По следу невидимки

Рей потянулся к нему и поднял. Тот оказался тяжелым, почти полным — в нём плескалась холодная черная жидкость. Если это была та же порция, получалось так, что Дженис не успела много отпить прежде, чем оказалась тут. Значит, она исчезла из машины незадолго после того, как они расстались. Почему она здесь была?

Фернандес достал из кармана телефон и ввёл в параметры маршрута своего навигатора адрес бюро и номер с ближайшего дома. Выстроилась кривая линия. Рей добавил третьим пунктом адрес отеля, где временно остановилась Дженис, и линия продолжилась. Судя по направлению машины, Уокер ехала из центра в отель, а не из отеля — на работу. А так, крайслер стоял тут с вечера.

Перегнувшись над рычагом коробки передач, Рей заглянул в бардачок и пошарил рукой по полу перед пассажирским сидением, просунул пальцы под него. Затем выпрямился. Он не знал, что искал.

— Ай, чёрт, чёрт. Чёрт! — прокричал он и раздраженно ударил по рулю. С подушки безопасности поднялось сизое облако талька. Оно белесой пылью оседало на рукав пальто. Рей снова посмотрел в экран своего мобильного. Свернул карту и снова набрал номер Дженис. Но итог был тем же — автоответчик.

Он спрятал телефон и опять оглянулся, но видел абсолютно то же: руль, снег, смятую белую ткань, стакан кофе.

Стоп.

Рей снова подхватил его и поднёс к лицу, принюхался, но ничего не услышал — из густой черноты выветрился даже кофейный запах. Он накрыл стаканчик крышкой и вместе с ним вышел из машины. Окликнув патрульного, он передал чашку ему со словами:

— Отвезите это в полицейскую лабораторию токсикологам на анализ. Скажите, что это дело в приоритете.

Вчерашний случай с поскользнувшимся прохожим мог быть пустяковой случайностью, но Фернандес ухватился за него, потому что больше не было за что. Он вернулся в свой форд, развернулся и поехал к «Олд Сити Кофи».

Внутри, как и накануне, было не протолкнуться, но в этот раз Рей не стал дожидаться в очереди. Он показал одному из работников жетон и подозвал к себе. Его интересовало, были ли в заведении камеры внутреннего и внешнего наблюдения. Парень в черном переднике кивнул.

— Мне нужно получить запись за вчера в промежутке с четырёх до пяти часов вечера. Всех имеющихся у вас камер.

Фернандес оставил визитку с адресом своей электронной почты и поспешил обратно в управление. Когда он оказался перед компьютером, во входящих его уже ждала нужная видео-дорожка.

Он стал просматривать её, нетерпеливо нажимая на кнопку проматывания, пока не различил на экране их с Уокер. Он записал временной код на первой попавшейся ему под руку бумаге и, отталкиваясь от него, прокручивая то немного вперёд, то на несколько минут назад, просмотрел записи со всех углов. Один из них широким, немного изогнувшимся кадром охватывал значительную часть улицы — тротуара, проезжей части, даже тротуара по другую сторону. В объектив этой камеры попался вчерашний неуклюжий прохожий. Рей наблюдал, как он налетел на Дженис, как разговаривал с ней и как провёл её обратно в кофейню, а затем отмотал назад.

Мужчина оказался не пешеходом. За минуту до того, как врезаться в Уокер, он вышел из припаркованной у противоположного тротуара машины. Чтобы рассмотреть номер джипа старой модели неравномерного окраса, Фернандесу пришлось ещё немного прокрутить дорожку. Цифры были неотчетливыми под налипшим слоем снега, но у Рея получилась комбинация, и он немедленно передал её сидящему рядом офицеру — на проверку.

========== Глава 22. По-новому. ==========

Боль была тупой, сильной и безостановочной. Дженис отчаянно искала от неё передышки, пыталась найти положение, в котором та ослабевала, но каждое малейшее шевеление лишь обостряло её.

Самым горячим, невыносимым сосредоточием боли была вся нижняя часть туловища. Дженис предпочитала не думать о том, почему так ныло внизу живота. Избегала открывать глаза и перестала пытаться с ним заговорить. Чтобы он ни отвечал, как бы ласково её ни называл, она постепенно была вынуждена прийти к осознанию, — неожиданно принесшему некоторую долю облегчения — что ей не выжить. С этим пришло и весьма трезвое понимание: сдаться без боя она всё равно не может. Ей нужно утянуть этого ублюдка с собой, оставить на себе какой-то его след, дать лейтенанту и Рею безапелляционную улику.

— Мне тебя подарили, знаешь? — говорил он ей прямо в ухо. Он опускался к ней очень низко, и Уокер стремилась его укусить — надеялась, что сможет сжать челюсти так крепко и не поддаться, чтобы он ей ни делал, пока не прокусит до крови или не отгрызет кусок его плоти. Но из-за того, как часто и сильно он её придушивал, горло полыхало огнём. Шея — раз она была ещё жива — пока не была сломана, но поднять голову у Дженис не получалось. — Сама судьба привела тебя ко мне. Ты особенная. О да, ты совершенно особенная. С тобой всё будет иначе.

И Дженис предпочитала ему верить. С ней всё должно быть иначе. Она должна стать последней, после которой его будет ждать только электрический стул.

Но какая бы злость не тлела глубоко внутри в промежутках полного возвращения в сознание, непреодолимой преградой оставалась боль и сильная слабость. Уокер потеряла счёт времени, но по тому, какими невыполнимыми были даже малейшие телодвижения, какой мокрой под ней была кровать, как замедлялся, безусловно, тоже уставая, её мучитель, она понимала, что пробыла тут довольно давно.

— Ты моя, — приговаривал он, снова стискивая вокруг её шеи пальцы. — Ты моя самая любимая. Никто никогда не будет лучше тебя. Знаешь, мне даже немного жаль, что ты уже моя. Мечтать о тебе было очень приятно. Но ты намного лучше, чем эти мечты…

Голос его сначала становился глухим, потом отдалялся, потом почти растворялся в усиливающейся неспокойной пульсации в её ушах и, наконец, исчезал полностью.

Эти мгновения перед полным беспамятством были самыми лучшими — боль уходила, но сохранялась трезвость мысли. А затем всё поглощала темнота. Пару раз Дженис казалось, что из этой темноты её к себе манила рука. Очень знакомая рука с узкой ладонью и длинными гибкими пальцами. Мама? Уокер надеялась, это действительно была она. Надеялась, она заберёт её туда же, куда сама ушла много лет назад. И что там нет боли. И нет этого голоса. И этого ощущения горькой обречённости тоже нет.

***

У него появились имя и адрес — Дайна Моррис, Эри-Авеню, 301. Это оказался довольно обветшалый дом середины прошлого века с характерными узкими коридорами, длинными и темными, будто тоннель со слабым свечением в конце — маленьким окошком. За дверью нужной квартиры довольно долго не происходило никакого шевеления, но когда Рей Фернандес заколотил ногой, наконец послышался сонный голос:

— Иду, проклятье. Иду!

Дайна Моррис оказалась женщиной трудноопределимых лет со спутанными черными волосами и заспанными глазами. Она зевнула в кулак, рассматривая удостоверение Рея, и равнодушно спросила:

— Ну и?

— Это Ваш автомобиль? — он показал ей распечатку с камеры «Олд Сити Кофи». Ей пришлось сощуриться и наклониться вперёд, чтобы рассмотреть. А когда она подняла взгляд, лицо её переменилось.

— Так и знала, — выговорила она, прищелкнув языком. — Что он натворил?

— Кто «он», мисс Моррис?

— Найджел… Найджел Стивенсон.

Фернандес показал ей следующую распечатку, на которой максимально увеличил пойманное в очереди лицо выбившего из рук Дженис кофе прохожего.

— Это он, мисс Моррис?

— Ага. А кто эта девка рядом с ним?

В руке Рея воспламенилось непреодолимое сильное желание ударить её за это «девка». Он удивился. Прежде он крайне редко замечал за собой подобное. В последний раз, наверное, итогом так вспыхнувшего гнева стала нетрезвая драка в студенческие годы ещё до встречи с Пилар.

— Где я могу найти Найджела?

— Да если бы я знала, — скрестив руки на груди, проговорила она таким же тоном, которым обычно начинала ссоры его жена. — Он носится по городу каждый божий день.

— И всё-таки подумайте.

— Ну, не знаю. Может, застанете его в центре Фелтонвиль-Хауз.