Страница 16 из 79
С письмом Анны пришло еще три. Как и предыдущие, они были написаны разными почерками и были отправлены из разных городов. Наиболее нейтральной была записка, автор которой предлагал ему убраться из города, коли ему дорога его шкура. Письмо, написанное детским почерком, больше похожим на каракули «Я вабью твоей ведми асиновый кол», привлекло его внимание гораздо больше. Как и то, в котором мужчина предрекал: «Твоя ведьма сгорит в аду». Теперь речь шла не о нем, а об Анне, его Анне. Анна была другой, не такой как все, особенной, но ведьмой она не была… и уж тем более не заслуживала такой участи, чтоб сгореть в аду или быть убитой осиновым колом… даже в чьем-то больном воображении… Как все же хорошо, что она уехала из Затонска… Он как чувствовал, что Анну стоило отправить с Павлом… Если подобные письма появятся на следующей неделе, ему придется просить Павла оставить Анну у себя… под любым предлогом…
Все письма были адресованы на его имя, посланы на их с Анной домашний адрес. Кто же так ненавидел их, что решил устроить такую замысловатую травлю… И травлю ли? Или же это были… угрозы… Даже если целью этих гадких записок было просто испортить настроение, поиграть на нервах, попугать… к этому стоило отнестись… серьезно… Человек, который организовал отправление этих шести писем — а ведь могли прийти и еще — был очень… упорным… в следовании своей цели… и, Штольман не исключал возможности, одержимым… Приложить столько усилий — отдать письма разным людям или, скорее всего, попросить написать их, отправить из разных мест… это не то что самому нацарапать несколько подобных посланий и отослать их, скажем, из соседнего городка или отдать их все тому, кто поедет из Затонска куда-нибудь… Человек, стоявший за всем этим, или проживал в Затонске, или бывал здесь в последнее время — ему был известнен адрес, по которому проживал Штольман с женой, и он был в курсе его скандального происхождения… Нужно будет потихоньку узнать, кто в последний месяц ездил в один из городов, откуда были посланы письма. Или кто приезжал из одного из этих городов… Он поручит Коробейникову порасспрашивать жителей… и сам спросит у Марии Тимофеевны, вдруг она что-нибудь слышала…
========== Часть 8 ==========
Штольман подумал о том, что, если ему повезет, он уже сегодня мог бы собрать некоторые сведения о жителях Затонска, недавно уезжавших из города в интересующих его направлениях, и о приезжавших оттуда. В Дворянском Собрании. Вопросы, которые представители местного дворянства могли посчитать проявлением бесцеремонности следователя Штольмана, а то и попыткой провести им неофициальный допрос, могли сойти за немного излишнее любопытство сына князя Ливена. Он вздохнул — расследование требует жертв. Ему снова придется выглядеть… соответственно статусу сына Его Сиятельства. Не то что бы ему не нравилось, как он выглядел… надев на себя образ княжеского сына, он признавал, что в отражении зеркала Его Милость казался… довольно привлекательным… Но это был… не совсем он сам… пока… Он переоделся в лучший костюм, надел галстук и шляпу, подаренные дядей — столичным франтом, надел перстень князя Ливена и взял трость с вензелем. Выйдя из дома, Его Милость на этот раз не забыл запереть дверь — как несколько дней назад. Кто его знает, что теперь ожидать после подметных писем.
В Собрании его встретили еще приветливее, чем несколько дней назад. До ужина председатель и несколько его приятелей пили коньяк. Разговор вращался вокруг пары тем. Одной из них была предстоящая свадьба какого-то господина, которого Штольман не знал даже по фамилии, поэтому особо в разговор не вслушивался. Вторая новость была гораздо интересней — дворяне обсуждали, что в гарнизон Затонска с инспекцией приехал уполномоченный из штаба округа, и что, по слухам, полковник Симаков запрыгал как уж на сковороде. Полковник Дубельт не только занимался проверкой на территории гарнизона, где ему вынуждены были доложить об убийствах, ограблениях, кражах и кутежах с погромами… но и собирал сведения в самом городе. О том, как ведут себя офицеры гарнизона, и есть ли на них жалобы. А жалобы были — и на пьяниц-задир, искавших повода для ссор в рестрациях, и на распустившихся ловеласов, навязывавших свое общество приличным дамам в то время как для разлечений того рода, что им требовались, были девочки Маман, и на должников, не считавших нужным оплачивать счета… и на многое другое… Начальник следственного отделения Штольман удивился, что Дубельт еще не побывал в полицейском управлении… Дубельт — говорящая фамилия. Он был почти уверен, что полковник был родственником генерала Дубельта, начальника тайной полиции, начальника штаба Отдельного корпуса жандармов, управляющего Третьим отделением… Один в свое время наводил порядок во всем государстве, другой сейчас в одной из его частей — в армии…
Представитель штаба округа приехал с инспекцией… вскоре после посещения Затонска помощником начальника охраны Императора подполковником Ливеном… Яков Платонович мог поставить на спор свою новенькую шляпу, подаренную Его Сиятельством, что это не было совпадением… С кем из Военного Министерства подполковник мимоходом поделился мыслью, что неплохо бы проверить, что происходит в Затонском гарнизоне, он, конечно, не знал… Но что это было так или примерно так, он не сомневался… Хорошо, что никому кроме него не пришла мысль связать появление офицера из штаба округа с предшествовавшим тому визитом в Затонск Его Сиятельства князя Ливена…
За ужином в ресторане Дворянского Собрания один из двух приятелей Никитина, которых он также пригласил разделить с ним вечернюю трапезу, спросил о его поездке в Москву к сыну. Штольман мысленно возликовал. Теперь не было необходимости направлять беседу в нужное ему русло, можно было просто воспользоваться ситуацией.
— И часто Вы ездите в Белокаменную, господин Никитин?
— Ну стараюсь выбираться раз в два-три месяца. У меня в Москве не только сын с семьей, но и старинный друг, еще с молодости. Так что пытаюсь находить возможность видеться и с ним.
— А друг к Вам приезжает?
— Зачем ему в нашу провинцию? Нет, был у меня в гостях пару раз за все годы, в последний — лет пять назад. Что здесь в Затонске делать? Разве что на воды, так он не больной, как, например, фрейлина Императрицы, которая здесь несколько месяцев пыталась поправить здоровье… Не знаете, господин Штольман, полегчало ей? А то ведь если нет, могут и до столицы дойти слухи, что наши воды — это сплошная фикция…
Якову Платоновичу не особо хотелось развивать данную тему:
— Знаете, есть люди, которым вечно кажется, что они чем-то больны… Если человек хочет лечиться, и это не приносит вреда, пусть лечится хоть месяцами, хоть годами… На это просто не стоит обращать внимания…
— Да, да, я понимаю, о чем Вы… Есть, к примеру, дамы, которым все время мерещится, что у них нервические болезни, а на самом деле… это не что иное как дурной характер…
Вот так председатель Дворянского Собрания охарактеризовал неких дам… не называя их… По-видимому, у него было для этого основание. Возможно, он сам столкнулся с надменностью и презрительным отношением Нежинской к людям, особенно тем, кто находился ниже ее по положению, и не счел нужным разыгрывать перед Штольманом свое мнимое уважение к ней. Не все же готовы лебезить перед фрейлиной Ее Величества как Трегубов… Может, председатель Собрания был в родстве с титулованными особами или дворянами, которые занимали положение не ниже, чем Нежинская…
— Я вижу, Вы задумались над тем, что я сказал… Как провинциальный нетитулованный дворянин, хоть и председатель Собрания, мог позволить себе сказать подобное об особе, находящейся при дворе… Но я лишь высказал свое мнение о ней… как о человеке… а не как о фрейлине… Какова она на службе, об этом я судить не могу…