Страница 20 из 22
— Кинтс, — остановил его дедушка Арлео, укоризненно покачав головой. — Я понимаю, что ты сам не рад, взяв человеков с собой, но раз уж так получилось, то незачем говорить им заведомую неправду. Видите ли, молодые дамы, это традиция — в память о катастрофе у нас каждое тысячелетие прибавляется по старейшине.
— Сколько же лет вашему политическому строю? — охнула Ковалёва.
Хруп показал ей язык, весь измазанный жёлтой ягодной мякотью. Дедушка Арлео дал ему подзатыльник и по-стариковски задумчиво вздохнул:
— Он у нас не менялся. Иногда случались бунты, но зачинщик сурово за это расплачивался.
— Казнили, да? — нахмурилась Ковалёва.
Дедушка потряс лапкой, словно отрицая её слова, и ответил:
— Нет, молодая дама. У нас свои законы и правила, не такие, как у прочих выходцев с Голубой Прародины. Но иногда смерть милосерднее жизни.
— Может, о чём-нибудь другом поговорим? — резко вмешался Хруп, бросив странный взгляд на дедушку Арлео. — Ну, я не знаю, о празднике урожая? Или вы про ваши праздники расскажете?
Ну уж нет. Слишком явно Хрупчик завредничал, только Зю так тоже умела, ещё похуже некоторых белых-пушистых. И вообще, не хватало тут про «оливье», мандарины и Снегурочку языком молоть.
— А я хочу про витражи, — заявила она, чувствуя, что прозвучало это капризно. — Почему тут человечки, а не звери? И почему они во все цвета радуги раскрашены?
— Потому что вы в Рыцарском зале, а это Рыцари, — ответил дедушка Арлео. Помолчал, покосился на недовольного Хрупчика и продолжил: — Иногда талисман выбирает себе… ну, что-то вроде помощников, чаще всего из пришлых. Наверное, — он печально усмехнулся, — чтобы у нас не было возможности на них давить. Мы называем этих помощников Рыцарями Радуги. Они — хранители мира и порядка во всей вселенной, поэтому их везде глубоко уважают.
— Но и ответственность это налагает огромную, — Хруп отвалился на подушку, но лопать не перестал. И выражение мордочки у него сделалось на редкость противным, словно он, вопреки словам дедушки Арлео, был не слишком высокого мнения о Рыцарях. — Им за каждое слово, за каждое решение приходится отдуваться. Стыдно вспомнить, чем Ирискин блицкриг закончился, — и он дёрнул задней лапой в сторону одного из витражей. — Хотя король сам зарвался. Было бы у меня право, я б ему собственными лапами затрещин надавал. Но я же не мог встревать, пока вопрос не касался непосредственно талисмана. А Ирис должна была думать, что творит. На то у неё и голова, а не чтобы причёску носить.
— Кинтс — хранитель талисмана, — нахмурился дедушка Арлео. — И порой позволяет себе, гм, довольно резкие высказывания. Извините его, молодые дамы.
Зю разглядывала витраж. Вот странно, как только она начала к нему приглядываться очень пристально, он вдруг стал оживать. Так с комиксами бывает, но тут всё как-то по-настоящему выглядело, словно кино из разноцветных стёклышек. Не иначе, магия…
Вот внизу витража приземлился космический корабль, похожий на волшебный цветок. Из него вышла девушка с голубыми, как у Мальвины, волосами и в облегающей одежде — наверное, космонавт. И под ногами у неё — ирисы всех цветов радуги. А вот она тянет руки к камню в золотой оправе размером, наверное, с колесо грузовика, а тот сияет в ответ. Вот, выше, эта же девушка, но уже в платье, белом — нет, едва уловимо разноцветном. Она стоит, опустив глаза, окружённая чем-то вроде колышущегося бескрайнего тумана, состоящего из лап, которые протягиваются к ней, но не хищно, а умоляюще. И вот эта же девушка, сияя всеми цветами радуги, протягивает руку к огромному белому змею в короне. Он такой страшный — встреть бы Зю его вживую, умерла бы, наверное. Она даже ящериц боялась. А Мальвина ничуть не смущена, и вся её поза словно говорит: «Идём, я помогу тебе!» — но змей подался назад, словно отшатнулся в отказе, и его тело, чем дальше от головы, тем больше перебивается чёрными трещинами и разламывается на куски, словно рассыпающаяся на глазах статуя.
— Пророчество о падении королей, — буркнул Хрупчик, перехватив её взгляд. — Самый первый Рыцарь Синего луча оставил двенадцать предсказаний о будущих Рыцарях. Ирис на десятое пришлась.
— Ты что-нибудь о ней узнал? — спохватился дедушка Арлео.
— Ничего толкового, — Хрупчик явно рассердился, у него даже шерсть на загривке приподнялась. — Я уже сто раз тебе говорил, при каких условиях могу пользоваться силой талисмана — ещё раз повторить?! — он перевернулся на округлившееся пузо, поднялся на лапы, встряхнулся и почти крикнул. — Только если Рыцарей нет!
— Ты ещё говорил, что полная тьма отрезает Рыцаря от талисмана, и это равносильно его… гм, исчезновению, — спокойно возразил дедушка Арлео, ничуть не испугавшись разозлившегося Хрупа.
— Поражаюсь твоей способности на неё надеяться даже после вашей ссоры насмерть, — слегка остыл тот. — Ладно, если тебя утешит, то клумбу я не нашёл, — Хрупчик остро взглянул на них троих, ничего толком не понимающих в разговоре, и тоже спохватился: — Извините, девочки. При вас этот разговор заводить не следовало. И пожалуйста, не задавайте больше вопросов на больную тему. Давайте о чём-нибудь поприятнее поговорим.
А что тут спрашивать, разве что про клумбу. Он же сам в гараже упоминал, что Ирис встретилась с колдуном из зверячьей поликлиники. Значит, она или в заточении, или… Ой-ой-ой.
А может, эта фея-рыцарь всё-таки на Земле спрятана? Они б могли помочь верзверикам её найти. Страшно, конечно. Особенно как подумаешь, что снова встретишь тех двоих, с газоном на голове. Вот где жуть-то! Но если тихонечко… Осторожненько… Разведать, узнать…
— А тогда можно я спрошу? — подняла руку Кукушкина, как в школе. — Почему везде рыцари по одному, по три, по четыре, а вон в том углу их семеро?
Зю и туда посмотрела. Семь фигур стояли, обнявшись. Перед ними лежал разбитый кристалл, а всё изображение пронзали чёрные расширяющиеся молнии-трещины.
Вид у Хрупчика, забравшегося обратно в подушки, сделался настолько ироничным, что Зю себя почувствовала севшей в муравейник:
— Нашла, что получше спросить… Двенадцатое пророчество гласит, что, когда соберутся все семеро, талисман будет разрушен и вырвется зло, которое нам планету чуть не разворотило в древности. И завершит своё дело. Как ты там выразилась, «совсем армагеддец»?
— Одно радует, — мягко встрял дедушка Арлео, — у нас только-только десятое исполнилось, так что пока любая беда не такая уж и беда.
Зю заодно изучила и витраж, переливавшийся посередине между страшным, со змеюкой, и ужасным, со всеобщим разрушением.
Пёстрые стёклышки изображали трёх человечков — конечно же, в звериных костюмах, — на фоне голубого круга. Зю узнала только птицу, двое других были то ли рыбками, то ли в Гекко перекрашенного играли. Чуть выше все трое, соединив силы, лупили разноцветными лучами по наседающему на них тёмному облаку, а там, где лучи скрещивались, горела ярко-белая звёздочка. В общем, как обычно, сражения и опасности, всё безрадостно. Но третья картинка, выше всех, Зю немножко обнадёжила. Там пугающий мрак разрывало в клочки белым светом, а в центре сияла фигура с переливчатыми крыльями, прямо как у ангела. Такой больше ни на одном витраже не было.
— Это кто? — спросила Зю, ткнув пальцем в ангела. Да, нехорошо так показывать, но верзверики всё равно не в курсе земных приличий.
— А здесь никто не знает, — Хруп чавкнул очередной ягодой. Прямо за уши его оттаскать хотелось из-за издевательского тона! — Якобы у предпоследних Рыцарей должен быть тайный союзник. Наверное, это он. Можешь у мастеров спросить, которые витраж делали.
— Короче, Сэйлормен, — съязвила Кукушкина. — Лунная призма, в бой!
Верзвери на неё посмотрели. Похоже, на этот раз она сморозила что-то очень не то.
— Это какая-то шутка с Голубой Прародины, — сухо пояснил Хруп дедушке Арлео. — Юльча, только не надо пускаться в объяснения, уже достаточно. Вы устали, все трое. И на Земле сейчас глубокая ночь. Мне нужно ещё часа два, чтобы восстановиться — может, поспите?