Безымянное проклятье

Полумрак библиотеки вновь осветил сияющий патронус Рона.

— Что это значит? — грозно спросил он. — Эти слизеринские ублюдки посмели забрать у тебя палочку? Они держат тебя взаперти насильно? Я говорил тебе, что не стоило с ними связываться! Мы сейчас же выдвигаемся в Аврорат!

— О, Мерлин… — Сердце защемило от нахлынувшей нежности. Её защитники рвались в бой, даже когда опасность ей не угрожала.

С негромким хлопком вернулся Питти. Домовой эльф отчаянно жестикулировал и ворчал себе под нос, и большие уши колыхались в такт его движениям.

— Питти, — негромко позвала его Гермиона.

— Как они могли! Как они посмели напасть на меня! — бурчал в полголоса эльф, но, услышав её, он тут же поднял взгляд. — Мисс получила послание бестолкового волшебника?

— Да, и мне нужно его успокоить. Можешь перенести меня к нему?

— Питти не нравится эта идея.

— Пожалуйста. Иначе они придут сюда сами.

— Пусть только попробуют, — проворчал тихо эльф, но подал Гермионе длинный палец.

Её сдавило со всех сторон, и мгновением позже она очутилась в гостиной на площади Гриммо. Казалось, в ней прошёлся ураган. Гарри и Рон отчаянно что-то пытались доказать Джинни и были уже облачены в дорожные мантии.

— Рон, Гарри, — позвала она, стараясь не вспоминать о том, как именно сейчас выглядит.

— Гермиона! — Рон моментально заключил её в крепкие объятия. — Тебя отпустили? Почему ты не можешь прислать патронуса?

— Если ты отпустишь меня, я смогу всё объяснить.

Они уселись на диване, Питти тут же исчез, и она смогла заговорить:

— Я проклята и теряю магические силы. Я попросила помощи у Забини, чтобы он смог помочь мне попасть в библиотеки магических семейств для поиска. — Для подтверждения своих слов Гермиона направила палочку на печенье и произнесла: — Вингардиум Левиоса!

Шоколадное печенье будто нехотя поднялось на дюйм и упало обратно на тарелку.

— С меня взяли клятву о не разглашении, поэтому подробностей не будет. — «Пусть я же и сама придумала это обязательство в большей степени». — Забини не нужна огласка, ему я тоже помогаю в одном деле. Думала, справлюсь быстро и не придётся никому ничего объяснять.

— Мы могли бы тебе помочь… — начал было Рон, но она его перебила:

— Читать тексты, написанные древними рунами или шифрами? Вряд ли.

— Проклятье, Гермиона. — Он вновь порывисто её обнял, а Гарри и Джинни понимающе улыбнулись. — Когда я не обнаружил тебя в доме, я чуть с ума не сошёл. Подумал, что ты обиделась и пошла навестить своих родителей. Но когда ты не вернулась…

— Всё в порядке, Рон, — ответила она, пытаясь сделать вдох. — Просто мне резко стало хуже, и я поняла, что должна работать столько, сколько смогу. Я вернусь сейчас в библиотеку и переночую там. Надеюсь, что к концу выходных найду ответ на свою проблему.

— Я не хочу тебя туда отпускать одну, — серьёзно сказал Рон, заглядывая в её глаза. — Не могу поверить в то, что ты не беспокоишься о своей безопасности. Никому из слизеринцев нельзя доверять!

— Мне там ничего не угрожает, Рон. — Она ласково провела ладонью по его лицу. — Дом давно пустует, там живут только домовики.

— Всё равно.

— Ох, да, конечно, пусть лучше я останусь сквибом до конца своих дней! — Гермиона выбралась из его объятий и встала. Усталость всего сегодняшнего дня навалилась на неё, а чувство защищённости в его объятиях внезапно исчезло. — Туда нет доступа никому из вас, это было условием моего пребывания там. И простите, но я буду уважать эти требования, потому что никто из них вообще не обязан мне помогать.

— Гермиона, остынь. — Гарри тоже поднялся на ноги и одним взглядом попросил Рона прикусить язык. — Главное, что ты чувствуешь себя там в безопасности и можешь работать наиболее плодотворно. Давай ты будешь присылать записки с этим домовиком хотя бы раз в день? Чтобы у Рона не ехала крыша от волнения?

Гермиона закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула и медленно выдохнула, успокаивая свои расшалившиеся нервы.

— Хорошо. Раз в день. А теперь мне пора.

Рон притянул её к себе и порывисто поцеловал.

— Я буду скучать, — прошептал он ей на ухо, но впервые за всё время их отношений Гермионе не нравился этот вкрадчивый шёпот. Ей хотелось вывернуться и отойти подальше, но она терпела и списывала все свои ощущения на усталость.

— Я тоже. — Собственные слова показались ей едва живыми, практически мёртвыми, но, кажется, Рон этого не заметил. Он отпустил её, а она, попрощавшись с Гарри и Джинни, позвала Питти и вернулась в стены библиотеки.

Заботливый домовик заранее погасил почти все свечи. Гермиона достала из бисерной сумочки пижаму, облачилась в неё и забралась под пуховое одеяло. Камин неподалёку догорал, распространяя заразительное тепло, и она сама не заметила, как погрузилась в сон.

Там, в своём сне, она забралась в кресло поглубже. Гермиона тёрла виски, зарывалась в волосы пальцами, массировала кожу головы, закрывала глаза, чтобы не видеть такого ослепляющего сейчас света от камина. Она отчаянно надеялась, что хотя бы в своём сне она получит толику принятия и понимания. Она искала убежище для своих мыслей здесь, во сне. Там, где не нужно было притворяться, придумывать оправдания, легенды и небылицы. Здесь не было необходимости сдерживать свои умственные способности, чтобы не прослыть заучкой. Можно быть просто уставшей и не спасать мир. И признаться, что последнее — крайне утомительное занятие.

Глубоко вздохнув, она, наконец, открыла глаза. Малфой сидел в кресле напротив с совершенно не читаемым выражением лица и пристально всматривался в камин, будто и не замечая её присутствия.

Когда-то давно Рон пытался её убедить, что тишина в доме означает лишь то, что дом мёртв. В его понимании, дом всегда должен «звучать» — греметь посудой, шуршать мётлами, ухать совами, приносившими новости. В идеальном доме Рона никогда не смолкают разговоры, смех и возгласы, по радио всегда звучит что-то обязательно подходящее под настроение, на плите шкварчит нечто аппетитное, распространяя ароматы на весь дом. Когда он рассказывал ей об этом, его глаза светились таким откровенным, отчаянным счастьем, что Гермиона не стала говорить о своём доме мечты.

Ведь в нём бывали разные дни. Время, которое хотелось бы провести в кругу друзей, сменялось желанием тишины и уединённости. Она не имела ничего против вкусной еды, но, сама того не замечая, всегда выбирала рецепты, относящиеся, скорее, к средней и лёгкой сложности. Рецепты, не требующие постоянного, неотрывного внимания несколько часов кряду. И, конечно же, никогда на её столе не было столь богатого выбора блюд, какой был всегда в семействе Уизли.

«У них просто большая семья, и каждый любит что-то своё, — объясняла она себе странную привычку Молли закармливать всякого входящего. — Они просто привыкли жить в шуме, это нормально».

Звукоподавляющие чары стали постоянными её спутниками, когда Рон был дома. Это было самым частым колдовством, не считая бытовых чар, для неё.

И только здесь, в своём сне, она поняла и призналась себе в том, что ей не хватает тишины в собственном доме. Здесь она особо ярко прочувствовала выражение «слушать тишину вместе» и, на удивление, осознала, что с Роном это невозможно. Он просто не понимает уютности тишины и такого совместного времяпрепровождения.

— Завтра, вероятнее всего, тебе компанию составит Нотт, — наконец, оторвавшись от созерцания огня, сказал Малфой.

— М-м-м? — Увлёкшись своими собственными мыслями, она не сразу уловила суть начатого разговора.

— Нотт. Вероятнее всего, придёт тебе помочь. Завтра. Так лучше?

— Не понимаю, с чего ты решил, что он придёт. В своей-то библиотеке он помогал лишь с целью поскорее избавиться от моего общества, а сюда зачем ему приходить, да ещё в свой выходной?

— Да, он придёт и найдёт тебя мило похрапывающей на диванчике в библиотеке. Как бы у него не встал от этой картины.

— Ты бредишь, Малфой. — Гермиона скривилась от одной мысли о том, что её в утреннем неопрятном виде может увидеть кто-либо, кроме Рона. — Он не придёт. И, уж конечно же, я его не привлекаю. Особенно утром. И я не храплю!