Цена предательства

— Ну что ж, друзья, приветствую нас, — радостно провозгласил он. — Ну чего ж вы молчите, а, — он пнул Зака ногой, — а ты, герой, где ж твой громкий голос! Ну ничего, с тобой, друг, я поговорю скоро лично, мы с тобой все вспомним и вспоминать будем очень долго…

Зак, не желая доставлять ему удовольствия, молчал.

— Почему, Томеррен, почему, — тихо спросил из своего угла Лукас.

— Хочешь знать почему, — Томеррен попытался рассмотреть Лукаса, — ничего не вижу в этой темноте, он хохотнул, — ну как вы тут сидите, не понимаю, и вонища такая..;

— Почему спрашиваешь — это вы все меня создали, я ваше творение, — счастливо заявил он.

— Да и я сам Творец!

Я удивленно посмотрел на него, — «совсем свихнулся от счастья».

— Да, да, друзья, это небывалое по силе чувство быть Творцом истории. Вы все жили, суетились, мечтали, лепили свою глупую музыку, рисовали свои глупые картины! — Он стал ходить по нашей маленькой камере,

— Вы, кичились своей духовностью, своей двухтысячелетней историей, все такие великие носители Армадила не замечали меня маленького, ущербненького, ха, ха, — он зашелся в счастливом смехе, — а тут я, смешной зверек, пригретый великим Владыкой, ахнул как великое откровение в самую гущу вашей жалкой обыденной жизни. Я гениален! — Томеррен все больше возбуждался — Я разрушил все! — Так неуместно и несвоевременно только самое великое! Я велик! Я вас всех уничтожил! Представляете, друзья, я лично, вот этими руками, — он замахал руками в воздухе, — перерезал горло Владыке. Это чистый экстаз, это лучше секса! Я потом два дня не смывал его кровь с рук! — мы в ужасе уставились на Томеррена. — Вы, вы все меня создали, не замечали, не уважали! И Маришка ваша растоптала мою душу, насмехалась надо мной, Рем, жалостливый придурок, так трогательно заглядывал мне в глаза, когда отказывал мне в Армадиле! Ненавижу! — вскричал он.

— Зато теперь я счастлив, — я их всех имею каждый день, знаете, за последние два дня в Ардоре не осталось ни одной девственницы, ну почти, — он захихикал, вся креландская армия работает над этим.

Сай зарычал.

Томеррен гордо посмотрел на него:

— Я счастлив! Я так счастлив! А что такое счастье? Насыщенная, наполненная гордость. Я теперь лучше, могущественнее всех на свете!

— Вы все виноваты! — продолжал он, — Если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует.

Мы молчали потрясенно.

Томеррен счастливо улыбнулся, — ну чего вы все угрюмые такие а? А я за вами пришел, — он потер руки, — у нас тут мальчишник наметился, вот, думаю, а друзья то, скучают наверное. Император разрешил пригласить и моих товарищей.

С этими словами он махнул рукой кому-то сзади. В нашу темницу вошли солдаты, отстегнули нас, и пинками и тычками заставили идти за Томерреном. Нас вывели на улицу.

Солнце давно село, и только серебристый месяц освещал неверную дорогу. На темном небе мелькали звезды. Нас вели ко дворцу.

Спотыкаясь из-за узких ножных кандалов мы вошли в малую колонную залу дворца. Несказанной красотой славится малый зал, мы часто бывали приглашены сюда на прекрасные балы, организованные Лариоттой, мамой Рема. Многочисленные колонны были украшены изысканными резными орнаментами, полы и стены вырублены из разноцветного мрамора, вниз с потолка спускались похожие на деревья серебряные светильники. Можно было бы сказать, что место это не извне освещается солнцем, но что блеск рождается в нем самом: такое количество света распространяется в этом прекрасном помещении. Чистым золотом выложен потолок, соединяя с красотой и великолепие; соревнуясь в блеске, его сияние побеждает блеск камней. С той и другой стороны — две галереи; и у них потолок является куполом, а украшением золото.

По приказу Томеррена нас привязали к огромным мраморным колоннам, заведя наши руки назад, заставив прижаться к резным колоннам спиной. В зал ввели Рема. Я с тревогой осмотрел его — вздохнул облегченно, не заметив новых повреждений на Владыке.

К Рему подошел довольный Томеррен:

— Для тебя братец я приготовил самое главное место, центральное, чтоб все видно было… — он весь светился от счастья, едва не пританцовывал, но глаза его были страшные, злые, в них угадывался сгусток враждебной воли, ненасытной алчности, радости от вида жертв, попавших в ловушку, из которой им не выбраться. Улыбаясь, Томеррен непрестанно облизывал красные губы.

Рема также как и нас заставили встать спиной к центральной колонне и также приковали. У других колонн я заметил других ардорцев — все знатные граждане, военные — маги, носители Армадилов. Все с волнением смотрели на Рема.

Я оглянулся, посередине прекрасной залы установили огромный стол. Туда-сюда сновали креландские слуги. Центр стола был заставлен многочисленными бутылками с различными винами, несомненно взятых из подвалов Владыки. Вдоль стен установили многочисленные скамейки, пуфики, диваны, собранные по всему дворцу. Явно готовились не к балу, меня трясло от волнения, во всей атмосфере приготовления витало что-то нехорошее. Человек пятьдесят креландских офицеров заполнили залу, собирались группами, пили вино из высоких хрустальных бокалов, что-то весело обсуждали, тут и там раздавался хохот, на нас смотрели торжествующе и как-то грязно, обещая чего-то очень гнусное. В углу заиграла музыка. Наконец все многочисленные колонны малой залы приобрели своего прикованного владельца. Принесли малый трон Владыки, установили его на небольшом постаменте-пьедестале, нервное напряжение усиливалось.

К нам вновь подошел Томеррен, его глаза возбужденно блестели.

— Ну все, мы готовы! Все в сборе, ждем только его Величество императора Дарко. — он оглянулся назад в явном нетерпении;

— Это частная вечеринка, так сказать, среди друзей, и вы приглашены в виде исключения. Это честь, гордитесь, друзья мои. — Он подошел к Заку, — но некоторые из вас не всегда могут сдержать темперамент и я попросил придворного мага помочь вам, всем ардорцам соблюдать приличия.

Он махнул рукой в сторону первых колонн, где какой-то старик с длинной седой бородой переходил от одного прикованного ардорца к другому, по тому как они неподвижно застывали, было очевидно, что он наводил заклинание стазиса. Так, переходя от одного к другому, он подошел к Лиэму, Заку, те застыли, будто приклеившись к своим колоннам, к Рему, ко мне.

Имперский маг был высокого для людей роста, худощавый, в черном одеянии-накидке. Длинная седая борода, массивные брови свисали над острыми пронзительными глазами. Большой крючковатый нос, тонкие, сурово поджатые губы. Он быстро подошел ко мне, что-то пробормотал и я ощутил горячую волну, пролетевшую по моим венам, она зародилась где — то в макушке и как обжигающий, все сметающий шквал пронеслась вниз, кончики пальцев на руках закололо, колени вдруг выпрямились, голова поднялась… и все прошло, я не чувствовал больше своего тела, все что я мог — это смотреть вперед. А маг уже ушел дальше, к следующим заключенным.

Но вот толпа офицеров вдруг всколыхнулась, произошло какое-то одновременное движение, торопливый топот, солдаты встали в две колоны, образовав узкий коридор, заиграла торжественная музыка, в зал быстрой походкой вошел император.

Я несказанно удивился, увидев императора, сначала подумал, что — то не так с ним, и только через несколько минут осознал, что он был одет в мягкие брюки и халат! Отделанный драгоценными камнями, конечно красно-белый, но совершенно не подходящий для торжественного празднования халат. Дарко быстро прошел к трону. В его руках был огромный кубок.