Страница 40 из 79
— Ваши Высокоблагородия! Там два мужика в участок доставлены, из-за деньги подрались у лавки купца Овчинникова, да и еще где-то до этого, — доложил Ульяшин, к радости Штольмана прервавший их разговор с Трегубовым.
— Эка невидаль. И для этого ты в наш с Яковом Платоновичем разговор встрял? — повысил голос полицмейстер.
— Так деньга-то не наша. Я подумал, может она из собрания помещика Гаврилова, что года два-три назад украли да так и не нашли. Тогда подозревали управляющего, который незадолго до того уволился, но ничего у него не обнаружили. А один из драчунов — родственник того управляющего.
— Ну-ка покажи! — приказал полицмейстер, и, покрутив монету в руках, протянул ее Штольману и спросил:
— Яков Платонович, что Вы скажете?
— Золотой английский соверен. Когда точно произошла кража?
— Весной восемьдесят восьмого, это точно Ваше Высокблагродие.
— Даже если помещик собирал современные монеты, в чем я очень сомневаюсь, она не из его коллекции. Монета была отчеканена позже, только в восемьдесят девятом.
— Тогда откуда она в наших краях?
— Я могу предположить, что кто-то потерял. Или ее украли и потом обронили.
— Но у кого? Никто не заявлял. Соверен — это сколько?
— Фунт или двадцать шиллингов.
— Не состояние, конечно, но все же деньги… И у кого, по Вашему мнению, такая монета могла быть?
— Человек, который прежде всего приходит на ум — Браун. Кроме него Разумовский и Нежинская.
— Браун, Разумовский, Нежинская… Этого нам еще не хватало… — вздохнул Трегубов.
— Ульяшин, где монету нашли? — спросил Штольман.
— Говорят, что по дороге шли, увидели, что в траве что-то блестнуло. Оба кинулись, а потом подрались.
— На какой дороге? Куда она ведет?
— Так много куда… Если потом на другую свернуть, то можно в усадьбу князя Разумовского попасть.
— Ульяшин, приведи мне этих кладоискателей.
В кабинет сыскного отделения были препровождены два крестьянина. Было видно, что за ценную находку они сражались изо всех сил — оба были в синяках и ссадинах.
— Барин, барин, пошто в кутузку-то? Мы не крали. На дороге нашли. Вот-те крест, — мужик постарше перекрестился.
— Монету вытирали?
— А то как же! Чтоб сияла.
— Грязная была?
— Не, мокрая от росы.
— Показать сможете?
— Могем. Тама береза сломанная близенько.
— Ульяшин, пролетку и пару городовых. Со мной поедете, — кивнул Штольман крестьянам.
— А потом опять в кутузку?
— Потом вас обратно в город привезут. Монету я в управлении оставлю. У нее хозяин есть.
«Точнее, скорее всего, уже был».
— Так это, нам тогда в город не надобно… Без деньги-то… Мы ведь в деревню к себе шли.
Место, где мужики нашли соверен, отыскали быстро. Возле него была поваленная береза, само место было вытоптано, и валялись пучки травы, которыми мужики вытирали свою кровь. Городовые осмотрели вокруг, пошарили в траве, но ничего больше не нашли. Но Штольман на это и не надеялся.
Раз монета была чистой, достали ее из тайника недавно, возможно, даже этой ночью. Следовало проверить усадьбу Разумовского. Начальник сыскного отделения с городовыми отправился к дому князя, в чьем убийстве зимой подозревался он сам. Штольман обошел особняк, но не обнаружил ни следов проникновения в дом, ни чьего-то присутствия возле него. Вероятнее всего, тайник был вне дома. Быть может, в лесу. Почему деньги из него забрали только сейчас? Человек откуда-то приехал в Затонск за ними? Или каким-то образом недавно узнал о существовании тайника? Или наткнулся на него случайно, так же, как мужики увидели монету у дороги. На всякий случай Штольман приказал Ульяшину пройтись по гостиницам и разузнать, кто из постояльцев останавливался на короткий срок и съехал ночью или утром.
Кроме этого случая больше не произошло ничего, что требовало бы участия начальника сыскного отделения. День выдался как никогда спокойным. Штольману даже удалось, не будучи никем прерванным, доесть последний кусок пирога Марии Тимофеевны.
Ближе к концу дня зашел помещик Карелин. С известиями из Петербурга, точнее их отсутствием. Тани у Стаднитского не было. По словам Карелина, Белоцерковский вернулся в Петербург вечером в четверг и сам пришел к нему в гостиницу за углом, адрес которой он сообщил в короткой записке, оставленной у дежурного. Белоцерковский прочитал письмо Штольмана и, как тот предупредил его при первой встрече, задал множество вопросов, в том числе и очень личных. В пятницу и субботу Карелин как на иголках ждал результата от Белоцерковского, который сказал ему, что снова придет к нему сам — когда будет что сказать. Белоцерковский появился днем в воскресенье. Результат поисков Карелин понял и без слов — по выражению лица полицейского чина. Отрицательный результат. Стаднитский в деле не замешан, у него алиби. Где Таня, неизвестно. Но он продолжит ее искать. Если будет что-то новое, он сообщит Карелину в Затонск. Прощаясь, Белоцерковский попросил отвезти Штольману в Затонск его письмо.
— Господин Штольман, я не знаю, кому Белоцерковский адресовал письмо — своему знакомому или следователю. Если в нем есть что-то о Тане, прошу, не скрывайте от меня.
Штольман кивнул и отрыл конверт.
«Здравствуйте, Яков Платонович!
Не думал получить от Вас письмо, тем более такого содержания. К моему огромного сожалению, пока я ничем не смог помочь г-ну Карелину, которого Вы ко мне направили. Стаднитский в этом деле не замешан. Во время исчезновения Тани он был в имении, это подтвердил свидетель — Игнат Прокопьев.
Я встретился с Полянским, но не узнал от него ничего нового кроме того, что уже знал от Карелина. Опросил дворника и соседей в доме, где жили мать и дочь Карелины. Наказал дворнику незамедлительно сообщить мне, если появится Татьяна.
Девочки из гимназии, которых мне удалось найти, нарисовали украшение, что видели у Тани Карелиной. Но ювелирные мастерские около гимназии и дома ничего не дали. В одной сказали, что примерно такое украшение у них было, но кто его купил, там не помнят. А Владека с его примечательной внешностью не могли не запомнить, впрочем, это уже и не важно, если он не причастен.
Я направил запрос на Каверина, ранее чем через несколько дней на ответ не рассчитываю, Вы сами знаете, что они не торопятся. Рук не опускаю, всегда есть надежда, что появятся какие-то новые обстоятельства. Но посчитал, что Карелину незачем ждать возможных вестей в Петербурге. Сказал ему, что сразу же телеграфирую, если узнаю хоть что-то касающееся Тани.
А с Вами хочу поделиться подробностями моего визита к Владеку, думаю, Вам это будет небезынтересно. Весь наш разговор приведу в деталях, так как это того стоит, пусть у меня хоть полдня займет его описание».
Далее Штольман просмотрел письмо лишь мельком, внимательно он прочитает его позже, не при Карелине. И подумает над тем, что там написано. Серьезно подумает.
— Стаднитский действительно не причастен. Это все, что я могу Вам сказать.
— Понимаю… Я, конечно, очень расстроен, что Таня не нашлась, но то, что она не попала в руки этого негодяя, уже хорошо. Ведь правда?
— Правда. Будем надеяться на лучшее. Белоцерковский продолжит ее искать.
— А я к Полянскому сходил, раз Белоцерковский заверил, что Стаднитский отношения к исчезновению Тани не имеет. Но я спросил его, можно ли. Тот сказал, что не видит для этого никакого препятствия.
— И как он? — спросил Штольман, больше для того, чтоб Карелин, у которого было подавленное настроение, поговорил хоть о чем-то, чем ему действительно было это интересно.
— Нелегко Илье Анатольевичу. Свадьбу отложил, пока на три месяца. Невеста его решением недовольна. Мол, еще не хватало из-за смерти бывшей любовницы свадьбу откладывать. Но чует мое сердце, что с таким ее отношением свадьбы вообще может не быть. Ульяна же не просто любовницей Полянскому была, у него к ней чувства были. Каково ему жить, зная, что она из-за его помолвки от горя в тот день погибла? Когда я в прошлый раз приезжал, Илья Анатольевич как-то держался. А сейчас совсем сник. Винит себя в гибели Ульяны и в пропаже Тани тоже. Что если бы не он со своей помолвкой, ничего бы не случилось. Раз хотел семью, детей, рожденных в браке, нужно было сначала попробовать узаконить отношения с Ульяной, а не другую даму в качестве будущей жены рассматривать. Поговорить со мной, попросить меня о разводе с Ульяной. Вдруг бы удалось получить развод на том основании, что супружеской жизни много лет не было. Ведь мы с Ульяной более десяти лет как муж и жена не жили, а одним домом более семи. Спросил, согласился ли бы я на развод. Я сказал, что, чтоб Ульяна за него вышла, согласился бы. Знаю, что она любила его и была бы с ним счастлива. Только не представлял, что он мог думать о браке с ней. Считал, что его устраивало, что она замужем формально. Такая любовница ведь на многое претендовать не может. Он сказал, что если б она была свободна, сразу бы на ней женился. Я спросил Полянского, почему он тогда хоть сожительство Ульяне не предложил. Он ответил, что из-за Тани. С бездетной женщиной смог бы вместе жить, а с той, у которой ребенок, нет. Что это было бы неправильно. Одно дело у маменьки поклонник, который в гости приходит, и совсем другое, когда они спальню делят как муж и жена, а не венчаны. Что когда он оставался у Ульяны, всегда уходил ночью или рано утром, до того, как Таня просыпалась, чтоб она не видела, что он с ее матерью в спальне был. Я тогда подумал, что мало какой любовник будет беспокоиться о подобных вещах, тем более если содержит женщину и ее ребенка тоже. Чаще в таких случаях мужчина ведет себя как ему угодно, а не как было бы наиболее прилично, если, конечно, слово приличие вообще можно применить к такой ситуации. Он при других, кстати, кроме поцелуя руки ничего не позволял, только наедине с Ульяной, если не знать, можно и не догадаться, что любовники. Все очень пристойно было. За это я его тоже уважаю, что он относился к Ульяне с почтением, не выставлял ее своей содержанкой при людях.