Страница 46 из 79
Я спросил про украшения, не дарил ли он чего Тане. Он ответил, что приносил ей только сладости, как принес бы любому ребенку, а украшения у него есть кому дарить — жене. Потом поинтересовался, когда точно девочка пропала. Все это время он был в усадьбе. Это может подтвердить и дворня, и его приятель Игнат Прокопьев, который был у него тогда в гостях (алиби я потом проверил). Потом задумался, сказал, что даже не знает, кто бы на такое мог пойти. И предложил поспрашивать у своих знакомых, не появлялась ли где девочка…
Сегодня мне прислал записку, что никто про Таню в его кругах не знает и даже не слышал. А про такую красивую девочку слухи бы непременно пошли. Но если вдруг потом что-то обнаружится, он обязательно сообщит.
Вот так, Яков Платонович. Стаднитский женился, ребенком обзавелся да еще следствию помогать решил. Неужели правда на путь истинный встал? Или так, поиграет в приличного семьянина пока не надоест, а потом за старое возьмется?
И насколько достоверным Вам кажется его рассказ о нем самом? Есть ли в нем что-то, чему Вы верите? С одной стороны, вроде как свою порочную натуру пытался оправдать, с другой, зачем вообще рассказывать полицейскому чину подобные вещи? Ведь по сути признался, что греховные отношения у него с детьми были. Да, привлечь его не смогу, мы ведь были без свидетелей, а Степку с Парашкой уже не допросишь. А если бы и попытался, он бы меня в клевете не преминул обвинить. Но в любом случае самому давать полицейскому компрометирующую информацию на себя это странно. Я все же постараюсь найти Парашку и поговорить с ней, если она в состоянии, конечно. И расспросить про Степку, может, подтвердится, что помимо проституции он промышлял шантажом. Не для следствия, для себя самого. Про такое ведь слухи могли ходить даже в то время, когда шло следствие, просто мы с Вами этим не интересовались, так как сразу же встали на сторону детей. Неужели мы с Вами ошиблись, не во всем, разумеется, а в том, что, как сказал Стаднитский, все было не совсем так? Если я что узнаю, напишу Вам.
Яков Платонович, зимой до меня дошли слухи, что Вы женились. Но я воспринял это только как сплетни, не более. Насколько я Вас знал в Петербурге, Вы — мужчина не склонный к созданию семьи. Вам более по нраву романы, которые не ведут к брачным узам. Когда г-н Карелин упомянул Вашу жену, я был удивлен, что слухи оказались правдой. Что ж, Яков Платонович, поздравляю Вас. Верно, Ваша супруга наипрекраснейшая женщина, раз ради нее Вы решили покончить со своей жизнью закоренелого холостяка.
Передаю Вам поклон от Евгении Георгиевны.
С глубочайшим почтением,
Белоцерковский
P.S. Яков Платонович, не мог отправить Вам письмо, не задав еще одного вопроса. Соответствует ли действительности то, что Вы — сын князя Ливена? Несколько недель назад одному моему знакомому попутчик в поезде дал почитать газету, в ней была статья про Вас, но он ее не сохранил, а подробностей статьи не помнил. Хотел спросить у г-на Карелина о той статье, ведь он явно ее читал, но не решился, по той причине, что в газете могут написать что угодно, в том числе и полнейшую чушь. Не думаю, чтоб Вам было приятно, чтоб мы обсуждали Вас за Вашей спиной. По службе, уже после Вашего отъезда из столицы, я встречался с князем Павлом Александровичем Ливеном, заместителем начальника охраны Государя. Насколько могу судить, у него с Вами внешность одного типа. Если он Ваш родственник, могу предположить, что, скорее всего, он Ваш кузен или дядя. Удовлетворите мое любопытство насчет Вашего родства с Ливенами».
Яков Платонович ухмыльнулся, известия про Штольмана вне сомнения привели Белоцерковского в изумление. А новость о том, что Штольман — сын князя Ливена заинтриговала. Хоть Всеволод Владимирович и был любознательным и дотошным человеком — что несомненно помогало в ведении расследований, он никогда не задавал сослуживцам вопросов про личную жизнь, если только они сами не заводили об этом разговор. Штольман о своей личной жизни не распространялся. А о чем там было говорить? Романы, интрижки — это… проходящее, не стоящее упоминания. Не так, как семейная жизнь коллег вроде того же Белоцерковского, который был женат на своей Евгении Георгиевне много лет и имел с ней дочь и двух сыновей. Жена иногда приносила ему обед и приводила мальчишек повидать папеньку, который из-за своей службы бывал дома на так часто, а дочь-гимназистка иногда забегала к отцу сама.
Штольман знал, что Белоцерковский приложит все усилия, чтобы постараться найти Таню Карелину, и потому, что считал это своим служебным долгом, и потому, что искренне сопереживал Карелину, сам будучи отцом. Яков Платонович помнил, как Всеволод Владимирович сокрушался, что Лидочка так быстро взрослеет, и не успеет он оглянуться, как она заневестится. А там, хорошо бы попался порядочный и серьезный молодой человек, а не такой, у которого ветер в голове. А то закружит своим ветром голову Лидочке и пиши-пропало…
Не сыграл ли тот факт, что Белоцерковский был отцом, роль в том, что он с первой минуты посчитал Парашку и Степку, живших у Стаднистского — жертвами, а Владека их растителем? Дело о побоях любовницы Стаднистского и возможном насилии над детьми попало сначала к Белоцерковскому, а затем, когда он по делам службы уехал из Петербурга, было передано Штольману, поскольку он также ранее имел дело с Владеком Садистом. Позже она работали над этим делом вместе. Как сейчас понимал Штольман, он сделал огромную ошибку — доверяя профессионализму Белоцерковского, он стал развивать его линию расследования вместо того, чтоб начать все самому «с чистого листа». С дамочкой, любовницей Стадитского все было предельно ясно — побои, как говорится, были налицо и были зафиксированы полицейским врачом и следователем, который завел дело, тут же перенаправленное Белоцерковскому. С детьми было сложнее, следов побоев или другого жестокого обращения у них не было. Они говорили, что барин нашел их на улице и взял к себе, чтоб помогать по дому. Когда полицейский чин попросил их сделать то, что они якобы делали для барина, стало ясно, что ничем подобным они не занимались. Степка, пытаясь почистить туфли барина, извозил их так, что, возможно, хозяину пришлось их выкинуть, а Парашка, которая якобы перестилала барину постелю, даже не имела понятия, как надеть наволочку на подушку. С какой целью кроме помощи по дому Владек мог держать детей у себя, казалось, было ясно как Божий день. Для своих извращенных утех. Но медицинский осмотр не дал ничего.
Они с Белоцерковским пытались опросить свидетелей помимо избитой любовницы Стадистского. Квартирка для свиданий находилась далековато от того места, где жил Владек, и кроме любовниц он никого туда не приглашал. В домике, разделенном на две половины, кроме Стаднитского обитал одинокий коммивояжер, который по большей части отсутствовал не только дома, но и в столице. Детей он видел раз или два, но даже не знал, что они там жили. Новая прислуга появилась всего за две недели до того, как барина забрали в полицию. Она приходила раза два-три в неделю, в основном когда барин был дома один, именно она помимо прочего перестилала постели. Барин водил женщин только в свою спальню, это точно. Одну барыню она видела сама — ту, про которую сказали, что барин избил ее. Но тогда барыня была без синяков и выглядела довольной. Из детей она видела только девочку, тоже один раз, как и барыню, но стирать прачке два раза забирала не только ее одежду, но и мальчишечью. Со слов барина дети были какими-то осиротевшими дальними родственниками, как долго они у него жили, она не знала. Предыдущую прислугу, которая могла прояснить хоть что-то, найти не удалось. Оставалось надеяться только на откровенность самих детей.
На задаваемые вопросы дети давали отрицательные ответы. И в то же время иногда говорили так, что, как казалось, можно было читать между строк… или домысливать. Нет-нет, барин с ними ничего дурного не делал. Нет, раздетым они барина не видели, как можно? Правда, как-то барин вышел из спальни в распахнутом халате, но, видно, просто забыл завязать пояс… Нет, они не спали с барином в его кровати, как можно? Он приходил к ним в комнату, и они целовали его на ночь — как надоть целовать своего благодетеля. Как? Надоть целовать его руку и щеку…