Страница 5 из 14
— Теперь вам сколько?.. Двадцать пять?..
— Да.
— И вы трижды вдова? За семь лет? Получается, вы даже траур не соблюдали? Снова выскакивали замуж? Экая вы быстрая.
— Что вы себе позволяете! — Катарина бросила вышивку и вскочила.
Но на Хоэля ее гнев не произвел никакого впечатления.
— Как вы сразу загорелись, — сказал он, усмехаясь, — правду говорят, что рыжие — все бестии. Вы даже краснеете уморительно — пых! — и уже вся вишенка до ушей! Мне нравится, когда женщины краснеют, это — он подумал, хмыкнул и закончил: — это мило.
— Вы вы отвратительны, когда так говорите, — возмутилась Катарина. — Я требую большего уважения.
— Простите, — сказал он без тени раскаяния, — я не хотел вас оскорбить. А кто устраивал ваши браки так скоропостижно? Король?
— Скоропалительно, — поправила она его и уселась в кресло, забыв расправить юбку, как положено благородной донне.
— Что? — переспросил он.
— Не важно, — Катарина засмеялась, но смех получился странным — нервным, отрывистым, и она сразу замолчала.
— Так кто? — продолжал настаивать Хоэль.
— Мои родные.
— У вас есть родные? Кто — тетя, дядя?..
— Мачеха, сводный брат и сводная сестра, — сказала она. — Отец женился на донне Флоренсии дель Кардона за год до смерти, и у нее уже были дети
— Где же они? — Хоэль оглянулся, как будто родственники жены могли бодренько вылезти из-под скатерти.
— Сейчас они в столице, — пояснила Катарина. — Там праздник по случаю помолвки принца.
— Они в столице на празднике, а вы здесь?
— Я в трауре, смею вам напомнить.
— Ах, да, — он изволил заметить ее черное платье. — Она добра к вам? Ваша мачеха?
— Конечно! Донна Флоренсия очень переживала после моего первого вдовства и хлопотала, чтобы срок траура сократили и мне позволили выйти замуж во второй раз, — она помолчала и добавила, — а потом и в третий.
— Какая заботливая мачеха, — заметил Хоэль не особенно любезно. — Значит, эта добрая донья за семь лет заставила вас сменить трех мужей, позаботившись обойти приличия, а вот на праздник вас не взяла. Тоже ради приличия?
— Прошу прощения! — запротестовала Катарина.
— Не вопите, — он поморщился. — И как вы думаете она посмотрит, что вы самовольно устроили свой очередной брак? с убийцей? Вы, наверное, недопонимаете, Кошечка, что король вас за это не похвалит.
Он ждал ответа, и Катарина, которую так и распирала злость после «Кошечки» вдруг перестала злиться, почувствовав, что для него это почему-то очень важно. Почему? Он опасается немилости? Но он и так в немилости, раз приказ о казни был подписан его величеством. Хуже уже точно не будет. Или он опасается за нее?.. Она смотрела ему в глаза — серые, стальные, ни у кого больше нет таких глаз. И сразу были забыты обиды из-за его неосторожных слов. Как можно на него обижаться — он такой, какой есть. Не притворяется, не пытается выглядеть лучше. Люди ее круга никогда не показывают своего истинного лица, не говорят напрямую, стараются скрыть собственные мечты и желания, потому что правда это грубо? О! Кому нужна правда! Некрасивая, разрушающая иллюзии, обыденная
Но Хоэль ждал ответа.
— Я поступила так, посчитала нужным, — сказала Катарина. — И никто, даже король, не заставит меня пожалеть об этом.
Он опустил ресницы, и на его губах промелькнула тень улыбки.
— А вы кремень, донья, — сказал он вдруг почти весело, с хрустом разминая плечи. — Хоть по виду нежнее бабочки. Что ж, я не задержусь долго, можете не волноваться. Немного подзалатаю дыры — и уеду и из этого города, и из этой страны.
— Куда вы отправитесь? — спросила Катарина, чувствуя, как сердце заледенело в груди. Странно, она ведь ничуть не расстроится, если этот невоспитанный человек исчезнет из ее жизни? Тогда из-за чего
— Поеду в Португалию. Может, во Францию. Мир большой, — сказал Хоэль небрежно. — Не все ли равно куда идти? Везде будет одно и то же.
Он уже вышел из комнаты, но на пороге оглянулся:
— Кстати, вы говорили я кого-то там спас. Где это было?
Катарина ответила прежде, чем подумала, что кое о чем надо и умолчать:
— Возле Сарагосы.
Он потер подбородок, а потом мотнул головой:
— Что-то я не помню особых своих геройств под Сарагосой.
— Это к лучшему, дон.
— Вы уверены, донья?
— Абсолютно, — сказала Катарина и вежливо улыбнулась.
— А, ну тогда хорошо, — кивнул он и ушел.
[1] Кабальеро — дворянин-воин, получивший дворянство за военные заслуги.
3.
Красные чулки и любовные мадригалы
Он ничего не помнит.
Когда дон Хоэль удалился, Катарина готова была расплакаться и даже не могла назвать причину своей грусти. Что ее больше опечалило? То, что герой грез ее юности оказался вовсе не благородным рыцарем, как она себе нафантазировала? Или то, что он и думать забыл о той, которую поцеловал во время боя?
Ах! Катарина досадливо всплеснула руками. Почему она решила, что этот мужчина отличается от остальных? Разве мужчины помнят случайные поцелуи? Тем более, в пылу битвы. Вот Анджело — ее третий муж, даже не мог запомнить дня ее рождения. Но сказать по правде, им удалось отпраздновать лишь одни ее именины
Не помнит — ну и пусть. Катарина решительно поправила прическу, поглядевшись в настенное зеркало. Это к лучшему. Она заплатила долг памяти, и сняла груз с сердца. То есть ей хотелось бы верить, что сняла. Но так ли это?..
— Надо отвлечься и успокоиться, — сказала Катарина своему отражению.
Чтобы никто из служанок, а тем более — Лусия, не увязались за ней, она вышла через боковую дверь, перебравшись через подоконник — благо, что ее гостиная находилась на первом этаже. Таким образом благочестивая вдова уже не раз сбегала от назойливых слуг.
Теперь она шла по садовой тропинке, выложенной серым кирпичом, и старалась не думать о разговоре с мужем. Лусия, конечно, обидится. Ведь Катарина, фактически, выставила ее вон. Но каким блаженством было избавиться от вечного нытья! Угрызения совести не заставили себя ждать. «Конечно же, я люблю Лусию, — мысленно сказала Катарина себе в утешение. — Но иногда она бывает очень очень очень утомительной».
Путь благородной донны лежал в крохотный садовый домик — всего два этажа, четыре окна и даже печи не было в нем, только переносная жаровня. Ключи от домика Катарина всегда носила на поясе, и слугам строго-настрого было запрещено заходить туда без хозяйки. Даже уборка там производилась под бдительным присмотром Катарины. Официально в саовом домике находилась библиотека — шесть полок с книгами, которые члены семейства дель Астра собрали в течение нескольких веков, но не из-за книг Катарина так дорожила этим домом.
Отперев двери и тщательно заперев их за собой, она миновала книжные полки, даже не взглянув на фолианты, и поднялась по лестнице на второй этаж. Здесь находилось ее маленькое царство, куда никому больше не было ходу — письменный стол, крохотная кушетка, зеркало венецианской работы от потолка до пола, статуэтка богини любви Афродиты на круглом столике, и огромный шкаф из мореного дуба, тоже запиравшийся на ключ.
Опустив кружевные шторы, Катарина зажгла свечку из зеленого воска перед изображением богини, потом раскрыла шкаф и достала сверток из черной атласной ткани, перетянутый лентой. Это она купила только вчера, и еще не успела примерить. Оторвав бирку, на которой было выведено «Модная лавка госпожи Соль», она развернула сверток и достала пару алых чулок — самой тонкой работы, ажурных и легких, как паутинки. Они были ажурными от мыска до самого верха, а не как обычно — до середины икр (ибо какой благородной даме вздумается задирать юбку выше?!), и это было развратно, неприлично и ужасно красиво!
К чулкам полагался низкий корсет, обтянутый алым атласом, начинавшийся под грудью, и подвязки, украшенные слезками красного граната и золотистыми полупрозрачными жемчужинками.
Катарина не отказала себе в удовольствии примерить эту красоту. С корсетом пришлось повозиться, но она уже привыкла справляться без служанок. Корсет сидел на ней, как влитой, делая тонкую талию еще более тонкой, а изгиб бедер — еще более соблазнительным. Надев чулки, она пристегнула подвязки и покрутилась перед зеркалом, любуясь игрой света на блестящих камешках. Очаровательное, изысканное белье! То, что она только что сняла, тоже было очень красивым — персикового цвета, с подвязками, украшенными янтарными бусинами, но не шло ни в какое сравнение с красным!