Безымянное проклятье

И вот теперь аромат, когда-то совершенно безразличного и чужого человека, возвращал её домой. В этом доме её всегда выслушают, поймут и поддержат. Её оставят в покое, если ей нужна будет тишина, и с радостью составят компанию, когда она будет в ней нуждаться. Удивительно, но она почти забыла это ощущение. За эти долгие-долгие годы она научилась жить бездомной кошкой — не до конца понимаемой кем-либо, гуляющей сама по себе и никому не доверяющей ключи от своего сердца. Наивно она полагала, что любила Рона Уизли. Наивно, глупо, безнадёжно. Она искренне верила, что любила его и его аромат. Когда-то она даже разбирала запах его волос в аромате амортенции. Но сейчас ей было ясно как день — её любовь к Рону, её любовь к его аромату ни стоила ни кната по сравнению с тем, что именно творил с ней аромат Драко Малфоя.

Чуть позднее она ощутила вес его руки, лежавшей на её животе. Сквозь сон она ощущала эту тяжесть, как приятное дополнение к его аромату. В этой тяжести была надёжность. В этой тяжести было обещание. Ей хотелось бы не вспоминать того, что произошло до её сна, того, что этот сон спровоцировало. Но вопреки её воле, память подкрадывалась к ней, пробиралась в её естество, заставляя снова и снова проигрывать произошедшее перед мысленным взором.

Она открыла глаза лишь для того, чтобы убедиться, что Малфой всё ещё крепко спит. Конечно, только для этого. И отнюдь она не собиралась им любоваться, просто… так получилось. Гермиона не знала, сколько разглядывала его вот так — откровенно и в непосредственной близости. Никогда прежде они не находились рядом — так долго и в абсолютной неподвижности. Тот ледяной принц, которого она увидела в больничной палате, растаял. Рядом с ней лежал совершенно живой, тёплый мужчина, который, непостижимым для неё образом, похитил её сердце. Она могла сколь угодно убеждать себя, что всё произошедшее лишь чересчур яркий эротический сон. Она могла пытаться придумать оправдание в виде похоти или безудержной страсти, которая являлась следствием проклятья. Но нет, ничего из этого не было правдой, а значит, отрицалось ею по определению. Сколь долго она могла ещё бегать от самой себя? Нагружать себя работой и делать всё что угодно, только чтобы не думать? Только чтобы не чувствовать, не замечать?

Нет. Гермиона Грейнджер никогда не убегала от своих проблем. И эту она сможет решить. Она сможет найти правильные слова, и он её поймёт. Они ведь, в конце концов, взрослые люди. Совершенно неподходящие друг другу взрослые люди.

Он проснулся и резко открыл глаза. За мгновение до этого его рука напряглась, но Гермиона не успела даже сообразить, как лучше ей поступить — притвориться спящей или нет? Он не оставил ей выбора и теперь всматривался в её глаза с редкой для него серьёзностью.

— Доброе утро? — спросил он, и Гермиона невольно закрыла глаза, смакуя его хриплый, утренний голос в сочетании с ощущением дома и тяжестью руки на своём животе. Ей хотелось раствориться в этом ощущении. Задержать мгновение, сохранить это чувство и проживать его вновь и вновь, когда ей будет грустно и дождливо. Вспомнив о том, что её ждёт, она вздохнула чуть глубже, успокаиваясь и запрещая себе плакать.

— Доброе, — прошептала она и неуверенно улыбнулась.

Малфой выдохнул с таким облегчением, что сердце её сжалось. Мгновение спустя она уже была вовлечена в трепетный, бережный поцелуй, даже отдалённо не напоминающий о том безумии, которое случилось меж ними до сна. Медленно Малфой словно изучал её, словно играл на невидимом инструменте, которым была она, одну ему известную мелодию. Ей так хотелось остаться в этом поцелуе. Слиться с ним воедино и послать в Запретный лес все отягощающие обстоятельства их связи. Но она не была готова к последствиям, несмотря на то, что отступать было уже непозволительно поздно.

С трудом она прекратила поцелуй, но Малфой не обратил на это ровно никакого внимания, спускаясь поцелуями по линии скул и подбородку. Его рука наконец-то пришла в движение, но Гермиона резко остановила её. У Драко был такой озадаченный вид, что ей стоило огромных сил не рассмеяться от умилительности. Но она сдержалась.

— Что мы делаем, Драко? — тихо спросила она.

— Лично я планировал заняться с тобой сексом. — Он скептически приподнял бровь. — У тебя есть другие планы? — Она поёрзала под ним, усилием воли пожелала одеться, и он разочарованно застонал. — Только не говори, что хочешь побеседовать.

— Но я…

— Я даже знаю, что ты сейчас скажешь! — холодно протянул он, убирая с неё руку и приподнимаясь на локте. — Только никакая это не ошибка, Грейнджер, не сумасшествие и не специфичное действие проклятья на нас двоих! Хватит убегать от действительности, будь смелой, в конце-то концов!

— Ничего подобного я говорить не собиралась. — Гермиона села. — Я лишь хотела сказать, что я… я ничего не могу тебе обещать, Драко.

— Того, что есть сейчас, достаточно. — Он попытался погладить её по щеке, но она увернулась.

— Подумай о том, что будет потом. Возможно, мы не успеем справиться с проклятьем до того, как моя магия исчезнет и я стану сквибом. Сквибом, Малфой! Я покину магический мир навсегда! А если нет… если нет, меня ждёт свадьба с Роном и…

— Я не хочу думать ни о каком будущем, слышишь?! — яростно прошипел он, поднимаясь на один уровень с ней. — В отличие от тебя, у меня его вовсе может не быть. Всё, что у меня есть сейчас, — жалкий клочок сознания, заключённый в тебе. В тебе. Мне достаточно того, что ты тоже чувствуешь это. — Он схватил её за руку и прижал к своей груди. — Ну же, Грейнджер. Посмотри мне в глаза и скажи, что не ощущаешь того же самого. Или скажи мне, что испытываемые чувства к Уизли — сильнее!

— Я ничего тебе не могу обещать! — беспомощно прокричала она, вырывая свою руку из его цепких пальцев. — Мне нечего тебе дать, Малфой! От меня уже почти ничего не осталось…

Она сбежала от него так далеко, как только могла. Она достигла самой тёмной точки комнаты и только там дала волю своим слезам. Она оплакивала свою жизнь, свои обманутые надежды и своё своевольное и разбитое сердце.

========== XXXII ==========

— Ты сожалеешь?

Его голос, холодный и чужой, вывел её из размышлений — таких же обжигающе холодных, вязких и неприятных.

— Нет, конечно.

Невозможно было сожалеть. Но также не было никакой возможности малодушно закрыть глаза на все окружающие их обстоятельства.

— Скоро утро, — сказала она, не оборачиваясь и всё так же глядя в убаюкивающую темноту.

— Да. — Ничего не означающий ответ. Обернувшись, Гермиона нашла его в нескольких шагах от себя спокойного, но уставшего. Она осознала, насколько отвыкла от безразличной маски на его лице, и вздохнула.

— Я надеюсь, что скоро это всё закончится.

Малфой усмехнулся как-то обречённо и горько.

— Что именно закончится, Грейнджер? Действие проклятья? Ты надеешься сбежать обратно под крылышко к своему рыжему недоразумению и забыть? Или ты надеешься, что вместе с этой комнатой закончат своё существование и отношения между нами?

— Между нами нет никаких отношений, Драко, — твёрдо возразила она, отчаянно желая ощутить эту уверенность не только в голосе, но и внутри себя. Драко издал хриплый смешок. Его улыбка больше походила на оскал.

— Если тебе так легче, Грейнджер.

Едва заметная рябь наполнила комнату, как всегда, перед её пробуждением. Никто не сказал больше ни слова, но они смотрели друг другу в глаза, пока она окончательно не проснулась.

***

Теодор любил библиотеки, но с недавних пор его пребывание в одной из них было отягощено присутствием Грейнджер. Она сбивала его концентрацию, обкрадывала книги его вниманием, но самым возмутительным было то, что сама она не делала для этого абсолютно ничего.

Он совершенно не понимал своего смятения. Ему совершенно не хотелось её тела. Ему не хотелось видеть её в своей постели. И уж точно его не привлекала мысль о поцелуе с ней. Но было в её работе что-то завораживающее. С ней хотелось поделиться найденным отрывком, сложность и красоту которого она единственная из его окружения смогла бы оценить. Ей хотелось дать почитать дюжину книг и услышать её мнение о них.