Страница 7 из 79
— Где он служит?
— Я не знаю, но точно не в Петербурге. Если я сейчас правильно помню, его куда-то снова перевели по службе, а вот куда — без понятия.
— И что же Вы думаете, что ребенок в десять лет сам отправился за тридевять земель на поиски какого-то призрачного отца?
— Как вариант… Но до него она точно не добралась, иначе бы Каверин хотя бы Полянскому об этом сообщил. А он никак о себе знать не давал. Полянский даже его нового места службы не знал… Может, по дороге ее подобрал кто-то… Ей хоть и десять всего, но выглядит она намного старше, лет на тринадцать, не как ребенок, как маленькая барышня. А уж красавица какая! Ульяна очень красивая была, Таня на ее похожа, но еще краше. Ротмистр хоть и повеса, но очень привлекательной внешности, этого у него не отнять, Таня у них как картинка получилась…
— Запрос в любом случае надо делать, где сейчас Каверин служит. И сообщить ему, что дочь пропала… Ох, господин Карелин, наделала Ваша жена дел… наворотила… — покачал головой Штольман. — Больше никаких предположений нет?
— Знаете, есть одно… Оно как бы беспочвенное… просто странным кое-что показалось… Но опять же это мне в голову только недавно пришло.
— И что же?
— Я после Бежина еще раз сам многие места обходил. Знаете, не в обиду Вам будет сказано, но не все люди будут с полицейским откровенничать. А с родственником, да еще тем, кто заплатить за сведения готов, могут… Вот я и решил после следователя сам по тем же самым местам пройтись. В гимназии и с преподавателями, и с девочками разговаривал. Тоже сказал, что родственник и Таню ищу. Опять же никто ничего по поводу ее исчезновения сказать не мог. Девочки мне очень много всего тогда наговорили, и я на одну деталь не обратил внимания. Одна девочка сказала, что один добрый господин подарил Тане какую-то безделушку — то ли кулончик, то ли брошку — золотую, с камешками. Я тогда подумал, что это она про Полянского рассказывала. И уже дома вспомнил, что Ульяна во время моего последнего визита к ним жаловалась, что Таня просила купить ей какое-то украшение, что видела в ювелирной лавке недалеко от гимназии, но Полянский покупать отказался и Ульяне запретил. Сказал, что Таня еще мала для украшений, что всему свое время. То есть сам он ей точно не покупал, значит, купил кто-то другой… какой-то другой мужчина…
— Другой мужчина? — насторожился Штольман. — Скажите, у Вашей жены помимо Полянского в Петербурге любовники были?
— Нет, не было. Это точно. Она не была распутной, если Вы так могли подумать. Полянского она любила, до последнего своего дня любила. Не могла она ему изменить…
— А вот это… плохо…
— Я не понимаю Вас, господин Штольман. Что плохого в том, что она не имела других мужчин кроме Ильи Анатольевича?
— Если б имела, а дочь видела его, он мог бы задобрить ее чем-то, той же недорогой безделушкой, чтоб она не рассказывала о нем Полянскому… Поймите Вы, просто так мужчина украшения чужой девочке дарить не будет… Она могла у незнакомого человека подарок взять? У того, что на улице к ней подошел?
— Это вряд ли…
— Уже лучше. Все же не весь Петербург опрашивать… Надо выяснить, кто из знакомых бывал в доме Вашей жены в последнее время, ведь девочка, скорее всего, дома этого человека и видела…
— Я спрашивал у Полянского об этом. Он сказал, что все господа порядочные, уважаемые. Он приходил к Ульяне с Константиновым Степаном Петровичем и Зиминым Михаилом Никодимовичем, оба его приятели, из деловых людей, и еще со Стаднитским Владиславом Даниловичем, своим дальним родственником, он, насколько я понял, из графской семьи… До этого я и не знал, что Полянский в родстве с титулованными особами…
Штольман был настолько поражен, услышав одно из имен, что крепкое ругательство вырвалось у него само собой… Когда начальник следственного отделения что-то зло пробурчал, Калерину показалось, что в стенах полицейского управления прозвучала нецензурная брань. Но, вероятно, он ослышался. Яков Платонович помолчал несколько секунд, а затем сказал мрачным тоном:
— Алексей Александрович, Вам только… остается молить Бога, чтоб в Вашей девочкой ничего не случилось… Если она попала в руки Владека Садиста, одна надежда на Бога…
— Владека Садиста?
— Под этим именем известен в определенных кругах Владислав Стаднитский.
— Мы с Вами про одного и того же Стаднитского говорим? Внука графа?
— Про него. Графский внук — развратник, садист и растлитель малолетних. На нем несколько эпизодов, но пока еще ни разу не удавалось ничего доказать и прижать его к стенке. Жертвы насилия или подкупаются, или запугиваются. И все как один говорят, что было по обоюдному согласию, и им нравятся такие… развлечения… С детьми вообще сложно… Он использует их… для своих грязных игр… но сам не трогает их… С медицинской точки зрения — это недоказуемо… Вы понимаете, о чем я?
Штольману показалось, что Карелин сейчас упадет со стула.
— Карелин! Держитесь! Может, Вам воды?
— Да, пожалуйста…
Штольман подал Карелину стакан. Тот сделал несколько нервных глотков.
— Я… настолько шокирован… что, правда, не совсем понимаю Вас…
— Стаднитский не издевается над детьми, не насилует… Он растлевает их… по-другому… он учит их… доставлять себе удовольствие… Детские ручки — они такие нежные… Если до этого дойдет, то Ваша девочка узнает, как… устроен мужчина… и как ему… можно доставить радость… задолго до того, как ей предстоит разделить с мужем брачное ложе… Но я очень надеюсь, что он пока только приучает ее к себе, к своему обществу. Раньше он находил красивых бродяжек, а Ваша девочка из хорошей семьи, к ней нужен другой подход и, думаю, больше времени, чтоб она к нему привыкла и стала доверять…
Смотря на Карелина, Штольман подумал, что сейчас стакан разлетится на куски, а из его раненой руки брызнет кровь.
— Я убью эту мразь!
— Понимаю Ваши чувства… Но сначала нужно проследить, где он прячет девочку — если, конечно, она у него. Он ведь не приводит детей к себе домой, он не такой дурак, он осторожный… А устраивать самосуд не надо, — Штольман чуть не добавил «пока». — Кроме того, Вам, скорее всего, нужно будет занять очередь за теми, кто уже планирует вендетту… Алексей Александрович, дайте мне слово, что сами ничего предпринимать не будете, а сделаете только то, что скажу Вам я.
— Даю, — процедил Карелин.
Яков Платонович подумал, что если Карелин и нарушит слово… и с Стаднитским вдруг что-то произойдет… он никогда никому не обмолвится, по какому вопросу к нему приходил Карелин…
— Алексей Александрович, Вы сможете в ближайшее время выехать в Петербург?
— Сегодня вечером могу.
— Вам нужно будет пойти в Департамент полиции к чиновнику по особым поручениям Белоцерковскому Всеволоду Владимировичу, я с ним служил… пока не получил перевод в Затонск… Он — профессионал высочайшего уровня, честный и порядочный человек, ему можно доверять абсолютно во всем. Вы расскажете ему все, что рассказали мне, ответите на все его вопросы, откровенно, без утайки, о чем бы он Вас не спрашивал, и какими бы странными, неуместными или даже… неприличными они могли бы Вам показаться… Передадите ему от меня письмо. Вам придется немного подождать, пока я его напишу. Если Белоцерковского нет в Петербурге, а такое может случиться, не ходите ни к кому другому, немедленно пошлите мне телеграмму. Я подумаю, к кому еще Вы сможете обратиться. Понимаете, дело очень… непростое… и я не хотел бы посвящать в него тех, в ком у меня есть хоть малейшая толика сомнения… Так же ни в коем случае не встречайтесь с Полянским.
— Он… он может быть замешан?
— Не думаю. Но он может сообщить Стаднитскому, что Вы в Петербурге, а тот что-то заподозрить и скрыться… И тогда девочку найти будет практически невозможно… И еще, то, что девочка может быть у Стаднитского, это только мое предположение, не более того. Так что пока не стоит обнадеживаться. И если ее не найдут у Стаднитского, Белоцерковский будет продолжать искать ее в любом случае. Именно искать, а не заполнять отписками протокол как Бежин.