Любовь и ненависть

Слышу тихий, вкрадчивый голос капитана Пуера:

— Что ты знаешь о Владыке? Кто разрушил Сорве? Он вернулся?

Перед глазами явилась сцена из далекого прошлого. Избитый мужчина, растянутый как лягушка и прикованный к столу. И безумный маньяк, склонившийся над своей жертвой. Разбитое лицо пленника я видела только мельком. Столько крови, что и не понять толком ничего нельзя. Ясно только, что это ардорец, судя по его великанскому телосложению. Капитан обернулся и замер от удивления.

— Миледи? Вы здесь?

Мои расширевшиеся глаза уставились на его окровавленные руки. У него в руках кастет.

— Я, я потерялась, мы выбирали рабов, вот и…

— Да, да, конечно, я вас провожу, здесь столько коридоров…

Мы вышли из тюрьмы.

Глава 7

Солнце только-только разгоралось, а на улицах уже было полно народу — в основном солдат, уроженцев разных земель огромной Креландии, патрулирующих весь город. Отчего-то они казались обеспокоенными, будто с минуты на минуту ожидали нападения. Меня уверяли, что армия увеличивается, готовится к удару по предгорьям.

— Пора уже покончить с ардорской проблемой. — комментирует происходящее баронесса Эмилия. Мне было странно видеть баронессу, невозмутимую, как всегда. В моей жизни так много переменилось после вчера, что мне казалось, будто везде всё должно было стать иным.

Я, потрясенная от увиденного, всю ночь не спала, ноги болят, я писала новое сообщение Рему. Тошнит, постоянно накатывает ужасная слабость.

Я решила погулять по городу, посмотреть, как я смогу освободить ардорцев. Предположим, освобожу, но как нам пройти мимо всех этих солдат! Мелеборен, по сути, не далеко от предгорий. Полчаса на лошади и мы в безопасности. Но с раненными, измученными и ослабшими ардорцами это займет намного больше времени. Все тоскливо. Оглядываюсь. Солдаты везде!

Мы медленно прогуливаемся, быстрее идти я и не могу, все ноги изранены, утром я завязала их импровизированными бинтами.

Здесь были когда-то прекрасные фонтаны, множество зеленых деревьев; главные улицы были украшены мостовыми из белого мрамора; ныне же все разбито. Даже сейчас можно понять как красиво здесь было до войны! Дома были наполнены счастливыми людьми, звенели от песен и детского смеха, сейчас же остались только слепые окна и пустые дворы. И топот солдатских сапог.

Тусклые дома из серого камня и дерева оживляются только пестрыми, развиваемыми ветром красно-белыми стягами. Над головой сверкает ослепительно-голубое небо и яркое солнце — день необычайно хорош.

Мы шли мимо бедно одетых лоточников, продающих горшки с сухими кореньями или садки с голубями и рыбой, мимо углежогов, толкающих перед собой тележки с углем и нараспев выкликающих цену, проходил мимо сыроваров в ярких красно-желтых камзолов, мимо мясных лавок со свиными, бараньими и оленьими тушами, мимо продавцов соли, предлагавших ее в разных видах и упаковках, мимо пекарей, продающих хлеб, пироги и пирожные, мимо торговцев птицей, пряностями, зерном, вином и элем и тысячами прочих товаров, выставленных в витринах или прямо на улице. Покупатели отчаянно торговались, жалуясь на высокие цены.

Вышли на главную площадь к дому генерала Брогана.

Здесь собралась толпа. Народ что-то приветственно кричит. Раздаются крики «ура», «виват».

— Что здесь происходит? — Спрашиваем прохожего.

— Герцог Томеррен прибыл.

— Едут! Едут!

Я осторожно выглядываю из-за широких плеч впередистоящих. В числе многочисленных всадников я заметила Томеррена, лениво и распущенно сидящего на лошади. Да, узнаю — такой же красивый, светловолосый, стройный, широкоплечий и очень высокий. Мечта всех дам.

Подъехал к генеральскому дому. Спешился. К нему подбежала группа высших чинов. Почтительно кланяются. Что-то говорят. Толпа беснуется — перед ними живая легенда, герой войны, жертва трагической любви, говорят, ради принцессы Креландии он пожертвовал своим постом наместника, оттого он теперь такой грустный и печальный. Да вы что? Да, да, та самая принцесса, которую похитил ужасный монстр, прямо из-под венца! Так и сгинула…

Герцог Томеррен, презрительно прищурившись с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать, выслушивал генерала Брогана в парадном мундире, в орденах, который почти на цыпочках, навытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что-то докладывал бывшему наместнику. Снисходительно кивнул. Вся компания зашла в дом.

— Томеррен привез с собой магов, — шепчет Эмилия, — сегодня вечером бал в доме генерала, а завтра начнут церемонию. Мы тоже приглашены! — Баронесса как маленькая девочка повизгивает и подпрыгивает от восторга.

— Говорят, он сам будет извлекать Армадилы! Я такое точно не пропущу! Столько событий, как же это все волнительно. Здесь наплыв знати из Осгилиана. Томеррен будет решать кому давать рабов. Вы уже выбрали? — Я задумчиво киваю. Эмилия и не ждет от меня ответа. Ей просто надо выговориться. Количество выпаливаемых ею слов в секунду утроилось. Она «обсуждает» наши платья для бала, качества рабов, драгоценности и внешний вид новоприехавших… Мне надо убираться с этой площади. Боюсь быть узнаной. Прощаюсь с баронессой.

— Пойду, еще рабов повыбираю, а то всех хороших разберут…

Все пропало. Все мои планы полетели. Надо бежать. Томеррен меня узнает. Срочно, срочно бежать. Ноги сами несут меня в тюрьму. Ключи жгут руку. Надо торопиться. Вбегаю. Успокаиваюсь. Иду вдоль рядов. Так же, как и в прошлый раз, на меня никто не смотрит, головы рабов низко склонены, они неподвижны, как статуи. Но всей кожей я ощущаю напряжение в воздухе. Я знаю, что каждому пленнику в этом помещении известно кто я. Эмоции висят в воздухе, звенят невидимыми струнами, цепляются за волосы, поднимая их дыбом.

— Странные они сегодня, — комментирует происходящее стражник;

Прохожу мимо предводителя. Презренно смотрю на него. Выбираю раба, думаю, морщусь. Наклоняюсь пониже. На меня никто не смотрит. Роняю ключики ему в ноги. Не оглядываясь, ухожу.

Зак

Ну почему я всегда просыпаюсь в обнимку с этой креландкой! Как она умудряется так подползти ко мне. С отвращением зашипел. Запутался в ее длинных волосах. Как же я ее ненавижу! Я опять лежу на боку, она, как лиана, вплелась в меня, ее ноги, как без костей обвили мои, ее голова лежит на моем плече, наши руки переплетены. Животу тепло, внизу все пульсирует. Она спит, обняв меня так крепко, словно хочет удержать навсегда. Она спит глубоким сном, и я чувствовал на своей груди ее легкое, ровное дыхание.

«Надо отпозти от нее, оттолкнуть, я ее ненавижу, это тварь, тварь…сейчас, поползу…» — Я не заметил, как уснул.

Проснулся. Я лежу ничком на холодном полу. Все болит — голова и спина мои напоминают куски сырого мяса. Тепло, даже душно, но меня знобит. Я чувствую, как лихорадка начинает пробирать меня. Еще днем у меня начался жар. Кожа болезненно ноет от любого прикосновения, перед глазами все расплывается, и лоб покрылся липким потом. Креландка заметила мое состояние, подползла, дала напиться, приподняв мою тяжелую голову.

— Есть хочешь, — тихий вопрос, — я тебе оставила хлеба.

«Какой хлеб! Мне даже зубы не разомкнуть, так они стучат. Идиотка!» — промычал что-то грозное, сам себе признался, что получилось жалко. Её рука лежит на моём лбу. Приятно. Пробую отползти. Мой марш независимости не продлился долго. Далеко я не уполз, я себя ощущаю огромным, жалким слизняком, мое тело превратилось в колыхающее, беспомощное желе, а головная боль стала настолько сильна, что мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не начать жалобно стонать.

Девушка, усевшись на пол возле меня, с деловитым видом растирала свои ладони.

— Сейчас, попробую помочь тебе. Хотя я не смогу многого.

Она начала прикладывать свои ладони поочередно — к моим вискам, груди, запястьям, опять к вискам, отвлекаясь от этого занятия лишь затем, чтобы хлебнуть воды и дыть мне напиться, я чувствовал горячее, иногда болезненное покалывание… Жар прошел. Я весь покрылся холодным потом и не чувствовал своих рук и ног. Боль чуть притупилась, не прошла, просто перестала быть на первом месте. Теперь она может уходить. «Уйди, ну уйди же!»