Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 103 из 106

— Я, я лейтенант Марис, уважаемая маркиза Капрская, я выполняю свой долг, бумаги нужны для…

Я томно вскидываю рукой, браслет Госпожи мелькает перед моей ошарашенной публикой:

— Рядовой, уже рядовой, лапочка! Какие бумаги! Я взяла свои платья, драгоценности, духи, говорят герцог Томеррен-душечка дает в этом варварском Ардоре незабываемые балы! А бумаги придут позже с моим багажем — четыре огромные крытые повозки, это все мелочь, суета, дурь! — Лейтенант уничтожен, разбит… Я от отчаяния взмахнула другой рукой, массивный золотой браслет сверкнул сапфиром, размером с голубиное яйцо — мамин любимый камень. Мужчины взглядом проследили за моей рукой. Императорские фамильные драгоценности ослепили их. Перед выходом я оделась на манер маркизы Анны Шамер — как можно больше сверкающих побрякушек, пальцы мои были так густо унизаны перстнями, что я точно не удержала бы вилку с ножом.

— Ах, любезный барон Равк, можно я буду называть вас Жан, как вы умудряетесь работать в таких условиях, вы же окружены идиотами!

Все проблемы были улажены. Да, конечно мне нужна самая дорогая карета. Для прислуги нет места — да что вы говорите, как же трудно мне будет! Плачу золотом, прямо сейчас, какие проблемы, а вот вам золотой в придачу и вам! Да, раб, ардорец, одна штука. Нет конечно я согласна с вами, они все опасны, да, пойдет в колонне рабов, да скованный, ох а я уже купила ему такие симпатичные наручники на руки и ноги и даже на тело, да, серебряные, по последней моде. И кляп уже присмотрела, с сапфирами, под мой браслет. Но как же в колонне, он мне нужен при мне, а кто водичку мне принесет? А кто ножки усталые разотрет? У меня и цепи такие симпатичные есть и плеточка… Мой раб смирный, это же подарок моего мужа на свадьбу…Рабы такие полезные вещи в быту…

Я тараторила, не останавливаясь, широко и глупо улыбаясь. Я видела, что мужчины уже устали, готовы были согласиться на все, завтра мы присоединяемся к обозу и едем в Ардор.

Глава 8 Путь в Ардор

Я очнулась обессиленной, полностью пришла в сознание, но была заключена в тюрьму из неподвижной плоти и костей. Неспособная двигать руками и ногами, с веками закрытыми так плотно, как будто я плакала клеем, оказалось, что функционировал лишь мой слух: кто-то надо мной разговаривал. Два голоса. Женский и мужской, оба — незнакомы. Испугалась. Где я, что со мной. Наверное нас все-таки схватили. Но кто? Надо расслабаться и попробовать вспомнить.

Спрятав Рема в темный шерстяной плащ с капюшоном пробрались на постоялый двор. Помню, как весело было красить его волосы, как ворчал, но не сопротивлялся, понимал, что выхода нет. Из него получился очень даже симпатичный блондин. Объяснил мне, что это основной цвет волос в Ардоре, наиболее темным был светло-каштановый.

— Поместить изделие в кипящую патину. — Хмыкнул, — ты как, меня целиком погружать будешь или частями?

— Да, проблема… нет достаточно большой емкости, чтобы целиком…

Рем подобрал прутик, накрутил на него тряпку, окунул в кипящую жидкость. Я захлопала в ладоши и счастливо запищала — белый металл на наших глазал почернел там, где Рем проводил своей импровизированной кисточкой.

— Ну и вонь! Как будто у нас тут суслики дохлые в углах спрятаны, — поморщилась, в висках заломило еще больше, — уже неделю как сдохли…

Тряпочкой Рем тщательно потер браслеты — из насыщенного черного они стали темно серыми и блестящими.

— Очень тебе идет! — Помахала в воздухе серебряными цепями, — а вот с этими красотками ты будешь самым неотразимым рабом во всем обозе! Давай, оксидируй и их, будет комплект.

Шутками я пыталась скрыть свою нервозность и плохое самочувствие. Так невовремя я простудилась все-таки. И к целителю не успела сходить, совсем замоталась со всеми приготовлениями.

Что же так все болит то!

Помню, как утром мы присоединились к обозу. Мне предоставили огромную карету-повозку, которую я должна была делить с другой знатной дамой. Внутри было два мягких сидения-кровати, посередине маленький столик. На полу экипажа лежал темно-красный мягкий ковер, стены обиты тканями, большие стекла на окне и двери были цветными. Несмотря на мои протесты моего Рема увели к остальным рабам-ардорцам, объяснив, что когда идет движение обоза все должны быть на своих местах, во время привалов и ночевок рабов можно взять к себе дабы удовлетворить господские нужды…Я постаралась не заметить ухмыляющейся физиономии солдата, когда он явно представлял какие такие нужды мне потребуется удовлетворить с телом моего раба. Вскоре появились мягкий хлеб, сыр, масло и чаша горячего красного вина. За нашим обозом следовали три повозки с продовольствием, так что о пропитании мне не надо было беспокоиться. Аппетита не было, я отвратительно себя чувствовала и волновалась за своего мужчину. Как он там, с рабами, надеюсь, никто не узнает его…Последним, что я помню, это что я взяла в руки чашу с вином и отпила глоток. По груди распространилось упоительное тепло, разогнав на время холод, поселившийся в моем трясущемся теле. В голове зазвенело…

Я помню иллюзию дивной невесомости, я падала, у меня горели глаза, поле зрения сузилось до единственного темного пятна, но тут же вокруг этого пятна выросли и закружились яркие красные, оранжевые, желтые, белые круги, запульсировали и закружились. Я словно находилась в центре затягивающегося кругового вихря. Я слышала вокруг себя какие-то голоса, они звучали искаженно, отдаленно:





— М-а-р-к-и-з-а!!! М-а-р-к-и-з-а!!!

— Миледи Капрская!

— Да что же он бешенный то такой у нее, в кандалы!

— В-о-о-о-н!

Какие-то искаженные визги, чей-то большой рот…

Я испытывала стихийный ужас, небывалой силы панику и перестала понимать кто я или что я и где нахожусь. Я горела в огне, ощущала пламя под веками. От этого жара губы потрескались, саднили и распухли, но это было лучше, чем холод, который время от времени, слишком часто, возвращался. По крайней мере, жар не мешал лежать неподвижно, холод же бросал в дрожь, пробуждавшую спящих демонов во всем теле…

Поняла, что у меня есть губы, когда их коснулось что-то холодное. Кто-то, мужчина, сказал повелительно:

— Пейте!

Я с усилием проглотил вонючую жидкость. Стало легче, головная боль утихала. Я провалилась в красно-черный туман сна.

Моей первой связной мыслью было: «Идет дождь». Что-то барабанило рядом со мной, слух теперь отчетливо различал равномерный стук дождя, я слышала свист ветра. Вторая мысль сводилась к тому, что это наблюдение, даже будь оно верным, не есть слишком уж очевидная победа над хаотичными образами, кружащими и сталкивающимися в моей голове. Я так и не понимала где я. Я почувствовала прикосновение к своему плечу. Чьи-то пальцы приподняли мое веко, потом другое.

Не без усилия мне удалось открыть глаза. Ресницы слиплись, все лицо казалось холодным и одутловатым, как не мое. Я попробовала пошевелиться, а движение позволило ощутить ткань собственной одежды.

— Ну наконец то вы вернулись к нам, маркиза!

Ничего не понимаю. Я где-то лежу. В одежде. Мне плохо, кружится голова. Я попробовала сесть, чувствуя себя выбирающимся из болота бегемотом, и тут же повалилась назад. Сил не было, тело не слушалось меня.

— Лежите, лежите смирно, вам еще нельзя вставать.

Я послушалась по той простой причине, что не могла и шелохнуться. Посмотрела на мужчину. Маленький, пожилой человечек хрупкого сложения. В сером сюртуке, белой рубашке, полоска кружев на воротнике и рукавах, длинные волосы перевязаны в хвосте. Он улыбался быстрой кривоватой улыбкой тонких, сухих губ. Дал мне попить чего-то горького и вонючего.

Я коротко кивнула, поблагодорив, пить хотелось ужасно, сконцентрировалась — мне требовались огромные усилия, чтобы двигать распухшими губами.

— Вы кто?

— Я целитель, вы, маркиза, сильно заболели и мы вас лечили, лечили и вылечили, — я успокоилась, — «так я болела», — голос забавного человечка успокаивал, я начала уплывать в сон, — «не просто вода там наверное была, в той чашке»…