Ученик мага

Когда я попытался рассказать дхоби о своих похождениях возле гхата для кремации, тот в ответ лишь глупо улыбался, обнажая кривые зубы. Он вручил мне кружку темной мутной воды из Ганга – прополоскать рот. Потом взбил самодельную подушку – ворох грязной одежды, завернутый в простыню.

Устроившись на убогом ложе, я почувствовал себя чуть ли не святым. Приятное и совершенно новое для меня чувство. Теперь я понимал, почему Томас Бекет так дорожил своей власяницей. Мелькнула мысль: может, чаще надо подвергать себя таким вот наказаниям. Я закрыл глаза и представил мерцающие огни погребальных костров… У населявших матрас диких блох начинался пир.

В пять утра дхоби уже вовсю трудился – кипятил очередной бак с браминской одеждой. Я сел, завернувшись в простыню, как в тогу. За окном было еще темно. Керосиновая лампа освещала все вокруг тусклым неверным светом. Дхоби явно обрадовался, увидев, что я проснулся. Он вручил мне аккуратно сложенную стопку одежды. За ночь он каким-то образом ухитрился выстирать и отутюжить мою рубашку, брюки, носки и даже трусы. От одежды приятно пахло корицей. Я принялся его благодарить, но он лишь сморщил нос, дважды чихнул и схватил мою импровизированную подушку – белье еще предстояло выстирать.

Затем мой хозяин склонился над чугунным котлом и выудил оттуда носок. С превеликой осторожностью он явил на свет его содержимое – три сваренные вкрутую яйца.

Темнота за окном постепенно рассеивалась, и в первых проблесках зари я разглядел группу женщин, направляющихся к реке. Босые, в простых белых сари, они неторопливо спускались к воде, будто не замечая утренней прохлады. Дойдя до укромного уголка на берегу, женщины принялись мыться в священных водах Ганга.

Закончив омовение, вдовы замерли в безмолвной молитве, протягивая руки к восходящему солнцу – наверное, молили Бога поскорее призвать их в рай.

Уехать из Варанаси оказалось очень даже непросто. Миллионы индийцев готовы на все, лишь бы сюда попасть. Из Каши уезжают только те, кого призывают неотложные дела. Не прожив в городе и дня, я почувствовал, что на меня накатывает апатия – во время долгих странствий иногда такое случается. Смелые планы поступить в ученики к великому чародею постепенно утрачивали свою привлекательность. Меня отравили, ограбили, я ютился в хижине дхоби. Что стало с моей мечтой освоить науку чародейства? Нет, ни в коем случае нельзя забывать о главном. Решено: на следующий же день я выезжаю в Калькутту.

Приняв такое решение, я направился к гхату Панчаганга – если уж не окунуться в воды Ганга, то хотя бы зайти по колено. Зная, что над рекой развеивают пепел несчетного количества умерших – я уже не говорю о том, что туда бросают обугленные трупы, – естественно ожидаешь, что вода будет грязной. Паломники и местные жители каждый день моются в Ганге. Они даже пьют из реки воду – считается, что она чище воды из высокогорных источников. Но почему же тогда при всей этой грязи люди не мрут, как мухи? Ученые нашли этому объяснение: они считают, что Ганг обладает способностью к самоочищению и восстановлению уровня кислорода в воде. Когда в пробирку с водой из Ганга поместили микробов-возбудителей холеры, они погибли через три часа. В пробирке с дистиллированной водой те же микробы прожили целых двадцать четыре часа. Моряки давно заметили, что вода из Ганга невероятно долго остается свежей. До недавнего времени отплывающие из Калькутты корабли брали на борт столько воды из Ганга, сколько могли увезти.

Когда в 1902 году махараджа Джайпура Савай Мадхо Сингх II отправлялся в Англию, он повелел изготовить два гигантских серебряных сосуда – они до сих пор считаются самыми большими изделиями из серебра в мире. Каждый сосуд вмещал почти две тысячи галлонов (около девяти тысяч литров). Наполнив оба сосуда священной водой, Махараджа велел взять их на борт.

У гхата Панчаганга я забрел по колено в воду в надежде смыть с себя хоть сколько-нибудь блох. Но вскоре чувство полнейшей радости обернулось ужасом: течение несло в мою сторону обугленную человеческую руку. Только я немного успокоился, как кто-то постучал меня по плечу: укутанный с ног до головы тип протягивал мне бутылку с мутной водой, приговаривая с сильным акцентом:

– Сахиб, не бояться вода из Га-анга… хорошо для пить. Толко питнасть рупи.

– Нет, – отшатнулся я. – Отстаньте от меня. Я тут только что такое видел!

Я отвернулся, но снова почувствовал его руку у себя на плече.

На этот раз я обернулся, чтобы накричать на торговца, но тот открыл лицо, и я понял – никакой это не торговец, а тот самый частный сыщик по имени Ватсон. Он преобразился до неузнаваемости.

– Как вы узнали, что я здесь?

– Я же все-таки сыщик.

Ватсон велел мне обуться. По его словам, вот-вот должно было начаться необычное действо. Я еще не отошел от зрелища плывущей руки, и колени у меня подгибались.

– Так что случилось, Ватсон? – допытывался я, пока мы бежали по лабиринту узких улочек.

– Сами скоро все увидите.

– Вам удалось отыскать какой-нибудь скелет в семейной кладовке?

– Ну, не то, чтобы целый скелет, – улыбнулся мой провожатый, – так, череп, несколько косточек… пока еще не весь скелет. На это мне понадобится чуть больше времени.

Мы вскарабкались в повозку к велорикше. Ватсон велел везти нас к Рани-гхату. По дороге он подробно рассказал о ходе своего расследования.

– Дела продвигаются неплохо, – начал он. – Месяца два уйдет на наблюдения. Мы тут не сидели сложа руки – кое-что проверили.

– Например?

– Да так, по мелочи, – сыщик напустил на себя скучающий вид. – Не липовый ли у жениха школьный аттестат, не встречается ли он с другими девушками, нет ли у него уродливых родинок, бородавок, наростов на гениталиях. Ну, сами знаете…

– Не уверен.

– Нам еще предстоит проверить, с кем его семья враждует, привлекался ли кто из них к суду, не скрывают ли они долги, наследственные болезни, нежелательных побочных братьев…

Оборвав себя на полуслове, Ватсон велел рикше остановиться и повел меня на пустырь за Рани-гхатом. Похоже, здесь недавно снесли какое-то здание. Кучка старьевщиков копалась среди кирпичей – вдруг да отыщется что-нибудь полезное.

В самом центре площадки в состоянии глубокой медитации сидел садху.9 Лицо у него было изможденным и осунувшимся, возможно, он выглядел старше своих лет. Борода спутанная и уже порядком поседевшая, руки в цыпках, из одежды только лунги – набедренная повязка – и коралловые четки. У его правой ноги лежал человеческий череп.

Череп многое объяснял. Этот садху принадлежит секте Агхора. О представителях этой секты – агхори – я узнал в пору своего увлечения охотниками за головами из народности нагов. Их верования очень близки традиционному шаманизму. Говорят, что агхори дана власть над злыми духами. А еще, если верить традиции, они каннибалы. Некогда они во время обрядов пили человеческую кровь из чаш, сделанных из человеческих черепов. Но для агхори череп значит гораздо больше, чем простой сосуд для возлияний. В черепе живет дух умершего. И пока череп не сожгут, душа остается в плену у агхори. Вот такие джинны – духи – служат садху в мире теней.

Сыщик подтолкнул меня в сторону аскета.

– Зачем он тут сидит? Что сейчас будет?

– Просто смотри.

Садху сидел, скрестив ноги, и медитировал. Прошло несколько минут. Подошел какой-то человек, вырыл руками неглубокую ямку в земле и ушел. Мы продолжали наблюдать. Спустя еще какое-то время пришли сразу человек пятнадцать. Они окружили агхори. Кажется, они точно знали, что тут затевается. Садху вышел из транса. Поднялся на ноги. Обернул лицо старой рубашкой, опустился на четвереньки и сунул голову в вырытую ямку. Ямку засыпали песком, а садху так и остался стоять на коленях.

– Ватсон! Что здесь происходит?

– Садху погрузился в спячку, – ответил сыщик.

9

Словом «садху» в индуизме и индийской культуре называют аскетов, святых и йогинов, более не стремящихся к осуществлению трех целей жизни индуизма: камы (чувственных наслаждений), артхи (материального развития) и дхармы (долга) – прим. перев.