Страница 33 из 79
Сейчас он покачал головой — каким, должно быть, облегчением для Лизы было то, что инициатива шла от него. Если бы он был более нерешителен или Лиза бы не заинтересовала его, ей пришлось бы… самой сделать попытку… Вот только как? Как женщине без опыта, можно сказать барышне, да еще такой стеснительной соблазнить мужчину? Пусть даже такого неопытного как он… Но этого Лизе делать не пришлось. Он проявил себя мужчиной, сделал первый шаг сам… И, возможно, поэтому Лиза доверилась ему… И, как следствие, им было хорошо вместе, несмотря на неопытность обоих…
Лиза не была пылкой любовницей (да и откуда ей было стать такой при муже, который, судя по всему, сам не горел огнем плотской любви), и с ней у него не было страсти… как с той, что не к ночи будет помянута… В постели она была ласковой и нежной, как, впрочем, и вне ее, и с ней ему было приятно и уютно. Даже просто лежать вместе, обнимаясь и целуясь. Как-то они провели в ее комнате в мансарде большую часть дня, точнее обоих выходных (ночевать он уходил к себе, так по утрам ненадолго приходила служанка помочь по дому, и Лиза не хотела, чтоб она видела, какой мужчина бывает в ее спальне). Они дарили друг другу нежные объятия и поцелуи… которые тем не менее периодически приводили к слиянию их стремившихся друг к другу тел… Лиза в тот раз сказала, что ее родственник уехал на выходные в поместье приятеля, и они могут свободно наслаждаться обществом друг друга, что они и делали. Подобное повторилось примерно через месяц. И еще один раз месяц спустя. Сейчас Штольман понимал, что это были наиболее вероятные дни для того, чтоб он зачал Ее Сиятельству ребенка, поэтому в сравнении с другими свиданиями они и проводили столько времени вместе… Но, как выяснилось, ничего не произошло… И после трех месяцев неудачных попыток Дмитрий Александрович увез жену из Петербурга в имение… и «назначил» ей нового любовника — более опытного, сразу же давшего ей сына, которого сам так жаждал получить…
Лиза не исчезла не попрощавшись. Перед ее отъездом у них было свидание, на котором она и сказала, что оно последнее. Ее муж оставил ей кое-какие средства, но все же недостаточные для того, чтоб самостоятельно жить в Петербурге, а стеснять родственника мужа своим чрезмерно долгим присутствием она не хотела. Поэтому она решила вернуться в Остзейский край. Он тогда спросил, может ли он хотя бы писать ей туда. Лиза на мгновение закрыла свои голубые глаза, в которых он видел печаль — ему казалось, что она вот-вот заплачет. Но она не проронила ни слезинки. Лишь улыбнулась — той грустной улыбкой, что много лет спустя он увидел у юного Александра Ливена, и сказала, что этого лучше не делать. В их глуши нравы не такие свободные, как в Петербурге, и она не хотела, чтоб там стало известно, что в столице у нее был мужчина. По этой же причине она очень редко соглашалась на его приглашения куда-нибудь пойти — чтоб их случайно не увидели вместе. Кто знает, где можно было наткнуться на Остзейских знакомых… Яков понял ее, Лиза была молодой женщиной и еще, вероятно, надеялась снова выйти замуж. Он же в свои двадцать лет и с жалованием полтора года назад начавшего службу полицейского чина не мог предложить ей ничего кроме встреч — да и то у нее дома, поскольку самому ему привести даму было некуда…
Крайне редко они все же выходили в город, и Лиза одевалась очень скромно, более просто, чем когда она принимала его дома, и соглашалась лишь на короткие прогулки и на чай или кофе в совсем уж непритязательных заведениях. Он объяснял это ее добрым сердцем, тем, что несмотря на то, что он был дворянином и находился на службе, он был беден, и она не хотела, чтоб он тратил на нее свое небольшое жалование. А в скромном платье можно было пойти в заведение такого уровня, которое он мог себе позволить, не привлекая при том внимания, как если б она была одета более изысканно. Теперь он понимал, что Лиза действительно опасалась, что их могли где-то увидеть вместе, но одевалась так совершенно по другой причине — так ее нельзя было принять за княгиню Ливен. Ее Сиятельство не могла носить платья, которые подходили разве что гувернантке, и чаевничать там, где собирался простой люд.
Через несколько месяцев после их расставания ему показалось, что он увидел Лизу в окне проезжавшей мимо кареты. Но женщина со скромными средствами не могла быть великосветской дамой из кареты с позолоченным гербом и орнаментом, запряженной четверкой лошадей и с двумя лакеями на запятках. Он тогда сказал себе, что ошибся — ему просто хотелось видеть в той женщине Лизу, так как он по ней тосковал. Сейчас он знал, что это была Елизавета Алексеевна в карете ее настоящего мужа князя Ливена, который был его отцом…
Он подумал о том, что то, что было у него с Лизой, нельзя было назвать плотскими утехами. Да и связью, пожалуй, тоже. Это были отношения, его первые настоящие отношения с женщиной — с долей неловкости, робости и смущения поначалу, но со временем наполнившиеся нежностью, лаской, теплотой и чувственным наслаждением, чего именно в таком сочетании у него больше не было ни с одной женщиной… Как-то после свадьбы он подумал о том, что до Анны он не испытывал того, что хотел касаться женщины, просто чтоб чувствовать… что она рядом, а не с целью плотских утех… Теперь он понял, что это было не так. Или на тот момент не вспомнил, что подобное когда-то было… или не придал тому значения… потому что с ним была Анна, его Анна… Сейчас же, когда она была далеко, и к нему пришли воспоминания из глубокой юности, он кое-что… переосмыслил… относительно Лизы…
Безусловно, он был рад, что у него появилась любовница, что уж говорить, он хотел испытывать плотское удовольствие — то, чего хотел бы любой молодой мужчина, но… но это было не все… Сейчас он признался себе, что ему было нужно и другое — чувствовать, что он не один, что он с кем-то, кому он нужен… нужен не только как любовник, но и просто как человек… Как чувствовал это, когда просто лежал в обнимку с Лизой… и потом позже — с Ноэль… Теперь он понял, что если бы не эти две женщины в его молодости, не отношения с ними, которые дали ему не только опыт плотских забав — как любовнику, но и опыт проявления обычных теплых человеческих чувств, в чем так нуждалось одинокое существо Яков Штольман… возможно, он и не доверился бы Анне… после Нежинской… А он смог довериться… даже после того… когда, как ему казалось, он отказывался верить любой женщине… а тем более пустить ее в свою жизнь… Он смог пустить в свое сердце и свою жизнь Анну, которая была доброй и чуткой… такой, какой он уже знал женщин когда-то в молодости… а не такой, какой была его последняя любовница… Кроме этого Анна была еще и… особенная, не такая как другие… К нему пришла очень необычная мысль… настолько необычная, что он удивился сам себе… Изо всех женщин, что у него были, только две — Лиза и Ноэль могли бы принять Анну такой, какая она есть, с ее, как некоторые сказали бы, странностями… У всех трех, несмотря на разницу во внешности, возрасте, происхождении, положении и достатке было общее — доброе сердце и светлая душа… Ему представилось, что Анна бы очень понравилась Лизе… как и Ноэль тоже… и наоборот…
Лизу, естественно, Анна никогда уже не увидит. А останься Лиза жива, Анна бы непременно с ней встречалась и, как Яков полагал, была бы с ней в хороших отношениях — она же ведь приходилась бы ей теткой. Хоть будучи официальной супругой Дмитрия Александровича, хоть неофициальной женой Павла Александровича… Что касается Ноэль, с того момента, как она уехала из Петербурга к родственникам, он не знал о ней практически ничего — за исключением того, что, как до него дошли слухи, потом она вышла замуж за порядочного мужчину… Кто знает, где Ноэль жила с мужем — возможно, и в столице. И если он не встретил ее за столько лет, это говорит не о том, что она там никогда больше не бывала, а о том, что Петербург — огромный город, где люди могут ходить по одним и тем же улицам и никогда больше не свидеться… Он даже не знал, что бы он мог сказать Ноэль, если бы они действительно случайно столкнулись где-нибудь на Невском… Хотя нет, он бы сказал, что надеется, что она счастлива со своим мужем… как он счастлив со своей женой…