Страница 26 из 79
Он очень хотел, чтоб его отец вспомнил о нем, прислал хоть не подарок, а письмо в несколько строк. Но от Платона Павловича за все годы он не получил ничего. Да и если бы он послал ему книгу, она была бы нравоучительного характера, а не про приключения. Книга про мушкетеров была подарком неизвестного мецената, неизвестного на тот момент. Сейчас же он был более чем уверен, что им был князь Дмитрий Александрович Ливен. Как и в том, что дарителем книги про английских королей тоже был он.
Яков книгу не читал, а только просмотрел. Книга ему не понравилась, и он решил не тратить на нее свое время. Ладно бы в ней рассказывалось про военные подвиги монархов или про государственные дела, а то ведь про бесконечные амуры и про детей от них, включая не подающееся подсчету количество бастардов у некоторых. Тогда Яков подумал о том, что еще бы в Англии был порядок с престолонаследием, если монархи вместо того, чтоб издавать полезные указы или заниматься другими важными делали гонялись за юбками и плодили детей направо и налево. Он тогда отдал книгу товарищам, ведь кое-кто из них уже бегал на свидания и, возможно, мог проявить интерес к таким историям, То, что у кого-то из юношей, многие из которых были года на два старше его, к тому времени могли быть свои собственные бастарды, пятнадцатилетнему Якову и в голову не приходило. Книга потерялась, но Яков об этом не жалел. Он был рад, что осталась закладка. В виде меча с нанесенным на него красивым узором. Такую вещь нельзя было отдавать никому, да и показывать, собственно говоря, тоже. Он дал ее рассмотреть только Роме Никольскому, которому доверял. Рома сказал, что закладка, судя по всему, серебряная и дорогая. И что ее нужно держать подальше от завидущих глаз. Закладка сейчас была, насколько он помнил, в книге об искусстве фотографии Левицкого. Яков Платонович перерыл сундук и почти на дне обнаружил книгу, а в ней ту самую закладку. Он снова взял лупу и стал рассматривать узор на серебряном мече. Был ли он удивлен, что частью узора на гарде была латинская L? Нет, он предполагал ее там найти. Он был бы удивлен, если бы ее там не оказалось.
Он стал вспоминать про остальные подарки, которые получал за годы, проведенные в пансионе и Училище правоведения. На именины подарков он не получал никогда. А вот на Рождество — каждый раз. На второе Рождество в пансионе он получил… ночную рубашку, мягонькую и очень теплую, в не особо хорошо отапливаемом дортуаре спать в ней было гораздо теплее и приятнее. Он спал в ней в холодное время года, пока не вырос из нее. Толстые пушистые носки, которые были в одном подарке с рубашкой, и которые он также надевал на ночь, стали малы ему гораздо быстрее… Неужели князя заботило, как спалось его незаконному сыну, не мерз ли он по ночам? И не мерз ли он вообще? На следующее Рождество он получил теплый шарф и перчатки. Большой уютный шарф хорошо закрывал его шею от противных петербургских ветров, а кожаные перчатки на меху при игре с ребятами в снежки намокали не так быстро как вязаные варежки… Он был уверен, что и шарф с перчатками были также подарены ему князем Ливеном — его настоящим отцом.
Штольман понимал, что дорогие подарки, такие как фигурка мушкетера или серебряная закладка для книг, князь ему часто дарить не мог, не потому, что был не в состянии этого позволить или был скуп, а чтоб не привлекать к ним ненужного внимания, так как пытался сохранить свое отцовство в тайне, особенно от своего деспотичного родителя… А ночная рубашка или шарф — что в этом необычного, такого, что не может быть подарком от благотворителя, который знает, что нужно мальчику-сироте, про которого не вспоминают родственники? Разница лишь в том, что предметы одежды, которые получал именно он, как сейчас ему казалось, были не просто куплены… а выбраны тщательно… и с любовью… Яков Платонович вздохнул. Ему вспомнилось, как Его Сиятельство писал о том, как приехал посмотреть на своего сына издалека. Сына, который позже на прогулках носил шарф и перчатки, которые послал ему… Почему в Училище правоведения он больше не получал подобных подарков? Вероятно, потому, что подросший Яков уже мог задуматься, откуда, точнее от кого эти подарки действительно были… Книги — более нейтральный подарок. А что касается серебряной закладки — так кто знает, может, какой-нибудь аристократ решил отдать ее на благотворительность потому, что она не была новой, и на ней была пара царапин, а себе купил другую, еще более изысканной работы…
Надо будет показать его сокровища Анне, когда она вернется домой. Она не будет смеяться, что полицейский чин столько лет хранил подобные безделушки… Может, подарить ей такую же красивую серебряную закладку? В виде ажурного цветка? А то в качестве закладки она использовала цветок, который он сорвал для нее с клумбы Разумовского… Ой, подарок — он чуть не забыл полить пальму, которую принес ей вскоре после их переезда в этот дом. Благодаря заботам Анны, пальмочка уже не выглядела такой чахлой и немного подросла, Яков Платонович подумал, что когда они переедут в Петербург, Анна захочет взять подаренную им пальму с собой, хотя в столице можно будет приобрести комнатные растения на любой вкус.
========== Часть 11 ==========
В воскресенье Штольман решил полентяйничать. А почему бы нет? Такие дни выдавались ему крайне редко. Он выбрался из дома только за тем, чтоб принести белье от прачки. Однако по пути к ней зашел в ресторан, куда они с Анной приходили выпить кофе, когда у него днем на службе появлялась свободная минутка. Сел за их с Анной столик, заказал кофе с пирожным. И стал думать об Анне, его Анне. Он очень скучал по ней и знал, что Анна также скучала по нему… даже если Павел и его графиня уделяли ей столько внимания, сколько могли… Но даже в том случае, если они и были заняты… друг другом, и Анна проводила много времени одна, в Царском селе у Павла сейчас ей было лучше, чем в Затонске, где она могла увидеть одно из подметных писем, пришедших на их адрес… Их отправитель достиг своей цели — мысли о гнусных посланиях не давали покоя адресату, даже в выходной, периодически пробираясь в его голову. Он нервничал по этому поводу, не из-за себя, из-за Анны, сам того не замечая, насколько… Но это заметила прачка Лукерья и спросила барина, все ли у него хорошо. Штольман ответил, что беспокоился об Анне Викторовне, которая уехала так далеко. Больше на ум ему не пришло ничего.
Вернувшись домой, Яков Платонович положил узел с чистым бельем на стол, развязал его… и нахмурился. Он столкнулся с неожиданной проблемой — белье оказалось неглаженным. Когда он отдавал его Лукерье, он забыл сказать ей, чтоб она погладила хотя бы его рубашки. Как это было, когда он был холостяком, и позже, в самом начале его семейной жизни с Анной.
Потом у них с Анной появилась Агафья, которая приходила на несколько часов два раза в неделю и наряду с другой помощью по дому гладила его рубашки. Но когда стало известно, что Штольман — незаконный сын князя, она пришла к нему в участок и сказала, что помогать Анне Викторовне по дому она больше не сможет. Причины она не назвала, но Штольман понял это и сам. В семье, которая давала ей основной заработок, видимо, сказали прямо, что если она и дальше будет обслуживать княжеского выродка, то ей придется распрощаться со своим местом. Был ли он сердит? Нет, он понимал, что вдова с двумя детьми должна была беспокоиться прежде всего о своей семье, как их прокормить и одеть. Штольманы же не могли позволить себе постоянную прислугу, у них не было для этого ни достаточных средств, ни места в их маленьком доме. Он думал, что Анна будет этим расстроена, но она приняла новость… стойко. Сказала, возможно, когда в городке улягутся слухи про Штольмана, кто-то согласится на те условия, что они могли предложить. А пока ей придется заняться домом самой.