Качели судьбы

Айрин низко, протяжно застонала. Жар вспыхнул внезапно, взорвавшись в его бедрах и, распространяясь со скоростью лесного пожара до кончиков пальцев, по ступням, дошел до самой макушки. Он вздрогнул еще сильнее, широко распахнул глаза, она не понимает, что делает, он не может воспользоваться ее беспомощным состоянием, но как же ему больно:

— Но ведь девушка, вступающая в связь до брака, считается опозоренной до конца дней…а я… я мечтаю сочетаться с тобой браком, иметь честь быть твоим супругом, — растерянно бормотал он, кошачьи глаза Эссейла были широко распахнуты, на лице смешались страх, шок и желание. — Но я ведь умру…скоро…ну, а ты…ты…

Айрин разразилась нервным, истерическим, смехом, потом замолчала, судорожно сжав руками виски.

— Боги! — Простонала она, — откуда ты такой появился то, «опозоренной», «иметь честь»! — передразнила она дракатона. Застонала, — ну все, теперь ты вынужден будешь сочетаться браком, бедняга, потом, будь уверен, умрем мы вместе, я так решила,

Ее тело снова сотряс спазм. Молодой мужчина впервые попал в тупиковое положение. Его аларианта страдала от боли, он это чувствовал и от него требовались действия, которые могли привести ее к еще большей боли и возможно смерти, о себе он не волновался. От ужаса его пульс забился в четыре раза быстрее, пот побежал по лицу и груди. И когда он собрался открыть рот, чтобы глубже вздохнуть, то обнаружил, что даже его челюсть застряла на месте, хотя это, возможно, следствие испуга за аларианту.

Глаза Айрин засияли. Руки Эссейла с багрово-синими следами от веревок передавали ей его тепло, а узкое лицо преобразилось от сильного волнения и растерянности.

Ее руки потянулись к груди дракатона, к его широким плечам. Он отпрянул и вдруг сделался ярко-пунцовым. Он взял обе ее ладони в свои, чтобы удержать на расстоянии. Только бы она не дотронулась до него! Если он почувствует ее ласковое прикосновение, он поддастся искушению, потеряет голову, не справится, причинит вред… Разумеется, он достаточно силен, чтобы удержать ее на расстоянии. Но он встретился с ее синими, полными слез, глазами и пал под магической силой умоляющего женского взгляда. И она прижалась к его груди. Ее возбуждение расцвело с неистовой силой, она чувствовала каким-то мистическим чувством, что его силы на исходе, он на грани, уже не может сопротивляться, еще чуть-чуть и возбуждение с головой поглотит его. Он тяжело дышал с каким-то прихлипом. Она лизнула его, кусила. Она пьянела от его силы, от запаха мужского тела, которым наконец позволила себе наслаждаться, нежно прикасаясь к его крепкой, смуглой коже. Прильнув к нему, она не могла не заметить охватившую его страсть и отвечала на нее едва заметным, еще робким от стыдливости движением своего соблазнительного тела, над которым уже потеряла власть, его дыхание было стеснено нахлынувшим желанием.

— Маленькая моя, — хрипло прошептал он, закатывая глаза, — молю, уйди… Я всего лишь мужчина. Я не могу больше…Я не справляюсь…

— И не надо, справляться, я хочу, чтобы ты был со мной…

Он со стоном сдался, навис над девушкой, его губы вздрагивали от страсти, медленно, медленно наклонился к девушке и захватил в плен ее губы нежным поцелуем. Под его ласками, Айрин словно заново ощутила свое тело и была потрясена, она чувствовала себя во власти какой-то неведомой силы, которая жила не столько вне ее, сколько в ней самой и толкала в бездну страсти. Она почти не заметила, как он раздел ее и уложил на ароматную траву. С неутомимым терпением он снова и снова начинал ласкать ее, и с каждым разом она становилась все покорнее, все горячее в ответных ласках, и молящие глаза ее лихорадочно блестели. Она то вырывалась из его объятий, то приникала к нему, но, когда возбуждение, с которым она уже не могла совладать, достигло апогея, от нетерпения она ощутимо кусила мужчину острыми зубками, — «ну давай же, изверг, скорее, я так готова!». Эссейл охнул, его тоже трясло от возбуждения, но он был неумолим. Его руки и губы были везде. Айрин со стоном погрузилась в блаженство, пронзительное и пьянящее; отбросив всякую стыдливость, она отдавалась самой смелой ласке; она закрыла глаза, ее уносил какой-то сладостный поток. Она не заметила боли, когда он оказался внутри ее, так как всем своим существом она жаждала господства над собой. И когда он взволнованно замер, пульсируя внутри нее, с беспокойством опасаясь ее боли, она не закричала, а лишь невероятно широко раскрыла свои невероятные синие глаза, в которых отразились звезды летнего неба.

— Уже, — прошептала Айрин. — Любимый мой! Как же хорошо!

Когда он, убедившись, что с его алариантой все в порядке, мужчина начал ритмичные движения, Айрин потеряла себя, наслаждение поднималось в ней могучей волной, она чувствовала, что что-то стремительно наступает, что-то магическое, волшебное, она со страхом почувствовала наступление взрыва, девушка в панике схватила дракатона за плечи, он поцеловал ее в висок, — «я с тобой, мы вместе, не бойся». Любит, как же она его любит, они вместе навеки, ее пара, ее избранник, навсегда! Эта мысль появилась в ее мозгу одновременно с невероятным взрывом. Она почувствовала, как одновременно с ней сотрясается тело Эссейла.

— Мой, мой, — шептала она, — мой, навеки, господин мой, мой любимый,

Дракатон, все еще подрагивающийся от невероятного наслаждения, навис над девушкой, он весь был какой-то встрепанный, ошеломленный, его глаза мерцали, пульсировали всеми цветами оранжевого, черно-синие чешуйки на висках встали дыбом, губы подрагивали — Айрин замерла под мужчиной, потрясенная обалдевшим видом любимого,

— Аларианта архш ш`хаш аршахх`н, мпар`х арш`ч арх`ш. — Хриплым, навсегда сорваным голосом, прошептал он. Ей вдруг стало трудно дышать. Казалось, что сердце сейчас разорвется от переполнившего его счастья и радости.

Дракатон с обожанием смотрел на нее своими золотистыми глазами, которые, казалось, сияли как факелы в тусклом свете луны. Айрин поняла, не зная как, святая клятва дана, они воссоединены — у нее появился Алариен, супруг, защитник, они пара, теперь они будут чувствовать друг друга, на любом расстоянии. Его жизнь уже не принадлежала ему, только ей, его Аларианте. Теперь она навсегда с ним, у нее не будет одиночества, у нее появился защитник навеки — ее опора, ее стержень. Теперь у нее будет иная жизнь. Ночи больше не будут наполнены холодным одиночеством, напротив, они обещают ослепительное блаженство, упоительные часы полного счастья, нежности, спокойствия… И все равно, какое у них будет ложе: бедное или роскошное, и что будет вокруг: жалкая хижина с земляным полом или прекрасный дворец. Всегда, всегда, будь то в пору опасностей или мира, в дни успехов или неудач, она будет день за днем жить с ним, ночь за ночью спать подле него. Эти ночи станут убежищем для их любви, приютом для их нежности. А еще у них будут дни, полные открытий и побед, много дней, которые они проживут рука об руку.

Последние страхи, сомнения, опасения рассеялись. Она все поняла. Ее любимый, мужчина, созданный для нее, ее единственная пара, был с нею. С ним все было естественно, просто и прекрасно. Принадлежать ему, замереть в его объятиях, отдаться на волю его страсти и вдруг осознать со страхом и ослепительной радостью, что они слились, воедино, стонать от наслаждения, чувствовать его экстаз…

Это была ночь без конца… Ночь, полная ласк, поцелуев, признаний, произносимых шепотом и повторяемых вновь и вновь, недолгого сна без сновидений, крепко-крепко обнимая друг-друга и упоительных пробуждений, отдаваемых любви, снова и снова…

Айрин проснулась в объятьях любимого мужчины, чувствуя приятную усталость, радостное довольство, она наслаждалась свежим, безмятежно ясным видением мира и всей ее жизни — теперь она не одинока, у нее теперь все будет хорошо. Она, счастливая, открыла глаза и тотчас же утонула в ярко-желтых глазах, с обожанием смотрящих на нее. Она все смотрела на него с застенчивой полуулыбкой. Ее еще тяжелые от сна веки медленно поднимались над синими глазами, а она вдруг зажмуривалась, и тени длинных ресниц падали на атласные щеки. Айрин чувствовала, что отныне уже не сможет обходиться без его объятий, без его ласк, без той нежности и любви, которые она читала в его глазах.