нет, нужно сказать ей все прямо сейчас.