Страница 7 из 79
— Как обычно. Никакой разницы между явью и тем, чем я являюсь сейчас, кроме отсутствия физических потребностей.
Спрыгнув с вершины воображаемого холма, который тут же самоустранился, Гермиона подбежала к креслам.
— Интересно… можно я до тебя дотронусь?
Драко смотрел на неё как на диковинное растение: не понятно, ядовитое оно или плюётся кислотой?
— Зачем?
— Ради эксперимента. Или ты боишься испачкаться о маглорожденную?
— Даже если бы я боялся испачкаться, — ответил он спокойно и поднялся на ноги, — всё равно это ровным счётом ничего бы не значило. Я застрял в тебе полностью.
Гермиона внезапно смутилась и замешкалась. Ей действительно казалось, что он ненастоящий в её голове. Будто привидение, проникшее под корку головного мозга и сбивающее с толку своим присутствием. Девушка медленно и неуверенно протянула руку вперёд и, сама того не замечая, затаила дыхание. Юноша еле слышно хмыкнул и красноречиво поднял левую бровь:
— Грейнджер, не бойся. Я не состою из тумана или сахарной ваты.
Оставив его замечание без ответа, она легко коснулась мужской рубашки в районе груди и ощутила под пальцами едва заметное движение грудной клетки. Малфой, напротив, нахмурился, будто решал внутри себя сложную задачу. Её рука тем временем поднялась до плеча и мягко спустилась вниз по рукаву, то прижимая ладонь к его руке, то почти отпуская. Лишь дотронувшись до его кожи кончиками пальцев, Гермиона будто очнулась и сделала резкий шаг назад, обрывая кинестетическую связь. Её лицо вспыхнуло от осознания, что здесь, рядом с ней, внутри неё живёт взрослый мужчина, которого она не знает. Там, под её пальцами, мгновение назад была кожа, мускулы и тело. Мужское, живое, не иллюзорное, материальное тело. Под её пальцами стучало живое сердце, горячая кровь разносила жизнь по всем органам. Никогда раньше она не оставалась один на один с чужим мужчиной в запертом пространстве, да и наедине была лишь с Роном. По неясной ей причине, Гермиону взволновала эта близость и она поспешно сделала ещё несколько шагов назад, будто возводя между ними былую стену безразличия. Но, будучи человеком честным, саму себя она не могла обмануть: прикосновение, лёгкое, невинное прикосновение взбудоражило её гораздо сильнее, чем она того желала.
Позднее, составляя ли план работы или прикидывая количество свободного времени для изучения проклятья, которое так некстати активировалось, девушка невольно ощутила, что что-то пошло не так. Снова и снова она вспоминала нечитаемое выражение лица слизеринца в своей голове. Казалось, он воспринял её движение на свой счёт и сделал неверные выводы. Горькая усмешка, исказившая его лицо перед тем, как Гермиона очнулась, говорила о его прежней жизни гораздо больше всех слов и слухов.
Он решил, что она… брезгует? Он? Тот, что устраивал показательную травлю из-за её происхождения шесть лет подряд? Тот, который в прошлом был готов на любые методы ради достижения собственных целей?
Сколько же пришлось пережить этому гордому, заносчивому мальчику, прежде чем превратиться в недоверчивого, скрытного человека, который каждый твой шаг и каждое твоё действие воспринимает, как насмешку над собой? И, самое страшное, принимает её, как заслуженную оценку самого себя.
========== IV ==========
Трудности начались позднее.
— Ты впустую тратишь время, роясь в общедоступных клоаках.
— Заткнись и не мешай мне, Малфой. В библиотеку отдела Тайн попадают только избранные, и лишь единицы из них не скованы условиями о неразглашении. Про библиотеку Блэков я и вовсе молчу.
Драко смотрел на неё уставшими глазами, как на надоедливого, маленького ребёнка, который никак не может усвоить прописные истины мира.
— Всё, что было даже наименее ценным в разделе Тёмной магии библиотеки дедушки Ориона, моя тётушка вынесла в первую очередь, и это случилось ещё до первой войны. Нам нужно попасть в библиотеку Ноттов, Забини. Хотя, я почти уверен, что нужная нам книга находится в Малфой-мэноре.
— Какая неожиданная проницательность! Недаром ты посещал уроки Трелони!
Малфой лишь хмыкнул и вновь склонился над записями. За эти две недели он уже привык к тому, что ей всегда требовалось немного времени, чтобы успокоиться и пораскинуть мозгами. Но от привычки говорить саркастичными загадками он отказываться не собирался.
— И как давно ты это понял?
— Когда сложил два и два. Ты никогда не слышала о подобном, хотя изучила всю библиотеку Хогвартса, включая запретную секцию. Это наводит на мысли об… исключительности поставленной перед нами задачи.
— То есть две недели назад? — «Кажется, Гермиона вновь начала закипать», — невольно подумал он. И как давно Драко называет её Гермионой?
— Ну почему две? — Ему хватило ума опустить глаза, будто бы ощущая угрызения совести. — Полторы. Посуди сама. Нотты всегда были склонны к тёмной магии, отец Теодора один из первых присоединился к Тёмному Лорду. У Забини была почти дюжина отчимов, и после смерти каждого библиотека пополнялась всё более и более древними фолиантами. Ну и, конечно, Малфой-мэнор. Отец занимался коллекционированием редких, запрещённых книг, сколько я его помню. А до него дед и прадед, и прапрадед. И это не считая того, что все книги моей дражайшей тётушки перешли ко мне, а там, поверь, есть где поискать.
— Отлично. Просто отлично.
— Эй, Грейнджер. Всё не так плохо.
— Не так плохо? Я уже две недели нормально не сплю, а полторы из них и вовсе трачу впустую только потому, что у тебя язык бы отсох рассказать об этом своём предположении раньше?
— Грейнджер, — Драко опустился в своё кресло и прикрыл глаза, — не кипятись. Не ты одна устала. Не ты одна отчаялась. Не поверишь, я возлагал большие надежды на невыразимцев. Как думаешь, может, у них есть ещё одна тайная библиотека?
Попытка разрядить обстановку, как и всегда, не увенчалась успехом. Чего только они ни прошли за эти две недели. Их еженочные посиделки отдавали безумием. Всё начиналось настолько обыденно, что никто из них и не заметил, как постепенно, ночь за ночью, они все больше сближались.
— Каково это — быть побеждённым? — спросила она как-то раз за изучением родословных волшебных семей.
— Ты что-то путаешь, Грейнджер. Если бы я был побеждённым, меня бы ждал Азкабан. — Он отложил вдоль и поперёк изученную родословную Паркинсонов, взял следующий пергамент. — Я бы назвал себя «пострадавшей стороной». Но ни в коем случае, — добавил он быстро, заметив возмущение резко поднявшей голову Гермионы. Тяжёлые локоны при этом рассыпались шоколадным каскадом по тонким плечам, — не в том смысле, в котором пострадали «светлые силы». Не в том смысле, в каком пострадала моя вторая тётушка или семейство Уизли, нет…
Над столом повисла тишина. Малфой откинулся на спинку резного стула, потирая пальцами виски, скорее, по привычке, нежели ощущая головную боль. Её в разуме Грейнджер он не испытывал, но рефлекс его тела, реагирующий на не самые приятные мысли, никуда не делся.
— В моём случае, Грейнджер, не было правильного выбора. На одной чаше весов стояла смерть моей семьи, на другой — моя героическая смерть и вновь смерть моей семьи. Распределяющая Шляпа не ошиблась, когда не отправила меня на факультет безрассудных и храбрых. Я не был храбрым, и вряд ли я являюсь храбрым сейчас, так что героическая смерть меня не привлекала, да и, согласись, вряд ли кто-то со светлой стороны смог бы принять меня.
— Кроме Дамблдора.
— Кроме Дамблдора. Но на тот момент, когда он протянул руку помощи, он сам стоял одной ногой в могиле, и для меня, для моей семьи уже не было никакого выбора. Дамблдор мог дать только её иллюзию. Так уж повелось, что слизеринцы — очень расчётливый народ, привыкший полагаться только на себя и на то, что имеешь в руках, а не на туманные обещания возможного счастья в будущем. Я не храбрец, Грейнджер. Я и сейчас не смог бы перейти на сторону добра, зная, что в моём доме живёт Тёмный Лорд. Для меня всё было предопределено в тот момент, когда я родился на свет. И то, что Дамблдор не дал мне стать убийцей, — уже было для меня величайшим даром от не слишком-то доброжелательного и щедрого мира.