Прокляты лесной девой

Несмотря на спокойствие принцессы и отсутствие ее интереса ко мне, ощущение предстоящих неприятностей так и не спадало. Но Файна молчала. Может, она передумала? Или имела в виду какую-то другую фрейлину? Нет, не стоило даже допускать эту бесчестную мысль, что отдуваться будет кто-то другой! Весь ужин мне кусок в горло не лез от переживаний, а сама я не могла оторвать взгляда от верхнего стола, где сидели принцесса с ее кавалером.

Тот, действительно, сторонился принцессы: едва поднимал на нее взгляд, когда та обращалась к нему с вопросом, а затем снова утыкался в тарелку. Это выглядело очень странно — ведь принцесса красива, а он…. Внезапно я поняла, что мне во всем этом казалось не так. Этот парень — не княжич! Тот вздорный и заносчивый мальчишка, которого я встретила в отцовском лагере, не мог вырасти в такого …. тихоню! Но что же тогда с ним будет, реши Файна все-таки использовать зелье?! Графиня — вот где настоящая ведьма! — обещала как-то подправить зелье, чтобы оно стало не только приворотным, но и подчиняющим его принявшего воле принцессы. Нет, кто бы ни был этот парень, он не заслуживает такой участи! Да, что говорить, даже злыдень такого не заслуживал! Мой странный сопровождающий по-прежнему не изменял своего ко мне поведения — хмурился, кривился, молчал и хватал за руку — и тоже не спускал недовольного взгляда с кавалера принцессы. Завидовал, что ли?

«Вот, болван?!» — с раздражением подумала я, когда тот уставился уже на Файну. Почему-то невыносимо захотелось стукнуть бестолковую оглоблю по голове. — «Может, тогда стоит поменять его на тихоню? Пусть топает к принцессе!» — пронеслось в голове, но я тут же отмела эту мысль: каким бы он ни был, я не желала, чтобы он оказался на месте того парня.

Фрейлины пытались завлечь стратиссцев как могли и поэтому каждый вечер наседали на меня, чтобы я почитала им подаренную мне моим сопровождающим книгу. Хоть они и бравировали перед стратиссцами полученными сведениями, во время наших чтений и охали, и ахали, и высмеивали, как могли, что мне даже становилось обидно за хозяев и волей-неволей вспоминалось, что я сама наполовину из Стратисса, а если бабуля откликнется, то может быть, и останусь здесь навсегда.

— И в водяного веришь?

— Верю! — с вызовом отвечала я.

— А в домовых? — очередной ехидный вопрос, за которым, обычно, следовал взрыв хохота.

— И в них! Сама видела! — я лукавила, так как единственное, что могло свидетельствовать о его существовании, была пропажа из ниши оставленного мною пирожка.

— И каков он? — полюбопытствовала немного наивная Далия.

— Я только морду видела, — призналась я. — С вот такими зубами, — и показала на свою ладонь. Кто-то вскрикнул, кто-то ахнул, но ни любопытства, ни желания язвить у окружающих меня девиц не убавилось.

— Неужели, ты и в то, что папоротник цветет, веришь?! — встряла случайно — или не случайно — зашедшая в нашу комнату Франия, вольготно расположившись на чужой кровати. Однако хозяйка ложа, тайно мечтающая попасть в клуб избранных, не спешила высказывать по этому поводу претензий.

— Он не цветет, а расцветает, — поправила я фрейлину. — Один раз в год.

— Враки! — уверенно заявила та. Еще месяц назад, я бы с ней согласилась, но сейчас….

— А вот и нет! — выпалила я только из желания противоречить.

— А как докажешь? Неужели, пойдешь и его найдешь?! — округлила глаза провокаторша, очевидно, ради этого и затеявшая спор, но отступать было поздно. Отказ был равносилен поражению.

— Пойду! — с вызовом ответила я под шумный «Ах!» от собравшихся девиц. — Найду и принесу! — жалела я только о том, что сейчас не зима, а лето. К тому же до дня летнего солнцестояния, когда этот папоротник предположительно расцветал, оставалась всего пара дней, а значит, надеяться на то, что о споре забудут, было бесполезно.

— Ночью?! — ахнула Селия.

— В лес?! — охнула Далия. — Рина, ты такая смелая!

— Да, струсит она! — пренебрежительно возразила Франия, нагло покачиваясь на чужой кровати.

— Вот и не струшу!

— Спорим! — тут же предложила принцессина приспешница.

«Разумеется! Ради этого все и затевалось!» — я едва сдерживалась, оттого, чтобы обвинить лисицу вслух.

— На что спорим?! — поинтересовалась я вместо этого.

— На желание, — пожала плечами та. — В пределах разумного, конечно, — оговорила она обычные условия в ответ на мою приподнятую бровь. В пансионе это было обычным делом, которым девицы развлекали себя и других от скуки. Спорили то на поцелуй от учителя танцев, то на вылазку в кабинет директрисы, то на проникновение в запретную для учениц оранжерею. Самой серьезной шалостью считался дневной побег в город, но он практически никогда не оставался безнаказанным, так как всегда находилась доброжелательница, сообщавшая об этом директрисе или воспитателям. Какие в этот раз у Франии были желания — да, и ее ли? — я не знала, да и предположить было страшно.

— Согласна! — тем не менее, заявила я.

«Если эта прихлебательница Файны, говоря о желании, имела в виду то самое приворотное зелье, значит, у меня есть еще целых два дня. А за два дня много чего может случиться!» — подумала я, мимоходом пожалев, что не спросила у голубятника Сельки, как долго его почтальон будет лететь туда и обратно. Уверив себя, что ожидаемые неприятности нагрянут не скоро, я повеселела, решив, к тому же, что даже если и придется идти в лес, то не слишком сильные в ботанике девицы вполне смогут принять какой-нибудь морозник или астрянник за невиданный цветок папоротника.

На следующий день под грузом хлопот, связанных со сбором на пикник — требовалось собрать тысячу и одну мелочь для того, чтобы провести два часа на свежем воздухе, поедая приготовленный заранее обед — я о подслушанном разговоре почти забыла. Поэтому переданное мне требование явиться в горницу к принцессе стало для меня громом среди ясного неба. А я ведь почти уверилась, что это случится только через два дня!

— У меня к тебе очень деликатное поручение, Рина, — когда я вошла, Файна даже не повернулась, а продолжила внимательно изучать свое отражение в зеркале.

— Я слушаю, Ваше Высочество, — покорно отозвалась я, так как ничего другого сказать не могла.

— Ты, я знаю, уже проложила дорожку к одной из живущих в Земье ведьм, — при этом мы одновременно скривились. Я оттого, что считала это прозвание совсем неподходящим для моей знакомой знахарки — находившейся в горнице принцессы графине Папеньи оно бы больше подошло — а Файна, скорее всего, оттого, что в Волиссии в отличие от Стратисса женщин подобной профессии не жаловали.

— Я желаю, чтобы ты приобрела у нее новое зелье, — принцесса, наконец, обернулась. — Приворотное!

— Как можно, Ваше Высочество?! — не удержалась я. — «Может, мне удастся все-таки ее образумить?»

— Это не обсуждается, Рина. Мне оно нужно! — отрезала принцесса строгим голосом.

— Это неразумно, Ваше Высочество, — попыталась все-таки прогнуть свою линию я — вдруг, получится?! — Приворот вскоре легко обнаружат и князь с княгиней будут очень недовольны….

— Это не твое дело, Рина, — прервала меня Файна. — Твое дело — достать мне это зелье!

— Нет, Ваше Высочество! — твердо ответила я, памятуя, какую участь мне предрекали заговорщицы. — Я считаю, что это низко!

Все! Пусть попробуют поискать другую простушку! Однако у принцессы нашлись свои аргументы.

— Надо же! — поразилась она и развернулась к своей дуэнье. — Вы это слышали, графиня?

— Безобразие! — откликнулась та. — Никакого воспитания и почтения к сюзерену!

— Вы правы, тетушка, никакого воспитания! Нужна ли мне, тогда, такая фрейлина? — задала она вопрос, непонятно к кому обращаясь, а у меня внутри похолодело. — Зато мне братец пишет, что просто мечтает заняться твоим воспитанием. Как ты на это смотришь, Рина? — улыбка на прекрасном лице и холод в глазах. С того места, где я стояла, не было видно лица графини, но я была уверена, что оно выражает искренний восторг талантом убеждения своей подопечной.