Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 30 из 68

«До чего же ядреная!» — недовольно глянула я на крапиву, и вдруг взгляд мой зацепился за небольшой белый цветок, неизвестно каким образом оказавшийся среди жгучих листьев. Семь аккуратных лепестков и столько же задорных тычинок — было сродни чуду встретить его в эту пору. К тому же я была уверена, что ни Франия, ни Файна, на даже графиня с седмичником знакомы не были, а значит, мне не составит труда выдать его за цветок папоротника. Сжав зубы и даже немного зажмурившись, я сунула руку в заросли крапивы и сорвала лесную ромашку, как его иногда называли, а затем с чувством выполненного долга помчалась к терему. На развеселой поляне никого уже не было, и лишь погасшие костры, пустые сколоченные из простых досок столы, да увитые цветами арки напоминали о недавнем гулянии.

Добежав до приметного ясеня, у которого оставила свой плащ, я в него закуталась, скрыв за широким одеянием свой непрезентабельный вид, тем не менее, чем ближе приближалась я к воротам, тем сильнее на меня накатывали робость и страх. Что я скажу стражам? А что если они расскажут — да не если, должны будут рассказать! — о нерадивой фрейлине, возвращающейся в терем по утро? Вряд ли князь это одобрит. Не сочтут ли меня из-за этого порочной развратницей? А, впрочем, так оно и есть! В голове разом сменились несколько картин, и пришлось остановиться, чтобы перевести дух и заново восстановить равновесие как внутреннее, так и внешнее. Из последних сил отогнала ненужные сейчас мысли — подумаю об этом позже — и уверенно устремилась к воротам. В конце концов, что такого?! Может быть, я родственницу больную навещала!

Однако стоило подойти ближе, как оказалось, что все приготовления были не нужны. Стражи спали! Все! Как и стояли, опершись на пики, они мирно посапывали, и это при раскрытых воротах-то! Так и хотелось крикнуть — «Заходи, кто хочет, не стесняйся!» — но я скромно промолчала и быстро проскользнула мимо засонь. И правильно сделала: стоило мне преодолеть два лестничных пролета и оказаться на пороге терема, как залязгало оружие, заспорили приглушенные голоса, словно продолжая прерванную беседу.

«Чудеса!» — могла только подивиться я, но задерживаться не стала. По-прежнему никем не замеченная, я проскользнула в помывочную на втором этаже флигеля, и пока в бадью набиралась вода, себя осмотрела. Осмотрела и пришла в ужас. Все тело было в синяках, даже на…. Стоило вспомнить, как он туда меня целовал, как ноги снова стали подкашиваться, и я едва не получила пару новых синяков, упав на пол.

«Как это, вообще, могло с нами случиться?! Нет, со мной! С этим извращенцем, может, оно и каждый день случается!» — возмущалась я про себя, уже отмокая в горячей воде. Последняя мысль мне, тем не менее, не понравилась, и я ее отогнала, сосредоточившись на главном: «Я шла, ладно, бежала по лесу, за мной злыдень, потом были кикиморы….. Вот! Кикиморы! От них все зло!»

Впрочем, разобраться, кто виноват, было только одним из насущных вопросов и даже не самым главным.

«Что делать дальше?!»

Сделать вид, как будто ничего не было? Это было бы самое разумное в моем положении, но вступало в противоречие с тем фактом, что меня по-прежнему тянуло к змеенышу. Вот, кто его дернул бежать за мной в лес?!

«Что, если это проклятье, которое не снять?» — внезапно посетила меня мысль, и мне стало холодно, несмотря на горячую воду в купальне. — «Нет, надо думать о хорошем, в конце концов, у князя такая большая библиотека, там обязательно что-нибудь найдется!»

Решив, что такой хлипкий план все равно лучше плана никакого, я перешла к проблемам насущным. В дальнем углу помывочной я еще за несколько дней до этого припрятала ту самую мазь, которую подарила мне знахарка.

Оставлять ее в горнице среди своих вещей было нельзя, так как те регулярно переворачивались жаждущими узнать обо мне что-то новое фрейлинами. Впрочем, стоило вспомнить о знахарке, как тут же припомнились и другие ее слова. Я схватилась за живот. А что, если?! Но та недвусмысленно сказала, чтобы я ничего не предпринимала, будто предвидела. И про мазь тоже! Осознав, что ничего не понимаю, я дрожащими руками открыла баночку с мазью и принялась замазывать ею синяки. Те исчезали прямо у меня на глазах, что заметно прибавило мне уверенности как в себе, так и в словах знахарки о том, что все будет хорошо.

Закончив с синяками, я снова облачилась в сорочку и, подхватив седмичник, который до этого положила на бортик купальни — что удивительно, цветок нисколько не повял — направилась в горницу. Ступая на цыпочках, чтобы ненароком ни одна половица не заскрипела, я также осторожно приоткрыла дверь, тенью прокралась к кровати, но стоило улечься, как справа донеслось:

— Ну что, Рин, нашла? — спрашивала одна Далия, но я отчетливо ощутила, что дыхание затаили все семеро. Можно было и не таиться, а ворваться в опочивальню с видом победительницы, громко топая ногами и стуча дверями.

— Нашла, — ответила я, на что тут же получила:

— Да, ну?!

— Покажи!

— Врешь!

За какие-то несколько секунд все сгрудились вокруг моей кровати, требуя чуда. Пришлось предъявить.





— Симпатичненький…. — это от Далии.

— Мелковат что-то, — посетовала Селия.

— Да, это обычный полевой цветок! — возмутилась, внезапно, Люция. — Такие у нас по весне ковром стелились!

«Вот откуда она-то это знает!»

— Может, просто похож? — попыталась внести сомнение в слова Люции Стефи.

— Да, точно он! — уверенно заявила Люция. — Что только в лесу столько времени делала?!

— С лешими кувыркалась! — высказала предположение Малисия, отчего я чуть не вздрогнула.

— Обмануть нас хотела?!

— Я все Франии расскажу!

— Вот ты попала! — довольная собой Малисия попыталась схватить цветок, то тут же отдернула руку, взвыв, а затем еще и выдала несколько слов, из тех, что совсем не положено знать благовоспитанным девицам. — Что это?! — она с обидой протянула ко мне ладонь, на которой красовались приличного размера ожоги.

— Нечего было хватать то, что тебе не принадлежит! — возмутилась я, хотя и сама была удивлена. Ведь я цветок держала и никаких ожогов не получила. Чтобы еще раз проверить это, я дотронулась до седмичника, и ничего не ощутили. Взяла его за стебель, дотронулась до каждого лепестка, но никакого жжения не ощутила. Судорожный вздох пронесся по нестройному ряду девиц.

— Вот это да! — Далия осторожно протянула руку и тут же одернула. — Ой! Жжется!

Все остальные тоже не преминули проверить, действительно ли цветок жжется. Тот жег. Всех, кроме меня. Пока я лихорадочно соображала, что это все должно означать, вокруг развернулось самое настоящее словесное сражение. Одни выступали в мою защиту, аргументируя, что чудесные свойства цветка являются прямым доказательством того, что это и есть тот самый настоящий цветок папоротника. Другие, несмотря на полученные ожоги, не желали сдавать позиции и кричали совсем уже невообразимые вещи. Что я каким-то образом сама цветок заколдовала.

— Ее бабка — ведьма, и сама она тоже! — вдруг выдала Малисия, но встретившись со мной взглядом, вдруг, испуганно прикрыла рот рукой и вылетела из горницы.

— Не слушай ее, она просто завидует, — Далия подсела ко мне, восторженно глядя то на меня, то на цветок. — Мы тебе верим!

Мне было ужасно неловко обманывать девушку, но правду сказать я тоже не могла. А что же касалось странных свойств цветка, то у меня были некоторые смутные подозрения, хотя они и мне самой до сих пор казались фантастичными. Уж не домовой ли мне в этом помогает? И стражей усыпил, и в горницу незамеченной провел. Вот только не понятно было, с чего бы ему так обо мне заботиться. Неужели, за пирожок?!

Тем временем в опочивальню влетели девицы из соседней горницы, и ритуал заявлений, что они ни капельки мне не верят, повторился вновь. Каждая из новоприбывших норовила дотронуться до цветка, а обжегшись, винить в этом меня. Переполох достиг и царственных ушей, и вскоре поглядеть на цветок пожаловали и принцесса с графиней. Файна, проявив мудрость, касаться седмичника не стала, лишь смотрела со странной смесью брезгливости и восторженного предвкушения. Графиня же, бормоча что-то под нос — заклинание, не иначе — вдобавок сделала вокруг цветка непонятное движение ладонью и крепко ухватилась за стебель. По лицу ее прошла судорога и, казалось, лишь годами выработанная привычка к самоконтролю не дала ей позорно закричать перед фрейлинами.