Цена предательства

— Будем молиться Создателям, что смогу, — немного помолчав, добавил он. — Пять секунд, мне надо только пять секунд особи, находящейся в полном сознании и без единого куска мифрила!

Больше ничего нового сказано не было. Началось скучное многочасовое обсуждение деталей.

Я, дрожащая, вывалилась из темной ниши.

Острые куски разбитой вдребезги жизни были повсюду вокруг меня. Меня тошнило. Согнувшись, держа рот дрожащими руками, я выбежала через одну из задних дверей из дворца. Высокий черный шпиль, серый камень дворцовых стен, теплый воздух, исполосанный серым дождем, все это было памятником моему счастливому миру, который ушел сегодня безвозвратно, конец беспечному миру моей юности. Меня выворачивало на темную траву.

Я проболела несколько дней и меня лечили от лихорадки, с постели я вставала только, чтобы посидеть на подоконнике и погреться на жарком летнем солнышке и посмотреть на деревья, зеленевшие в большом парке за дворцом. Чувствовала я себя слабой и очень глупой. Одни и те же мысли возвращались ко мне снова и снова.

Я пыталась разложить мои переживания по группам, как всегда учил меня учитель логики.

Я порывисто ходила по комнате, иногда что-нибудь брала со стола и, повертев, клала обратно. На столе у меня всегда множество пустячков — колечки, крохотные заколки, зеркальца, гребешки, духи, книги… Подбежала к зеркалу, взглянула на себя… зря, с отвращением отвернулась… Я знаю, что когда я волнуюсь, у меня темнеют глаза. Сейчас у меня были очень темные глаза. В зеркале я была бледной и казалась измученной, я была нервно, болезненно возбуждена.

Итак, это был явно ардорец — несмотря на грязь и печать страданий на его лице, явно узнавались характерные черты ардорской, звериной расы — большие миндалевидные глаза, увеличенные клыки — это враг Креландии, очевидно, он являлся гнусным преступником, убийцей креландцев. За что и был наказан. Потом, размышляла я, убеждая себя, из последующего разговора было явно, что два мага заставляли, уговаривали отца измываться над узником! Да, слава Создателям! Решено — отец находился под пагубным влиянием двух магов, один из которых откровенно признался, что он сильный менталист. Я почувствовала себя обеспокоенной за безопасность отца. Подумала, посмаковала это чувство. Повздыхала…Мне очень понравилось переживать за императора, это было так волнительно, я ощущала себя так по взрослому, нахмурила брови, сделала чрезвычайно серьезное лицо… Я тогда почувствовала себя до слез растроганной тем, какой благородной, оказывается, могу я быть.

Следующая проблема, куда более серьезная и нерешаемая — измена моего отца — то, что он делал с той девушкой странно перекликалось с тем, что рассказывал маркиз Антон Капрский моему брату. Да, решила я — наверное это и есть самое больное и непростимое в том, что я увидела. Я должна принять это в моем отце, наверное, все мужчины слабы… Не знаю, очень не уверена…И посоветоваться не с кем. Спрошу мать, решила я.

Как только я приняла решение, сразу как камень сняли с души, стало легче, спазм перестал сдавливать дыхание, я расправила плечи.

Часто, в дни моей болезни, сидя на солнышке, я думала об узнике, кто он и почему он там. Мной руководило дикое любопытство, было чрезвычайно интересно разобраться в этой тайне. Окружающий его ореол тайны возбуждал, заставлял меня трепетать от ощущения прикосновения к чему-то запретному, это как дверь, к которой нет ключа и от того еще более желанная и манящая. Да, конечно, я была молода, избалована и еще не знала поражений и ограничений. Я и ни секунды не сомневалась в том, что я имею абсолютное право на раскрытие этой тайны…

Надо проведать его, решила я.

На следующий день я без малейшей запинки повторила пройденный путь по темному коридору, открыла массивную дверь, нашла нужную комнату и прильнула к узенькому окошку.

В камере на этот раз было тихо. Светильники тускло освещали небольшое мрачное помещение. Вооруженный стражник стоял у входа. Узника я не видела. Перешла к другому окошку. Вот он, я увидела его ноги, одну безжизненную грязную руку — присмотрелась, говорят у ардорцев звериные когти, — гм… ладно, когтей не было… ногтей впрочем тоже, пальцы выглядели ужасно — синие, опухшие, как будто кто-то забивал большие гвозди под них… — «Он преступник…он кровожадный убийца… не жалко, не жалко…» — как заведенная повторяю про себя.

Он не шевелился, — «Умер?»

Видимо, та же мысль пришла в голову стражника, он настороженно подошел к неподвижному телу,

— Колдун, — позвал он, — эй колдун, — крикнул он громче и пнул лежащего ногой, ничего не произошло, удар сильнее;

Ардорец вдруг дернулся, застонал, он попробовал что-то сказать, однако из пересохшего горла не вырывалось ни звука… Я видела, что губы узника почернели и растрескались. Стражник удовлетворенно кивнул, — «жив, не сдох», — отошел обратно на свое место.

Узник попробовал пошевелиться, видимо от этого усилия вновь потерял сознание. Он был в беспаметстве и походил на брошенную кучу старого тряпья.

Я еще немного постояла, посмотрела — ничего больше не происходило. Я ушла.

Новостью дня в этот день в блистательной Меронии была болезнь маркизы Анны Шамер. Фрейлина императрицы несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых креландских магов-целителей, обыкновенно лечивших ее, она вверилась миррийскому целителю, лечившему ее каким-то новым и необыкновенным способом. Эта новость горячё обсуждается, все остальное забыто.

Вернулась в тюрьму на следующий день.

Пыточный стол был густо залит кровью, в воздухе отчетливо пахнет сладкой гарью, как будто здесь свинью жарили…Пленник лежит, скованный на полу. Черные губы его искусаны в кровь, глаза закрыты. Все тело покрыто кровью. Она до сих пор течет, струйками стекает по его телу, маленькими, темными лужицами собирается на каменном полу…

По ночам мне снились сны, что я готовлю еду для узника и несу ее ему, что я несу ему чашу, полною воды, я несу это все ему, роняю, снова возвращаюсь, и никак не могу донести. Спать не могу, сон уходит…

Пропустила день. Вся извелась от беспокойства.

Я решила поговорить с мамой. Однажды вечером я нашла императрицу сидящей в ее малой гостиной, она пила чай и читала книгу. Мать встретила меня со своею обычною ласково-холодною улыбкой. Я присела рядом, в общих чертах, не называя имен, рассказала матери о подслушенном разговоре брата с маркизом Антоном. Замерев дыхание ждала ответа…

— Мира, радость моя, — сказала мама, подумав немного, — ты уже большая и к тому же, ты креландка, ты должна знать, что в мире иногда не все так радужно и приятно, как тебе бы хотелось… — она помолчала, как-будто собираясь с духом: — Секс с женщинами поверженной страны завоевателями это законное солдатское право. — Она замолчала.

— Ничего не понимаю, продолжай! — нетерпеливо потребовала я, ожидая услышать самое ужасное.

Императрица Мария, даже находясь в своей личной гостиной, поражала грацией и горделивой осанкой, как всегда ее туалет был в безупречном состоянии — она была в светлом шелковом платье, перетянутого вишневым атласным поясом, она выглядела прекрасно. Мать, поглядев на меня, чуть насмешливо поджала губы;

— Это сложно понять, но поверь мне Мира — солдат, который прошел тысячи миль через кровь, огонь и смерть во враждебной стране, наполненной кровожадными зверями, этот солдат хотел бы иметь немного удовольствия с женщиной. Это его святое право победителя. Это суть войны: захвати землю врага, его дом, изнасилуй его жену или дочь как часть собственности противника. Унижение и разрушение собственности врага повышает боевой дух воина, укрепляет его чувство уверенности в своей мужской силе и превосходстве своего народа или своей армии. Каждый из его товарищей делает то же самое, крепя групповую солидарность, канализируя собственное чувство агрессии. Победителю принадлежит трофей!