Страница 47 из 79
Им с Белоцерковским казалось, что дети и хотели сказать больше, чем говорили, но не смели. Скорее всего, Владек их просто запугал. Стаднитский отрицал порочную связь с детьми. Но говорил, что что бы они не заявляли, им верить нельзя, они много лгут, например, о своем возрасте, что на самом они старше, чем говорят в полиции. Они с Белоцерковским думали, что про возраст детей врал сам Владек, чтоб иметь какое-то снисхождение, если бы дело дошло до суда. По словам Стаднитского, им было пятнадцать и шестнадцать, то есть оба уже были в возрасте согласия. А если бы девочка потом еще и сказала, что понимала, что делала, и делала это по своему желанию, то Стаднитского не привлекли хотя бы за связь с ней. За связь с мальчиком привлечь его шансы были бы, если бы Степка признался, чем занимался с барином. Но он отрицал какие-либо отношения с барином помимо как с «почтенным благодетелем».
Детей отправили в приют, Стаднитский в очередной раз отделался потерей денег, а не свободы. Избитая им женщина была удовлетворена компенсацией, тем, чего, собственно говоря, и добивалась. То, чтоб Владислав Данилович сел за решетку, хотя бы на пару месяцев, было не в ее интересах. О Владеке они какое-то время не вспоминали, у них было более чем достаточно и других дел, в том числе не менее мерзких и жестоких. Как-то зимой чиновник по особым поручениям в очередной раз пытался найти в злачных местах столичного «дна» не однажды нарушавшего закон отпрыска одного из аристократических семейств — того, про которого как-то сказал Анне, что вылавливал его в том числе и в опиумных притонах. В тот раз его рысканье по трущобам не увенчалось успехом. Ходить по таким местам было опасно — даже с револьвером, и он постоянно оглядывался по сторонам. Его осторожность кое-кем была воспринята по-своему. Не желает ли благородный господин развлечься? Две девицы, не имевшие желтого билета, были бы рады услужить ему. А после них предложение доставить барину радость поступило от мальчишки — Степка не узнал Штольмана на темной улице. Для полицейского чина, который тогда застыл как вкопанный от подобного ангажемента, это было доказательством того, что они с Белоцерковским были на правильном пути — Владек развратил детей, иначе бы Степка не искал на улице заработка у господ, жаждущих ласки. Разыскивать Степку для нового допроса, в котором он признается, что зарабатывает сейчас на жизнь тем, чему научился у барина, у которого жил ранее, казалось не имевшим смысла. И они решили установить слежку за Стаднитским, вдруг он нашел для себя очередных малолетних подопечных. Слежка не дала ничего — Владек приводил только особ женского пола, разных, но совсем не гимназического возраста. Они посчитали, что Владек затаился. И решили подождать, пока очередная жертва Стаднитского не заявит о нанесенных им побоях или увечьях, и тогда уже более серьезно заняться его порочными пристрастями. Но с того времени никто заявлений об избиении их Владиславом Стаднитским не подавал.
Быть может, Владеку с тех пор попадались исключительно женщины, которые как и он искали безудержной страсти, или более сговорчивые, готовые за нанесенные не в меру пылким любовником увечья сразу взять предложенную им приличную сумму. Штольман подумал, что такие дамы вступали в связь с Владиславом Даниловичем явно не из симпатии к нему. Стаднитскому было около тридцати пяти, но его лицо больше напоминало лицо подростка, притом отнюдь не наделенного привлекательностью, кроме того с одной стороны оно было обезображено рытвинами от оспы. Фигурой Владек тоже был похож на подростка — долговязого, тощего, нескладного, с непропорционально длинными руками и ногами. Гигантский кузнечик — как охарактеризовал его сам Штольман. Вполне вероятно, что из-за своей внешности у него и были проблемы с некоторыми женщинами. С одной стороны, они воспринимали его как взрослого мужчину, уступали его натиску, с другой, видя его нескладное мальчишеское тело, возможно, позволяли себе какие-то замечания, которые провоцировали в нем приступы ярости и жестокости… Раньше Стаднитский никогда не говорил, почему он принимался бить женщин, только сейчас, можно сказать, проговорился Белоцерковскому, что женщины, бывало, отвергали его из-за внешности. Скорее всего, они разжигали в нем страсть, дразнили его, а затем отказывали, говоря, на что он надеялся. Этим они выводили его из себя, и он, потеряв над собой контроль, начинал их бить и уже не мог остановиться… Связался ли он с детьми, которые, как он якобы признался Белоцерковскому, уже знали свое ремесло, по причине того, что считал, что они вряд ли бы осмелились насмехаться над ним — это можно было только взять на веру, но проверить — уже нет.
Если быть объективным, кроме того случая со Степкой и Парашкой Владек в связях с детьми замечен не был. В других — да, был. Несмотря на, а, возможно, и вопреки своей непрезентабельной внешности он был наделен огромным мужским темпераментом, удовлетворение которому он искал и в борделях, и в тайных клубах, где желания членов не имели границ, и часто делали их участниками так называемых «пиршеств плоти». В таком клубе Штольман впервые и встретил Стаднистского — как свидетеля. Тогда погиб молодой мужчина, то ли был убит, то ли случайно задушен в порыве страсти. Были допрошены все на тот момент присутствовавшие в клубе и Владек среди них. Подобными развлечениями Стаднитский не интересовался, это подтвердили другие постоянные посетители заведения. И когда позже Владек попал в полицию по заявлению дамы о ее страшном избиении во время плотских утех, Штольман сразу же подумал, не скрыл ли он тогда в клубе своих пристрастий. Но нет, женщину он не мучил, не истязал, только бил изо всей силы, будто бы был не в себе. После этого Стаднитский оказывался в полиции еще три раза, один раз его дело вел Белоцерковский, другой — он сам и третий — они с Белоцерковским вместе. Все дела были о нанесении побоев во время любовных свиданий. В полиции он своей вины не отрицал — да, бил, если женщины так говорят, но не помнит, как это было. Сетовал на помрачение рассудка — в чем они с Белоцерковским все же сомневались. Доктора, причем разные, осматривали его все четыре раза, человек без каких-либо психических расстройств, почему у него якобы пропадает память при приступах агрессии — непонятно. Да и пропадает ли?
Стаднитский никогда не проявлял агрессии вне подобных ситуаций — уж это они с Белоцерковским проверили. Слуг не бил, в драки не ввязывался, даже в дуэлях не участвовал. Не был ни задирой, ни провокатором ссор. А если ссоры и случались, старался уладить их мирным путем. С членами семьи конфликтов не имел, с друзьями и приятелями был в хороших отношениях, со служивцами был любезен. Он казался ничем (кроме внешности) непримечательным человеком — если не знать о его чрезмерно бурной плотский жизни…
Штольман не верил, что, женившись, Владек прекратил свои похождения. Вряд ли при его, как он сам выразился, ненасытной натуре жена могла удовлетворить его запросы. Ранее у него всегда было одновременно две-три любовницы. Это не считая тех пылких особ, с которыми он время от времени развлекался в тайных клубах, и девиц из борделей. Скорее всего, за этим он периодически и ездил в столицу из усадьбы. Как говорится, горбатого могила не исправит… Стал ли Владек хорошим семьянином, если не брать во внимание измены, в которых Штольман был уверен почти на сто процентов? Возможно, и так. По крайней мере он хотел оградить жену от слухов, которые ходили о нем. Не так как некоторые другие мужья, которым все равно, будет ли жена знать о их похождениях или даже застанет, как говорится, на месте преступления. Был рад, что у него появился ребенок — дочь. Как знать, может, ее рождение и правда что-то перевернуло в его душе. Зачем Владек рассказал Белоцерковскому то, что мог утаить? Решил исповедаться и тем самым перевернуть ту страницу своей жизни? Или признаться в том, что было, и снять с себя вину за то, чего не было, в глазах двух полицейских чинов, подозревавших его в самых омерзительных деяниях?