Страница 13 из 22
– Но зачем?
– А почему бы и нет?
– Человек в спячке… где-то я об этом уже слышал… так это же просто иллюзия! – крикнул я.
Ватсон сурово на меня посмотрел.
– Я знаю, что иллюзия, – прошептал он. – Кричать-то зачем?
Прошел час. Люди сосредоточенно созерцали стоящего на коленях мудреца. Прошел еще час. Мимо пробегала бродячая собака. Она попыталась стащить чашу-череп агори, но в нее запустили палкой, и она убежала.
Еще час ожидания. Я с ума сходил от скуки. И тут Ватсон повернулся ко мне.
– Вы обратили внимание на мелкий, сухой песок, каким засыпали яму?
– Обратил. Он разительно отличается от земли вокруг.
–Вот именно. Смотрите внимательно: видите, здесь везде глина. А в яму насыпали сухой песок. Садху может сквозь него дышать.
Через четыре часа после погружения в спячку агхори вдруг вытащил голову из песка. Снял с лица тряпку и глотнул воды из черепа. Нас с Ватсоном это могло и не убедить, но остальные явно находились под сильным впечатлением.
На обратном пути я рассказал Ватсону о самом известном случае погружения человека в спячку, о котором когда-либо слышал.
В тридцатые годы девятнадцатого века пошла молва, что в далекой деревушке где-то в горах штата Джамму появился йог, который может надолго погружаться в спячку. Вскоре слухи о худом нелюдимом человеке с пронзительным взглядом по имени Харидас дошли и до махараджи Лахора.
Махараджа был большим скептиком. Он послал за Харидасом и потребовал, чтобы тот проделал свой фокус под наблюдением специалистов. Харидас согласился.
При дворе махараджи жило немало выдающихся английских врачей. Во время первого же осмотра один из них обратил внимание на то, что у Харидаса удалены некоторые мышцы вокруг языка, что позволяет ему беспрепятственно продвигать язык назад, перекрывая тем самым доступ воздуха в горло. За несколько дней до намеченного погребения Харидас начал принимать горячие ванны, погружаясь в воду до плеч, очищал кишечник и питался лишь молоком и простоквашей.
Накануне погребения он заглотнул полоску льняной ткани длиной в тридцать ярдов. Чиновники и придворные с изумлением наблюдали, как Харидас извлекает материю из заднего прохода, окончательно опустошая пищеварительный тракт.
Наконец, Харидас сел в позу лотоса, заткнул ноздри и уши мягким воском, перекрыл доступ воздуха в горло, закрыв его языком, и сложил руки на груди.
Пульс не прощупывался. У врачей-европейцев не было объяснения этому феномену. Харидаса поместили в большой ящик, ящик заперли на висячий замок и опечатали личной печатью махараджи.
Затем ящик со всеми церемониями вынесли во дворцовый сад, где к тому времени уже вырыли большую яму. Ящик опустили в яму и засыпали землей. Но и этого показалось мало: землю над погребенным заживо садху засеяли ячменем, а вокруг возвели высокую ограду и выставили круглосуточный караул из солдат дворцовой стражи.
Так прошло сорок дней. Обитатели дворца изнывали от любопытства. В конце концов, терпение у придворных кончилось, и махараджа отдал приказ снести ограду, скосить ячмень и раскопать яму. Ящик достали, замок открыли. И с опаской открыли крышку. Ко всеобщему удивлению, садху был жив и сидел в той же позе. Врач вытащил у него из ушей и носа восковые затычки, вытянул язык вперед и вдохнул воздух ему в легкие. Не прошло и часа, как йог полностью пришел в себя.
В награду Махараджа щедро одарил Харидаса бриллиантами. Жители Лахора узнавали его на улице, и вскоре за ним по пятам стали ходить толпы поклонников. После этого в городах по всей Индии стали проводить такие погребения заживо. Харидас прославился, свою простую одежду он сменил на роскошные наряды.
Его всячески привечали и угощали во дворцах знати. Вскоре он и сам позабыл о том, что родился в глухой горной деревушке. Но какое-то время спустя стали поступать жалобы, что садху, якобы, соблазнил многих дам из высшего общества, и терпение махараджи иссякло. Харидаса отправили обратно в родную деревушку, и о нем больше никто ничего не слышал.
Я спросил Ватсона, что он обо всем этом думает.
Он на мгновение задумался, а потом посмотрел мне в глаза и гаркнул:
– Чушь собачья!
5
Переждать проделки джиннов
Киплинг называл Великий колесный путь «рекой жизни, не имеющей себе равных во всем мире» – с этим трудно поспорить.
Ведет этот путь из Калькутты на запад, в сторону Гиндукуша. Его еще называют Джити – от сокращенного английского названия «GT». Дорога эта не для слабонервных. Видимо, у меня помутился рассудок, когда я решил добираться до Западной Бенгалии на автобусе. Мыслимое ли дело: обречь себя на тряску в дребезжащей колымаге вместо того, чтобы плавно покачиваться в вагоне поезда? Только об этом я и думал, пока ископаемое транспортное средство, принадлежащее «Экспресс Бас Компани», пыталось развить крейсерскую скорость в девять миль в час.
На финишной прямой мы влились в совершенно безумный, плотный поток. Тут и запряженные волами доверху груженые сахарным тростником телеги, и автобусы с машущими из окон пассажирами, и грузовики марки «Ashok Leyland» с корзинами тухлой рыбы, и коровы – будто им некуда больше податься – и бензовозы, водители которых курили одну сигарету за другой, и такси, и рикши, и паровые катки, и дальнобойные фуры, даже бродячий цирк в полном составе: клоуны, слоны, акробаты-велосипедисты – эти мало того, что сами на велосипедах, так еще и родственников на рамах везли, – а еще – пешеход на костылях, старавшийся не отставать от общего потока. В самом эпицентре этого вселенского бедствия весь в черных клубах дизельного выхлопа стоял, пронзительно ревя клаксоном, наш автобус-экспресс.
Этот кошмар длился сорок часов кряду. Никто из пассажиров уже не мог нормально сидеть – все согнулись на своих местах, как при аварийной посадке самолета. Наконец автобус дотащился до Калькутты. Я бы ничуть не удивился, если бы нам устроили торжественную встречу с духовым оркестром, а комендант города вручил бы каждому, кто пережил эту поездку, медаль за доблесть. Но никто даже не заметил нашего приезда. Наше транспортное средство остановилось на стоянке возле набережной Хугли10. Перед тем, как толпа вынесла меня из автобуса, я похлопал водителя по спине на прощание. Вот у кого нервы железные. Мы ведь теперь все равно, что однополчане – вышли из сражения живыми. Взяв свои немногочисленные пожитки, я направился к выходу и услышал, мне вслед кто-то проронил: «Да уж, на Джити рехнуться можно, это точно».
Удивительно, какая в Калькутте поголовная занятость. На Западе рабочих мест становится все меньше. Запад помешан на идее сокращения ради сокращения. Мы с пеной у рта доказываем: мощных компьютеров надо все больше, людей – все меньше. Но в погоне за новыми технологиями лишаем себя удовольствия видеть четко отлаженную человеческую систему в действии.
Осматривая городские укрепления в надежде наткнуться на Феруза, я диву давался, насколько все здесь при деле. Взять хотя бы центральный городской почтамт, построенный на месте печально известной Черной дыры.11 Купол в лучших традициях эпохи Возрождения, коринфские колонны, местами – характерные для барокко украшения. Незабываемо. Но куда больше поражает сам принцип работы почтовой системы. Попробуйте купить простую марку – увидите этот великолепно отлаженный механизм в действии.
Первый служащий вызывает следующего в очереди посетителя; второй выслушивает заказ; третий заказ записывает; четвертый взвешивает на руке конверт; пятый выясняет, сколько будет стоить отправка конверта такого веса; шестой объясняет седьмому, какую марку выбрать из блока; восьмой отрывает марку; девятый мажет марку клеем; десятый приклеивает ее к конверту; одиннадцатый берет деньги; двенадцатый выписывает чек.
Система поразила меня до глубины души. Я вышел на улицу, поймал такси и велел экипажу машины отвезти меня в банк, куда мне должны были перечислить деньги. В Калькутте с каждым таксистом ездит напарник – он сидит рядом с водителем и общается с клиентами. Помимо всего прочего, помощник прокладывает маршрут, берет у пассажира деньги, развлекает его шуточками и следит за алтарем на приборной панели. Я уселся на заднее сиденье, вверив себя в руки профессионалов. Наше такси с грацией танка вклинилось в общий поток.
10
Один из рукавов Ганга – прим. перев.
11
Черная дыра – тесный карцер стоявшего на этом месте форта, в котором 20 июня 1756 года было заперто 146 пленников-англичан – в живых после этой кошмарной ночи осталось только 23 человека – прим. автора.