Цена предательства

Вдруг какая-то страшная сила оторвала Эжери от меня, подбросила в воздухе и перенесла его тело, легко, как нашкодившего котенка, на другую сторону террасы. Я, как можно скорее поправив юбки, с ужасом увидела, что мой раб легко держит Эжери за шкирку и цедя что-то гневное сквозь сжатые губы, отшвыривает его от себя. Эжери вылетает в бальный зал, больно ударившись головой о мраморный пол. Таким злым я еще никогда не видела своего раба — лицо его преобразилось… Мускулы лица напрягались, вены вздувались, неистовый взор стал подлинно грозным, губы дрожали, он был похож на могучего мага, которого все окружающие так боялись. В последних лучах заходящего солнца мне даже показалось, что его глаза отдавали темно-красным оттенком. Темные тени террасы создавали обманчивую иллюзию расползавшихся черных узоров-молний от его висков к скулам. Из носа у него хлестала кровь.

— Мерзкий насильник, низкое создание, — Рем неотвратимо приближался к пытающемуся отползти Эжери, сейчас убьет.

Со всех сторон бежит стража. Один из них подбегает, ударяет взбесившегося раба по голове, тот падает на пол, к Рему со всех сторон протянулись длинные руки, схватили за плечи, подняли, швырнули на пол опять, прижали к нему. Вокруг ног обвился ремень, руки были стянуты прижаты к бокам.

Наступила реакция — меня трясло. Чтобы унять дрожь, я обхватила себя ладонями за локти. Одежда моя не была порванной, но я почувствовала пробиравший до костей холод.

Я в ужасе смотрела на связанного Рема, — О Великие Создатели, что же он наделал — ударил Креландца, он, раб, да только за косой взгляд раба казнли, что я наделала! Мое заторможенное сознание все еще не могло оценить размах беды. Музыка остановилось. Со всех сторон стали подтягиваться любопытствующие. Но мой вгляд был сосредоточен на одном человеке — императоре Дарко. Я с нервной дрожью смотрела, как этот огромный, властного вида человек в тусклой золотой одежде медленно подходит к нам. Его массивное, волевое лицо. холодные серые глаза и густая, темная, седеющая на висках шевелюра придавали ему сходство со львом. Я была в ужасе.

Улыбка не покидала лица императора с самого момента появления его в зале. Теперь она стала шире, открыв острые, как у собаки, зубы.

— Ваше Величество, раб напал на блистательного герцога Эжери;

Со всех сторон послышались взволнованные вздохи и ахи, невероятное событие.

— Какой позор!

— Какой скандал!

— Казнить!

— Наказать!

Я выступила вперед:

— Отец, мой раб выполнял мое поручение защищать меня в случае опасности, герцог Кранбский напал на меня с целью изнасиловать, а раб спас меня!

Эжери уже успел встать и провести ревизию организма на вопрос повреждений. Судя по всему, пострадала только его гордость.

— Ваше Величество, принцесса Святомира переволновалась, — он обаятельно улыбнулся, — она неопытна, насилия не было, был поцелуй страсти в романтическом окружении Ваших знаменитых висячих садов. — Вокруг раздались смешки. — Принцесса переволновалась, выпила изрядно, — я подавилась от возмущения;

— Но я… — отец сердитым взмахом руки остановил готовые сорваться обвинения;

— А потом, — с легким кивком в сторону Рема, перебил меня Эжери, — я сам и вы тоже граф, — он обратился в сторону графа Брана, — и вы благородные господа, все мы слышали, что принцесса приказала своему рабу ждать ее и не двигаться, а не то он будет наказан, — вокруг послышались утвердительные возгласы. — То есть, совершилось вопиющее святотатство, — с очень серьезным, обеспокоенным лицом продолжал Эжери, — этот раб ослушался свою Госпожу и со спины, подло напал на благородного Креландца.

Эти слова прозвучали в абсолютной тишине. Так, пора на помощь, а то моего раба сейчас казнят:

— Да нет же, нет, благородные господа, совсем незадолго до этого, я приказала рабу защищать меня и сказала, что он может игнорировать все другие, противоречащие этому приказу указания. — На меня скептически посмотрели вокруг. Мда, мой экспромт звучал не очень сильно и убедительно, под всеми этими взглядами, осуждениями, насмешками я враз смутилась, окончательно запуталась и вовсе неуверенно промямлила, — ну вот он и перепутал приказы…

— Раб перепутал приказы и напал на Креландца, — повторил громко Эжери. — Я требую наказания. Публичного. Моей чести нанесен непоправимый урон.

— Справедливо, — тяжело посмотрев на меня, выдавил отец. — вы герцог в своем праве. Так как этот раб представляет определенную ценность, приказываю, наказание не до смерти.

— Принято, — согласился Эжери, — так как нападение было совершено здесь, на глазах этих людей, требую наказания здесь же.

— Законно. Двести плетей, магическое исцеление через каждые пятьдесят ударов, чтобы раб не умер.

Вот и все, решение вынесено. Суд свершился. Я в ужасе смотрела на Рема, тот лежал, связанный на полу, ни на кого не глядя, низко склонив голову вниз.

Все смотрели на меня. Это был мой раб. Мое слово последнее. Я молчала. Ну что я могла сделать! Суд состоялся. Главный судия империи вынес приговор. Немыслимо было идти против его решения. Все законно и справедливо. Раб не может нападать на Креландца если не было на то прямого указания Господина, а я, мямля, только что сама признала, что мой раб допустил ошибку и перепутал мои приказы. Виновного нашли.

Это я, это я во всем виновата, я предала этого человека, который, несмотря ни на что спас меня, преодолев возможные и невозможные препятствия. Эта мысль молотом стучала у меня в голове. Глядя в торжествующее, счастливое лицо Эжери, видя усмешку отца, радостное ожидание развлечения окружающими, склоненного, поверженного Рема, я чувствовала, что моя жизнь, мои устои трещат. «Виновата»…«виновата»… «предатель»… «предана»… «предана» — молотило в моей голове, разрушая мою сущность, моя юность осколками упала к моим ногам, «как же больно…». В глазах защипало — «потом буду оплакивать свою потерю — счастливую жизнь, беззаботность»

— Господа, Ваше императорское величество, блистательный герцог, — я выступила вперед на свой эшафот, высоко подняв голову, — я, принцесса Святомира София Амелия Бронтейн, дочь его императорского величества Дарко Маркеса Бронтейна, признаю себя полностью виновной в случившемся.

Послышался взволнованный гул, ну как же, на их глазах случается невозможное — публичное унижение члена императорской семьи,

— Я признаю, что выпила слишком много горячительных напитков, обольстила блистательного герцога, надавала противоречащие друг другу приказы своему рабу, хитростью и обманом выманила герцога на террасу, поцеловала, испугалась, призвала своего раба и вынудила его ударить герцога. — Со всех сторон горячие взгляды, жаждущие новых сплетен, жертв, признаний, — прошу благородное общество признать моего раба невиновным. Блистательный герцог Эжери Кранбский прошу принять мои глубокие извинения.

Смотрю вперед себя, не замечаю ошарашенный, полный недоверчивого удивления взгляд Рема, направленный на меня.

— Признание принято, — тяжелый голос главного Верховного судьи Креландии — императора, — принцесса Святомира признана виновной, отменить наказание раба за нарушение приказа госпожи. Герцог в своем справедливом праве лично наказать раба за нанесение урона его чести.

— Блистательный герцог Эжери Кранбский будьте так любезны, накажите моего раба, — вынужденно сказала я ритуальную фразу принятия наказания, находясь под обстрелом сотен глаз. Я не смотрела на Рема. Мне было мучительно стыдно, я дважды предала его.

Создатели, мое сердце билось так быстро, что мне пришлось приложить руки, дабы удержать его на месте.

Рема, связанного поставили на ноги, его с двух сторон держали два стражника. Эжери с кривой улыбкой снял свои белоснежные перчатки:

— Чтобы сохранить мир и закон в нашей доблестной Креландии, время от времени приходится пачкать руки. Ну что, падший ангел, приступим..?

Эжери отвел назад кулак и двинул им Рема в живот так, что ардорец подскочил и на время лишился возможности дышать. Креландец подождал, пока он выпрямится и обретет дыхание, а потом нанес Рему целую серию ударов по ребрам и рукам. Рем не мог защитить себя, или закрыться, стражники заставили его выпрямиться.