Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 15 из 16


Шериф кивнул. Чувствовал он себя все еще отвратительно, но оптимизма прибавляло то, что Джерри только что долбанул зазевавшегося Джо по затылку прикладом ружья и, бурча себе под нос, упихал бессознательную проводниковскую тушу в подпол. А сверху на люк кое-как вытолкал тяжеленный стол.

Винсент обтер отчего-то вспотевший лоб.

- Не думаю, - удивительно по-взрослому отозвался Джерри. Он все еще держал ружье, словно дубину и переворачивать даже не думал.

- Не-а, - хмыкнул пасынок.

- Закончилось?  А, папка, ты как собрался объяснять, что ты не Аркано?

- Поживем – увидим. Мне надо маленько отдохнуть.

- Я посторожу, - решил Джерри и уселся на лавку с ружьем наперевес.

- Убивать грешно, - убежденно заявил пасынок и очень серьезно посмотрел на Винсента. – Бог накажет.

Пролежать в неподвижности, пытаясь отгонять выводы заодно с идеями, как теперь выпутываться, Винсенту удалось минут тридцать. Может быть, немного больше. На рассвете в деревне поднялся такой шум, что шериф проснулся бы, будь он даже мертвым. Джерри, который тоже задремал, громко свалился с лавки и замахал своей незаряженной дубиной. Шериф разлепил глаза, ошалело огляделся и сел на лавке, чтобы видеть в окно.

- Бандита поймали! – разобрал шериф во всеобщем гаме, и внутри у него похолодело.

Винсент сполз с лавки и принялся одеваться.

- А тебе как выходить?

- Дай бог, - охотно согласился парнишка и подал закатившуюся под лавку шапку. Потом нырнул под лавку за револьверами шерифа.

Когда они с Джерри – а тот все-таки забегал вперед и оглядывал каждую подворотню на предмет затаившегося врага – добрались до центральной площади, действо уже началось. Свет факелов заглушал первые признаки зари, и ночь продолжалась. У шерифа снова заболело сердце.

Толпа полуодетых зрителей, жаждущая зрелища, столь омерзительного, сколько и приятного. Тревожно ржущие лошади, тревожно вытянутые вперед шеи людей. Предвкушение. Пугающее и одновременно успокаивающее присутствие чужой власти.

Десять лет назад было точно также. Он отпустил, но ничего не изменилось. Суеверный страх собственного проклятья сжал горло. Винсент рефлекторно оперся на плечо замершего в готовности неизвестно к чему Джерри.

- Работа? – переспросил Джерри, который ничего не понимал, это выдавали глаза.

Беспокойство выдрало из шока, и шериф торопливо пошел к саням – может быть, удастся спросить у Аркано. Джерри потащился следом.

Он сделал вид, что не услышал. Нельзя позволить старому кошмару захватить себя снова.

- Тихо, тихо… - осадил Винсент. – Не ори ты!

- И все?

- Этот, этот, - зачем-то повторил шериф и снова ухватился за плечо Джерри.

- И что дальше? Что будем делать?

Шериф был горд.

Вот если бы в санях был Аркано, Винсент бы…

Это был какой-то бандит. Работа шерифа – поймать такого и отправить на виселицу. Ведь видно же по парню – не один десяток черепов проломил, и нисколько об этом не сожалеет. Нет, конечно, это лишь догадка, а не основание для обвинения.

- Грешен! – пришел на помощь Джерри. Выглядел он настолько убежденным, что мясник попятился и пошел спрашивать где-нибудь в другом месте.

Впрочем, ее и так сейчас объявят, можно не сомневаться. Виселицу уже подготовили. Один из инквизиторов обметал ее от снега, стоя слева от настила. Ну конечно, дурной знак – самому лезть на эшафот. Для того есть палач, а прочим, от греха подальше…

Джерри дернулся, словно прозевавшая вора цепная собака.

- А потише? – запоздало среагировал шериф, и понял, что староста уже успел принять свою вечернюю порцию самогона и вовсе не рассчитывал, что ночью случится переполох. И порция была двойной, нет, даже тройной.

- И вот этот человек упрашивал меня вести себя прилично, - вздохнул Винсент. – Слушай, Йохан, такое дело. Я тут приболел малость, все пропустил. Кого казнят-то и за что?

- Как вы еще виселицу кверху тормашками не вбили, - съехидничал шериф.

У Винсента голова пошла кругом. Происходящее давно утратило всякую логику, и казалось, что жизнь просто летит с обрыва, как телега, теряя колеса.

- Не поймали? – уточнил Джерри сварливо. Мальчик все еще отряхивал от снега свою шапку.

- Я знаю, - себе под нос признался Винсент.

- Иду! – крика у Йохана не получилось, сорвался на пьяный хрип.

И ничего не изменилось с прошлого раза. Точно такие же огромные глазищи у Джерри, и также крепко он цепляется за рукав шерифовой дубленки, и даже прежний староста тоже надрался. Винсент протер глаза.

- Скажи, что он на тебя напал, - порекомендовал, уходя, староста.

Шериф промолчал.

- Правда умалишенный, - вспомнил палач то, как представил ему Ричи своего напарника.

- Пьянство – грех, сын мой, - напомнил Ворон.






Наблюдавший из дальних рядов Януш увидел неподалеку от себя шерифа, сплюнул и решил, что на казни ему делать больше нечего. Если Винсент был на свободе, значит, выгадать что-то из этой хитрой ситуации уже вряд ли удастся. И ведь говорил же он Джо…



О чем говорил в белом коридоре с Адрианом, Сид не запомнил. Он болезненно щурился на свет многочисленных факелов, в нос била вонь жженых тряпок, и очень трудно было сообразить, что происходит. Он отослал Аркано, а сам решил немного подождать – может быть, станет лучше. Но лучше не становилось, а потом сделалось совсем худо. Изверг куда-то понес его, и…

Сид слышал гомон множества голосов и еще больше запахов. Это сбивало с толку, и четкой картины никак не вырисовывалось. Он застонал – так взорвалась болью голова. Потом вспомнилось – голоса не было. А теперь, выходит, был.

Вереница приподнялся, как смог, и настроение у него испортилось окончательно. Над ним изогнулась новехонькая, даже не обгаженная птицами виселица, основание которой было обмотано черной материей, а на эшафоте уже дожилась колода. Если бы Сид видел получше, он бы заметил, что раньше ее использовали для рубки мяса. А так он это почуял и задался почему-то вопросом – а продолжит ли хозяин ее также использовать, когда казнь закончится.

Конь – это, конечно, хорошо, но сам по себе помочь хозяину он не мог.

Его веса будет вполне достаточно, чтобы наполовину перерубленная опора, одна из тех двух, что поддерживали плохо закрепленную в эшафоте балку, обломилась, и виселица вместе с висельником сработала, как колодезный журавль.

Еще было до ужаса интересно, а что делать дальше, после того, вернее, если уловка все-таки сработает. Сид решил думать, что сработает обязательно, потому что мысли о том, что его казнь может пройти как следует, вызывали непонятное желание выкатиться колбасой из саней и удирать хоть ползком, словно дождевой червяк с дороги.

Сид, уверив себя, что виселица обязательно развалится,  успокоился и стал ждать, когда все начнется. Лежать в санях было почти приятно, и даже тепло, хотя ноги у него все же занемели. Вереница принялся ими шевелить, чтобы в случае чего не ковылять, а бежать на полной скорости.

Смотреть на свет было больно, и Сид закрыл глаза.

С окраин пованивало навозными кучами, а свинарников в этой деревне было ровно восемнадцать, и еще кто-то приволок с собой на казнь кусок свежего капустного пирога, а теперь жевал, и наверняка, нетерпеливо поглядывал в сторону виселицы, прикидывая, что случится скорее – спляшет на ней разбойник или закончится кусок пирога. Запах алкоголя, выпитого и не выпитого, витал вокруг, и был особенно сильным совсем неподалеку. Большущий, насквозь пропотевший мужик стоял рядом со священниками и что-то им доказывал. Вереница не вслушивался в слова, но речь шла о вещах, совершенно его не касавшихся.

Суть своего приговора, а заодно и молитву, призванную искупить многочисленные грехи, Сид слушал вполуха.

Чтобы отвлечься, Сид перешел к изучению расположения союзников. Один был точно, он фыркал и переступал с ноги на ногу, отчего державший его в поводу фермерский мальчишка ездил по снегу и покрикивал. Изверг был в хорошей форме и игривом настроении.

Как Сид и надеялся, что ни Аркано, ни Ричи на казнь не потащились.

Сид никогда бы не посчитал это достаточным. Он решил, что просто его дурной дар, эти сны и беспокойные предчувствия, как-то отзывались на Аркано, и вот результат. Только не время об этом думать, совсем не время.

- Топай, - порекомендовали ему и легонько подтолкнули в спину.

- Поздно молиться, - проворчал один из проводников, подталкивая Сида к стопочке дров, изображавшей лестницу.

Сид едва слышно хмыкнул, поднялся и ступил на эшафот.

Повисло молчание, оно было тяжелым, как запах прелой шерсти. Священникам явно не хотелось особенно усердствовать, ведь казнь была куда менее показательной, чем ожидалось. Кусок степного мусора вместо проклятого ученого.

Под весом палача эшафот скрипнул. Вереница обмер и поскорее забрался на колоду, чуть ли не сам потянул к петле голову. То, что это может показаться подозрительным, беспокоило его куда меньше, чем вероятность слишком ранней аварии на виселице.

- Бывай, - беззлобно сказал палач, подходя к колоде.

Ощущение петли на шее было мерзостным, ведь шарф с него предварительно сняли. Толпа перед глазами исказилась в серое осеннее море, которого он никогда не видел.

И даже запаниковал. Потому что опора могла и не сломаться, а казнь -пройти как положено. Петля уже на шее, бежать давно и бесповоротно поздно.

Сиду подумалось, что после смерти он попадет в белый коридор.

- Два, - поправил палач. – Ну, я закончил. Молись, сын мой.

Сломается или нет. Сломается – может быть, жизнь, нет – однозначно смерть. А что потом, в сущности, не так уж важно.

- А точно того вешаем? – поинтересовался у отца Аманесьо вынырнувший из толпы мужчина. Вереница чувствовал запах ружейного масла и пороха, а еще запах старости.

Шериф долго молчал, а потом согласился.

- Аминь, - дал отмашку отец Аманесьо.

Вереница решил, что это очень хорошо, что ему на голову не напялили мешок. В мешке не так бы мерзли уши, зато до последнего он хоть что-то сможет видеть. Очень хотелось вдруг придумать, как выжить со сломанным петлей позвоночником. Идей не было.

У Сида махом выбило из груди весь воздух, перед глазами потемнело, потом исчезло все, а затылок и спину обожгло резким ударом.

Опора не сломалась. Его вздернули. Сколько же осталось…

- Бог помиловал!

- Бог помиловал, веревка порвалась! – поддержал другой голос, кажется, шерифа.

А потом это стали повторять многие. Кто-то вполголоса, наверняка, опасливо и с надеждой поглядывая на соседей – а скажут ли они. Кто-то громко, радуясь возможности показать себя. Кто-то отчаянно, с таким остервенением, словно сам валялся возле эшафота в снегу с обрывком петли на шее.

Вереница, почти уже лишившийся и нюха и сознания, идентифицировал спасителей как большого пьяного мужика, худого больного мужика – то есть шерифа и мальчишку. Священники держались в стороне.

Ворон пока молчал.

- Будет, - поддержал шериф. – Вы на них посмотрите.

- Запереть этого, - наконец, вынес вердикт отец Аманесьо. – Потом с ним разберемся. С богом нельзя спорить, так ведь, шериф?