Всё-таки живые

Он обижен на моё предательство, я обижена на вмешательство в эккелинскую историю и проклятый улыбастер вместо оружия, в общем, ответа Доктор не добивается, но я хорошо знаю, что он не разменивается на пустые слова. Сказал, что мезозой ждёт, значит, ждёт. А мне туда как-то вовсе не с ложноручки. Пусть Хищник пока проваливает, я терпеливая. Подожду, когда вернётся, подловлю момент и отомщу на всю катушку. В конце концов, если пророчества Каана сбываются, то мне ещё много чего предстоит наворотить в этой жизни, и смерть от старости в деревенском сарае мне точно не грозит.

Но пока, похоже, я прочно застряла на Сол-3. Что ж... На этой планете существует незнакомое далекам понятие «отпуск». Будем считать, что я в бессрочном отпуске.

Комментарий к Сцена третья. *когда Доктор в самый первый раз в жизни встретился с далеками, это было в

XXIV

или в самом начале

XXV

века (теоретически, если ориентироваться на разговор с талами на Спиридоне). И тогда далеки были гуманоидами: в одном из эпизодов Доктор и Йен вытаскивают тело из скафандра и укрывают его плащом, из-под которого остаётся торчать скрюченная, но вполне человеческая рука, а само тело намного больше, чем «зелёный комок ненависти». Однако Даврос разработал именно те самые «зелёные комки», да и по Вулкану далеки шмыгали теми ещё кальмарами. Так что они очень сильно меняли внешний вид на протяжении своей истории, просто нам этого не было видно из-за скафандров.

**да-да, Седьмой объяснил Эйс произошедшее с далеком весьма развёрнуто и заумно, но… Правило номер один: «Доктор врёт». =) Мог правду сказать, а мог лажануться или просто не понять, что на самом деле произошло, и на ходу придумать правдоподобное объяснение для наивной Дороти. Параметр AU позволяет автору фанфика интерпретировать невнятные моменты сериала в соответствии с замыслом повестушки. =Р

====== Сцена четвёртая. ======

Год, не год, а полгода я продержалась в режиме полного игнорирования гуманоидов. Но естественно, в итоге не выдержала, потому что за шесть месяцев наблюдения за двуногими вопросов накопилось столько, что я едва не лопалась от любопытства, и следующий год земляне были готовы биться головой об стены от моего «объясни-и», при том что сама я на их вопросы отвечать не спешила и отмалчивалась на все попытки завязать диалог. Но потом появился Пашка, и всё резко изменилось. Я уже говорила, что ненавижу ювенильных особей?

Для начала следует описать семью, в которой я поселилась. Для далеков сам факт семьи был всегда чем-то абстрактным, сухой строкой в словаре, а семейное поведение нам доводилось наблюдать по большей части только во время захвата очередной колонии, и укладывалось оно в два варианта: или все пытались друг друга спасти даже ценой собственной жизни, или все резво становились каждый сам за себя. Остальные поведенческие особенности семейных видов считались настолько незначительными, что о них лишь вскользь упоминалось в общем курсе ксенобиологии. О том, что такое — сосуществование нескольких поколений, связанных между собой генетически, я даже не задумывалась. Но теперь уже два года за ним наблюдаю, и не могу сказать, что это смертельно скучно. Скорее, даже забавно. Столько нового каждый день узнаёшь!..

Центрообразующей единицей являются Фёдор и Мари Скворцовы, муж и жена. Пара, уникальная во всех смыслах: он — учёный-конструктор, работающий с местными космическими технологиями в соседнем городе Королёве, насквозь засекреченный и, по-местному, невыездной, а она — француженка, до сих пор картавящая, говорящая в нос и произносящая половину фраз на родном языке, официально домохозяйка, но на деле даёт частные уроки фортепиано и рисунка. Невозможное сочетание, но подозреваю, над прикрытием семьи поработал Доктор со своими психобумажками, фильтрами восприятия, автоматическими переводчиками и умением морочить головы даже спецслужбам. А для подозрений у меня есть все основания, начиная с Маришиного очень специфического французского и заканчивая подлинным платьем конца семнадцатого века, хранящимся в чемодане на втором этаже дома вместе с парой таких же древних пистолетов — подлинных, но как и платье, выглядящих довольно новыми.

У Фёдора и Мари трое детей, все уже довольно взрослые: младший в следующем году заканчивает школу, средний учится на втором курсе института, а старшая дочь уже замужем и с ребёнком, годовалой девчонкой с пафосным именем Антонина. Кроме того, у Скворцовых полно родни по мужниной линии, начиная от свёкра и свекрови, заканчивая какими-то немыслимыми четвероюродными племянниками и племянницами. Про Мари, конечно, такого не скажешь — она совершенно одна, что немудрено, если она действительно сбежала из времён Французской революции в будущее.

Скворцовы живут в дачном посёлке Валентиновка, в собственном доме. Вообще, у них есть большая по местным меркам квартира в Королёве — это отсюда или сорок минут пешком, или на раздолбанных «жигулях» Фёдора прямо к дому, или одну станцию на электричке, и там городским транспортом или своим ходом. Но они уступили её детям, прежде всего, семейной Дарье. Антону оттуда тоже ближе на учёбу, чем с дачи — он учится в МГИЛ, планирует потом дёрнуть куда-то за Урал, восстанавливать тайгу. А Сёмка собирается податься в космонавты, так что упрямо рвётся в армию прямо со школьной скамьи, а оттуда — в Жуковку. Мари не о чем тревожиться, он как раз успеет попасть в мирный промежуток: из Афганистана уже начинают выводить войска, Чечня ещё не случилась, ему ничто не грозит, вот только мне приходится об этом молчать. Время-шремя, всё сложно. Вдруг ситуация внезапно перепишется из-за чьих-то происков?

Дом в Валентиновке — это отдельная тема для разговора. Огромная бревенчатая дача едва ли не дореволюционной постройки, окружённая одичавшим яблоневым садом и соснами, сиренями и жасминами. Местные находят её поэтичной, а я — неопрятной. Слегка провалившееся и заставленное кошачьими мисками крыльцо, которое Фёдор порывается починить всё то время, что я тут живу, но при этом и сам не делает, и мне не даёт: «Танька, ты что, оно же такое старинное, жалко же!» — кстати, да, я для них давно Танька; по словам Семёна, который первым меня так обозвал, это не сокращение от Татьяны, а женский род от слова «танк». С крыльца попадаешь на просторную застеклённую террасу, главными атрибутами которой являются обеденный стол с большим металлическим баком для кипятка, называемым «самовар», и старинный буфет, заставленный ровным строем тарелок в мелкую розочку и армией банок с вареньем, вишнёвым и яблочным. Клубника в этой семье до варенья не доживает. Через крошечный тамбур, напоминающий шлюз и пропахший старой бумагой, можно пройти в кухню, она же раздевалка для верхней одежды и обуви. В дальней стене проход в коридорчик, идущий через весь дом — правый дальний угол занят комнатой Фёдора и Мари, рядом с ней комната сыновей, а напротив, граничащая с кухней комната Дарьи с мужем. Потом холл с проходом в подпол, ванной и туалетом; по местным меркам, иметь внутренний санузел на даче — это верх шика, но для Фёдора с женой это необходимость, зимой в этих широтах довольно холодно. От холла дом продолжается в зеркальном порядке — снова комнаты, из которых одна приспособлена под кухню, терраса, крыльцо. Это — половина Скворцовых-младших: у Фёдора есть брат, который со своей семьёй живёт в столице и выбирается в Валентиновку только на лето. Кроме того, между двумя половинами дома имеется узкий проход на ещё одну террасу с художественно-музыкальной студией Мари, где она даёт уроки, с выходом на заднее крыльцо и лестницей на второй этаж с его четырьмя гостевыми комнатами и захламлённым холлом, огромным настолько, что в плохую погоду многочисленные Фёдоровы племянники гоняют там мяч, а зимой стучатся в настольный теннис. На втором этаже я бываю редко: внутренний коридорчик слишком узок для моего скафандра, там даже полный человек не особо протиснется, а пока я облечу вокруг дома и влезу на заднее крыльцо, по любимому выражению Мари, случится второе пришествие. Я долго думала, что это шутка на религиозную тему, пока не узнала, что хозяйка дома имеет в виду Доктора, которого встречала только раз (когда он прилетает к Скворцовым, её то в магазин уносит, то в город, то ещё куда-нибудь).