Страница 1 из 22
Тахир Шах
Ученик мага
Часть первая
1
Тот, кто приводит души в трепет
Поначалу мы даже не поняли, что это был дурной знак. День выдался теплый. С бездонно-голубого неба на покрытую росой лужайку лились потоки яркого солнечного света. Садовник впервые за то лето вытащил свою допотопную газонокосилку. Огромный тис тянул к солнцу ветви, и те отбрасывали на траву длинные тени. Белки скакали по араукарии и лесному буку. Кусты азалии наполняли утренний воздух тонким ароматом. И вдруг, ни с того ни с сего, с неба посыпались градины размером с каштан, мгновенно разрушив всю идиллию. Единственное на всем бездонном небе облачко сбросило на наши головы предательские снаряды. Длилась бомбардировка минуты три. Лишь только последние градины ударились о землю, как дверной звонок возвестил о приходе незваного гостя.
Хоть мы и жили в глухой английской провинции, нельзя сказать, что странные гости были редкостью в нашем доме. Дом будто магнитом притягивал чудаков. Никогда не знаешь заранее, кого принесет в следующий раз. Но человек, объявившийся на крыльце в тот день, даже по нашим меркам был крайне необычным.
Первым, что поражало в этом огромном пуштуне, была его необычайная волосатость. Лицо почти целиком скрывала густая курчавая борода, похожая на ком угольно-черной сахарной ваты. Она развевалась во все стороны. Его руки поросли густым жестким волосом, даже из ушей и из ноздрей крючковатого, напоминавшего птичий клюв носа торчали многочисленные жесткие волоски. В тех редких местах, где волосы не росли – на подушечках пальцев, ладонях и под глазами – морщинистую кожу покрывали чешуйки как на морде броненосца. Его антрацитовые глаза говорили о безупречной честности, а глубокие морщины на лбу свидетельствовали о бурном прошлом.
Похожий на огромного медведя человек пригладил густейшую бороду ярко-красной пластмассовой расческой и отряхнул пыль со своего видавшего виды шальвар-камиза цвета хаки – такие костюмы из рубахи и мешковатых брюк любят носить жители Гиндукуша. Он поправил завязанный узлом на кабульский манер тюрбан, венчавший голову подобно короне, и скромно потупился, едва створки входной поползли внутрь. Узнав Хафиза Джана, сына Мохаммеда ибн Макбула, мой отец обнял его.
Багаж пуштуна – один-единственный запечатанный ящик из-под чая с нанесенными по трафарету черными буквами «ASSAM» – был со всем почтением внесен в дом. Ящик оказался тяжелым, будто средних размеров слоненок, и от него нестерпимо воняло тухлой рыбой.
Хотя Хафиз Джан и не предупреждал о своем приезде, ему было оказано всяческое гостеприимство. Подали чай и легкие закуски, произошел обмен любезностями. На гостя пролился поток благословений и подарков. По восточной традиции отец со всеми подробностями изложил родословную нашего дорогого гостя.
Его предки сражались бок о бок с моим предком, афганским полководцем и государственным деятелем Джаном Фишаном Ханом (этот псевдоним в переводе означает «Тот, кто приводит души в трепет»). И не было у него сторонников более отважных и достойных доверия, чем предки Хафиза Джана. Они сопровождали полководца во всех походах. Многие из них пали в боях, сражаясь плечом к плечу с моими родичами. И когда в 1842 году их предводитель во главе огромной армии отправился из Афганистана в Индию, они последовали за ним. После внезапной кончины, настигшей Джана Фишана Хана в захолустном индийском городке под названием Бурхана, они принесли клятву вечно охранять покой мавзолея своего командира.
Прошло более века, и Хафиз Джан с гордостью принял передаваемую в их роду по наследству должность хранителя могилы моего пра-пра-пра-прадеда.
– Усыпальница Джана Фишана, – произнес он на безупречном английском, – это усыпальница усыпальниц, и по своей величественности она достойна того, кто в ней погребен. Она будет стоять десять тысяч лет и даже больше!
Далее последовала длинная речь, в которой пуштун восхвалял память Джана Фишана. Такие славословия, в которых снова и снова повторяются всем известные факты, уместны скорее в конце пышного афганского пиршества, нежели во время скромного чаепития.
– Его высочество принц Мохаммед Джан Фишан Хан, сын сейида Кутубуддина Хана из Пахмана, – начал Хафиз Джан глубоким бархатистым голосом, – был праведным, великодушным и благородным, а еще он был лучшим наездником всех времен и народов. Известный также под именем Шах-Саз, «Дарующий троны», он был непревзойденным стратегом, дипломатом, философом и великомудрым правителем. Даже и по сей день, – продолжал Хафиз Джан, все более воодушевляясь, – звуки легендарного имени Джана Фишана Хана, того, кто приводит души в трепет, заставляют содрогнуться потомков его врагов!
Тут Хафиз Джан умолк, будто по приказу, взял моего отца за руку и повел в сад. Лицо его омрачало беспокойство. Вернулись они минут через двадцать. Поначалу отец молчал. Хафиз Джан тоже проявлял сдержанность.
– Наш брат Хафиз Джан, – заговорил отец в нерешительности, – пересек несколько континентов, чтобы приехать к нам. Он оставил могилу нашего предка и спешно направился сюда. Причиной для такого путешествия стал тревожный сон.
Отец в задумчивости хмурил брови, пересказывая сон Хафиза Джана. Сон был длинный и запутанный. Рассказ строился вокруг одного страшного происшествия, с которым было связано великое множество других событий, и это сбивало с толку. Сон касался моего будущего.
Там, во сне, я оступился и упал в замаскированный колодец, где меня ждала внезапная и бесславная смерть. Хафиз Джан преодолел моря и горы, чтобы уберечь меня от опасности, о которой предостерегал сон. Поднявшись во весь рост, пуштун рубанул рукой воздух.
– Можете быть уверены, – гаркнул он, – я не уеду отсюда, пока опасность не минует!
Внезапный приезд отважного и благородного пуштуна, который клянется защищать одиннадцатилетнего мальчика, на первый взгляд может показаться нелепым. Однако в истории нашей семьи был один случай, который заставил нас отнестись ко сну нашего гостя со всей серьезностью.
Дело было во время отступления англичан из Кабула. В опочивальню Джана Фишана Хана прокрался какой-то повстанец и достал кинжал, чтобы убить полководца. Но тут из-за ширмы тихонько вышел один из самых доверенных людей Джана Фишана Хана и перерезал незваному гостю горло. Со временем этот случай превратился в легенду, став нашим любимым семейным преданием. Спаситель Джана Фишана Хана, чьим потомком был Хафиз Джан, узнал о готовящемся покушении из вещего сна.
Отказавшись от дальнейшего угощения, Хафиз Джан с решительном видом вышел из гостиной. Втащив свой ящик наверх через четыре лестничных пролета, он поставил его возле двери моей комнаты под самой крышей, извлек оттуда тюфяк и расстелил перед дверью.
– Не волнуйся, – прошептал он, укладываясь на свою походную кровать, – если сюда проникнет злоумышленник, я схвачу его за ноги и разорву пополам!
Мне приходилось то и дело напоминать Хафизу Джану, что он явился защищать меня вовсе не от коварного убийцы, и вряд ли замаскированный колодец обнаружится под самой крышей дома. Пуштун в ответ набирал в легкие побольше воздуха и, потрясая кулаками, говорил:
– Никогда не следует недооценивать дьявольское коварство шайтана!
Впереди было целое лето, и мы с Хафизом Джаном проводили вместе довольно много времени. Я учил его скороговоркам, он рассказывал мне о многочисленных выдающихся деяниях Джана Фишана Хана. Свою речь Хафиз Джан обильно уснащал пуштунскими поговорками, не были исключением и эти его рассказы.