Безымянное проклятье

— Боишься, Грейнджер? — протянул он, с наслаждением отмечая, как вспыхнули её щеки и как в глазах отразилась целая гамма чувств: страх, смятение, смущение и, наконец, гнев.

— А ты, наверное, весь в предвкушении? — раздражённо ответила она.

— Конечно. Ведь у меня целое желание.

Малфой обошёл её кресло, встав у неё за спиной и наклонившись к ней, вкрадчиво спросил у самого уха:

— Хочешь знать, чего бы я попросил в разные года нашего знакомства?

Она не ответила, лишь кивнула, всё так же напряжённо и обречённо. Ему хотелось кричать, что он не сделает ничего против её воли, не принудит ни к чему постыдному или порицаемому, но он выбрал иной способ доказать ей это. Вновь выпрямившись, он негромко заговорил:

— На первом курсе Хогвартса я бы попросил тебя покинуть магический мир. — Заметив, как она усмехнулась, добавил: — О да, тогда я мог подумать, что вправе решать это. — Немного помолчав, продолжил: — На втором курсе я бы попросил, чтобы ты вылизала мои ботинки. — Гермиона даже обернулась, явно не ожидавшая таких откровений. — Что? — спросил он её с улыбкой. — Какой прок мне сейчас быть нечестным?

— А для чего быть столь правдивым? — Она передёрнула плечами и отвернулась. — Хотя я легко могу представить такое твоё желание на втором курсе.

Он не стал ничего отвечать на заданный вопрос, и рассказ потёк снова:

— На третьем курсе я бы попросил тебя признаться мне в любви в Большом зале.

— Это-то ещё зачем? — Гермиона не обернулась, но по её тону было понятно, что она обескуражена.

— Конечно же, чтобы тебя унизить и высмеять, — усмехнулся он. — Такой реванш за удар в нос! — Она издала тихий смешок, а Драко меж тем вспомнил Святочный бал. — На четвёртом я бы попросил сделать мне минет.

— Что, тоже в Большом Зале? — с издёвкой переспросила Грейнджер.

— Нет, — совершенно спокойно ответил он. — Но кончить я бы предпочёл на твоё голубое платье, которое заставляло меня тебя хотеть.

— У тебя и правда были такие фантазии на четвёртом курсе?

— Ты так говоришь, как будто у Уизли не было таких фантазий на четвёртом году. — Она едва заметно дрогнула, и он победно улыбнулся.

— Даже не хочу думать об этом сейчас, — еле слышно пробормотала она.

— Действительно, мы отвлеклись. На пятом году, — он начал обходить её кресло, — я бы попросил тебя сдаться Амбридж. — Провёл кончиками пальцев по её руке, лежавшей на подлокотнике, и остановился перед ней. — На шестом попросил бы выполнить вместо меня задание Тёмного Лорда.

Гермиона дёрнулась, как от удара, широко распахнув глаза. Малфой медленно присел перед ней, ожидая, что её любопытство заставит задать нужный вопрос…

— А на седьмом? — её голос был странно глух. Будто она за несколько минут прожила события того рокового года. Страшного года для всех.

— А на седьмом… — Драко невесомо коснулся её подбородка, но тут же убрал руку. — На седьмом я бы попросил тебя выжить.

Подбородок Грейнджер заметно вздрогнул, она сглотнула и, резко оборвав зрительную связь, отвернулась.

— Вот мы оба выжили, — продолжил он спустя несколько мгновений тишины. — И я счастлив, что у меня не было возможности загадать тебе желание раньше.

— И чего же ты хочешь? — Её голос был слегка сиплым, будто бы она боялась. Малфой догадывался, что она действительно боится, но только не его, а себя. Своей реакции на его желание.

— Поверь мне, ничего подсудного или аморального. — Мгновенно уходя от темы прошедшей войны, ответил он. Взяв её за подбородок, он развернул её лицо к себе и заставил посмотреть себе в глаза. — Грейнджер. Позволишь мне расчесать тебе волосы?

***

У неё был только один вопрос, который она и задала вслух:

— Что?!

Ей казалось, что вот он — момент истины. Сейчас-то Драко Малфой проявит своё настоящее лицо! Но, вопреки её ожиданиям, произошло нечто странное. Отринув эгоистичные, сальные желания, которые наверняка у него имелись, он просит позволить ему расчесать её волосы? Её копну, которую называл вороньим гнездом?

— Ты часто позволяешь Уизли делать это? — вывел её из задумчивости его вопрос.

Рон? Расчесывающий её волосы? От представившейся картины она едва не прыснула.

— Он никогда… не высказывал желания этого делать, — как можно непринуждённее ответила она.

— Тогда будет что-то, что я сделаю первым? — Он как-то странно улыбнулся и поднялся на ноги. — Так что вот, моё желание — я хочу расчесать твои волосы.

— Ну хорошо, — пробормотала она в ответ, покидая кресло.

В руке Малфоя уже лежала широкая, искусно украшенная расчёска. Усилием воли он убрал у кресла спинку и увеличил его высоту. Гермиона приподняла вопросительно бровь, безмолвно прося пояснить свои действия.

— Я всего лишь беспокоюсь о совместном удобстве, Грейнджер, — ответил он, жестом приглашая её вернуться в то, что осталось от кресла. — Так тебе будет удобно сидеть, а мне не придётся наклоняться.

— Ещё бы, чтобы Малфой да склонился, — едва слышно пробормотала она, забравшись на высокое сидение. Теперь её голова была чуть ниже него самого. Она уселась поудобнее, развернувшись к нему спиной, но Малфой медлил. Обернувшись, чтобы узнать причину заминки, Гермиона увидела, как он нерешительно крутит в ладонях расчёску. — Что-то не так?

— У меня есть ещё одна… просьба. Она необязательная, но тебе самой будет с ней… приятнее. — Если бы она не знала Малфоя, то подумала бы, что он смущается.

— Что за просьба?

— Ты не могла бы… снять свою футболку?

— ЧТО?!

— Ты можешь прикрыть всё, что спереди, я не буду подсматривать, клянусь! — затараторил Малфой, чем ещё больше поверг её в шок. — Просто тебе самой будет приятнее, если расчёска будет скользить по коже, а не по одежде.

Гермиона задумалась, вспоминая, знает ли она, приятно это или нет. Память не могла предоставить ей нужную информацию, мысли путались, и, в конце концов, она пришла к решению, что, скорее всего, нет. И что ей интересно было это узнать.

— Обещаешь не подсматривать? — уточнила Гермиона. Драко с готовностью кивнул. — И не дотрагиваться руками?

— Только к волосам, — серьёзно подтвердил он.

— Отвернись, — велела Гермиона и, как только он выполнил её просьбу, стянула с себя майку, а затем плотно приложила её к груди. — Готово, — выдохнула она.

========== XXXI ==========

Первые прикосновения были легче пёрышка… Едва заметные движения расчёски неспешно текли вдоль её волос. Гермиона закрыла глаза, наслаждаясь ощущениями, которые ей дарили колеблющиеся локоны на обнажённой коже спины. Невольно она сглотнула. Никто никогда не прикасался к её волосам с такой бережностью. Единственным человеком в жизни, который расчёсывал её, была мама, и делала она это только в далёком детстве. Она успела забыть, насколько это приятно. И чего уж таить, она и не знала, что это так эротично.

Соблазнял — вот, что делал Малфой.

Характер движений время от времени изменялся. Иногда расчёска утопала в её кудрях, медленно, чувственно, но ощутимо массировала кожу головы и скользила вниз. Иногда — едва касалась волос, изводя ожиданием. Он менял направление движений, и ощущение того, как волосы смещаются с привычных им мест, заставляло мурашки бежать по голове и рукам. В какой-то момент он запустил в её волосы свободную ладонь, и Гермиона совсем потерялась в ощущениях. Вслед за жёсткой щетиной расчёски шла его горячая рука, нежно ласкающая чувствительную кожу. Иногда он спускался массажными движениями вниз, по коже спины. Она едва сдерживала стоны, рвущиеся наружу — с каждым таким путешествием жар внутри неё стремительно нарастал. Не помогало даже то, что он, сдерживая обещание, не дотрагивался до её спины пальцами. Это только распаляло нетерпение и желание.

Никто никогда не соблазнял её так изысканно. Так пленительно и неотступно. Так губительно сладко, закручивая в ней пружину всё сильнее и сильнее. До того самого момента, когда она уже не сможет её остановить. До того мгновения, после которого не будет точки возврата.