Страница 8 из 79
Судя по выражению её лица, весь трагичный настрой был уничтожен последней фразой.
— Не щедрого мира? Разве это может относиться к тебе, Малфой?
— А разве нет? — Его порядком утомила её толстокожесть. — Тот факт, что я не считал каждый кнат при походе в Хогсмид, никак не оценивает общую щедрость мира ко мне. В чём, по-твоему, она обычно проявляется? В новой метле или месте ловца, который выбил для тебя отец? Или, быть может, количеством и дороговизной рождественских подарков, которыми одаривают тебя родители и родственники, стараясь компенсировать внешнюю холодность и отстранённость? Не скрою, в детстве меня всё устраивало. Но разве в детстве мы не принимаем мир как данность? Разве мы можем здраво оценивать правдивость улыбок? Разве мы можем оценить искренность дружеских объятий? Разве мы можем поставить под сомнение авторитет собственных родителей, особенно когда они в своей ослепительной успешности кажутся тебе богами, сошедшими с небес?
Оглушающая тишина накрыла их с головой, и, казалось, даже камин фыркал и скрипел тише обычного. Было очевидно, что с такой стороны она никогда не рассматривала позицию слизеринцев в мире и в войне в частности.
— Мне хочется, чтобы ты знала, что я ни в коем случае не напрашиваюсь на твою жалость. Но, глядя на ситуацию объективно, я вполне оправданно считаю себя пострадавшей стороной. Одновременно с этим я так же отлично понимаю всю оправданность моего положения «пострадавшего», но, увы, не «пострадать» я бы смог только посмертно.
Тогда их разговор был закончен по молчаливому, обоюдному согласию. Весь мир кричал о том, какими предвзятыми и заносчивыми были слизеринцы, но что насчёт предвзятости самих гриффиндорцев?
Не было никакой надежды, что у этого разговора не будет продолжения. И спустя пару дней Гермиона вновь подняла вопрос о внутреннем мире факультета Слизерин:
— Если вам так не хватало искренних дружеских объятий, что мешало вам найти себе настоящих друзей?
От этой прямолинейности хотелось кричать. Казалось, она прокручивала весь недавний разговор снова и снова, пытаясь найти несоответствие в его признании, и вот, ей показалось, что она их нашла.
— Ты сейчас серьёзно или шутишь?
— Конечно серьёзно.
— Тогда подумай, ты ведь умеешь… Смотри, Селвины когда-то славились специализацией в использовании ментальной магии в тёмных целях, хотя… не подходит, последний умер двадцать лет назад, оказавшись бесплодным сквибом.
— Я просмотрела Селвинов ещё вчера, их даже не было в списке действующих Пожирателей смерти второй мировой. — Она резко выхватила пергамент из пальцев Драко. — Не увиливай от ответа. Я правда. Хочу. Понять.
— А что ты подразумеваешь под словом «настоящие друзья»?
— Поддержку. Искренность. Заинтересованность друг в друге. Участие в жизни друг друга.
— Ладно, я понял. Представь, что с детства ты живёшь будто в маленьком стеклянном шаре. В него входят совсем немного людей, ещё меньше эльфов и совсем мало детей. Последних ты можешь пересчитать по пальцам, и ты к этому привык. Привык, что взрослые весьма холодны внешне, хотя внутри, ты просто уверен, любят тебя. Ведь они дарят тебе дорогие подарки, всё, чего бы ты ни попросил. Они проводят с тобой не много времени, но это время наполнено таким щемящим чувством понимания и поддержки, что от большего, кажется, может разорвать на мелкие кусочки. Ведь твои родители выросли в очень похожих условиях. В отличие от мира маглов, мир волшебников практически не менялся со времён основателей Хогвартса. Тебя морально готовят к тому, что вскоре тебе придётся покинуть родовое гнездо на большую часть года и там, куда ты уедешь на долгие годы, будет гораздо больше людей, чем ты видел за всю свою сознательную жизнь вблизи. Тебе придётся общаться каждый день в течение долгого времени с таким количеством сверстников, которое даже представить сложно. Никакого уединения, никакой частной жизни, никакого личного пространства. Родители мягко доносят до твоего разума, что не все волшебники такие, как они. Что не все смогут понять и оценить величие, манеры, личные границы. Некоторые и вовсе недавно услышали о магии, и с ними необходимо вести себя ещё более осторожно и осмотрительно. Но, несмотря на все предостережения, все советы и подсказки, Хогвартс тебя оглушает.
Драко несколько изменил позу и продолжил, всё так же не смотря на Гермиону. Его руки автоматически перебирали пергаменты, которые были хаотично разбросаны меж ними на большом столе.
— Может, ты помнишь, в первый день Хогвартса от меня не отходили Грег и Винс. И не потому, что я был важной шишкой или мы были друзьями — не разлей вода. Нет конечно. — Малфой потёр руками лицо и убрал упавшую на глаза чёлку. Казалось, что сам он находится далеко отсюда и то, что он там видел, печалило его ничуть не меньше, чем пребывание в голове Гермионы. — Нам было чертовски страшно, Грейнджер. — Малфой поджал губы и посмотрел ей прямо в глаза. — Не то чтобы мы боялись чего-то конкретного, да и под страхом смерти мы бы не признались в этом, но каждый из нас боялся этого невозможно большого, оглушающе громкого, несдержанного и яркого мира. Мы находились тогда вместе лишь потому, что были уверены в реакциях и воспитании друг друга и виделись между собой гораздо чаще, чем с остальными чистокровными детьми. Конечно, магия сама по себе не вызывала у нас такого трепета. Всё это — движущиеся лестницы, говорящие портреты, парящие свечи, призраки — мы видели в жизни или на колдографиях. Но вот, перед нами хлипкая табуретка, и на ней лежит Распределяющая Шляпа. Твоё детство было сшито из рассказов о славном доме Салазара Слизерина, и твой восторг, кажется, можно пощупать, когда ты к нему присоединяешься. Но вот она — вишенка на торте, который состоит из страха и восторга. Оказывается, быть слизеринцем совершенно не почётно и более того — одна четверть студентов тебя откровенно презирают и настроены враждебно, а ещё две — поддерживают нейтралитет всеобщим бойкотом. Внезапно оказалось, что быть слизеринцем — равно быть ненавидимым и презираемым всеми только за то, что ты осмелился попасть на змеиный факультет. — Драко заметил сосредоточенное лицо Грейнджер и грустно рассмеялся. — Нет-нет, Грейнджер, даже не думай меня жалеть. В свои одиннадцать лет я вряд ли смог так глубоко анализировать свои чувства и мысли, и, более того, даже если бы тобой или кем-то другим была протянута рука дружбы, я бы её не принял. Я решился протянуть её лишь Поттеру. И, хотя я думал потом, что это было проявлением слабости, для того времени это была невероятная храбрость. Но его категоричный отказ подвёл черту перед каким-либо энтузиазмом сближаться или узнавать других. В остальном я был мелочным, эгоистичным засранцем. Пожалеть об этом я смог только гораздо позже.
Вспоминая этот разговор сейчас, Драко невольно ухмыльнулся и задумался над решением поставленной задачи. Им просто необходимо было попасть в семейные библиотеки. Эти святые святых охранялись настолько ревностно и скрупулёзно от любого вмешательства, в особенности от Министерства, что проникнуть туда можно было лишь законным путём, получив приглашение от наследника оной фамилии.
— Думаю, легче всего будет связаться с Блейзом. Насколько я помню, у него свой бизнес и он полностью располагает своим временем, в отличие от трудяги Нотта. Последний, насколько я помню, трудится глубоко в анналах Министерства, переписывая законодательную базу, и выцепить его будет не так-то просто.
— И как ты себе это представляешь? Я не помню ни одного случая, когда я хотя бы здоровалась с Забини, не говоря уже о разговоре или письме.
— А вот тут я тебе с удовольствием помогу. — Его глаза наполнились невероятно искренним весельем, хотя губы лишь слегка искривились в подобии улыбки. — Запоминай, я дам тебе точный текст для разговора с Забини. Эту змеюку лучше огорошить правдой и только потом разбираться с последствиями.
========== V ==========
— Малфой, это сумасшествие. Я никогда не смогу произнести такое вслух!