Лукавая 7 степени

Майкл

25 мая выпало на воскресенье. Был уже вечер, когда Майкл подошел к бельевому шкафу и оглядел свои одежды; он чувствовал жгучее желание кому-нибудь понравиться; при его красоте и блеску обычно это не составляло большого труда, женщины  сами были падки на таких мужчин, как он, и потому для него дело было не слишком утомительным или затянувшимся на долгое время. Ему этого и не было нужно, самое ненавистное  и досадное, что ему казалось досадным – были попытки с женской стороны превратить мимолетные встречи в длительные, постоянные. Это было не для него,  делового, даже холодного, даже враждебного к женщинам. Самое лучшее было для него, – и эта привычка уже установилась и превратилась в правило, –  пойти в ресторан, познакомиться с женщиной, потом пройти с ней в ближайшую гостиницу, провести там ночь или несколько нужных ему часов, а затем расстаться, без имен, без адресов, без телефонов, без сюсюканья, без нежных слов. Он был по природе холостяком и желал им остаться, ни обременяя ни себя, ни других, не обрастая ни обязательствами, ни долгами, ни заботами. Таков был его образ жизни: жить в свое удовольствие и полностью посвятить себя делу. Дело было важнее всего, важнее всяких нежностей, наслаждений, чувств, эмоций, скандалов, пеленок, детского лепета, заботливой жены. Чаще всего дело отвлекало его от насущной, природной потребности в женщине, но если не помогало, он одевался, шел в бар или ресторан и без долгих проблем находил более или менее приятную, неназойливую, понятливую женщину на несколько часов. После встречи он тут же о ней забывал, возвращался домой и снова с головой окунался в дело.

С матерью у него были холодные отношения, казалось, отлучив ребенка от груди, мать отлучила его и от своей души вместе с любовью, и Майкл рос в ровной, прохладной атмосфере деловых людей: отец занимался бизнесом и был поглощен им с головой, мама – торговлей модной одеждой и мужчинами; мальчик, предоставленный себе, рано повзрослел и смотрел вокруг себя холодными, расчетливыми глазами, а себя рассматривал, как ценность, которую точно знал, как выгодно предложить, будь то работодателю, или спецслужбам, или понравившейся ему женщине.

Но на этот раз  причиной выхода в свет был его день рождения, ему с утра исполнилось ровно 35 лет, и это невероятное, потрясающее событие надо было отметить; вся его нерастраченная любовь к другим обратилась на себя; выше себя, прекраснее себя, умнее себя, значительнее себя для него не было никого и ничего вокруг. В самом деле, что в этом мире могло быть важнее его самого? Патриотизм? Альтруизм? Героизм? Гуманизм?

Его немного раздражал этот приезд в Российск, но он сдерживал себя, задание должно быть выполнено; Российск ему не нравился, эта страна была не для него; для него  страна была слишком грубой, недостаточно утонченной, воспитанной, ухоженной, а население слишком назойливым, простым, любопытным и постоянно лезло не в свои дела; он невольно думал о том, чтобы быстрее сделать дело и уехать и, может быть, уже не возвращаться сюда никогда; он уже отвык от проблем, от борьбы за выживание, от болтовни, от суеты; здешний уровень жизни был не для него, он его давно перерос и не хотел другого; все ему казалось  здесь неудобным, неприспособленным, сложным, многие удобства просто отсутствовали – до них Российск еще просто не дошел; здесь бы жить он не смог, привыкший к удобствам, размеренности, быстрому решению проблем. Российску многое предстояло и он видел это отчетливо и непроизвольно, где-то глазами, где-то  чувством. Иное дело Американск – быстрый, развитый, удобный, богатый, свободный! И потому свою сокрушительно – напористую натуру он хотел бы употребить на дело, на грандиозную задачу, на высокую цель, а не на повседневную борьбу за небольшую зарплату,  маленькую квартирку и кучу детей от жены – обыкновенной простой женщины.

Он броско оделся, оглядел себя в зеркало, ухмыльнулся, вышел из дома, закрыл дверь на ключ и пошел пешком в любимый свой украинский ресторан "У Солохи" в Зловещем переулке.

Агент неотступно следовал за ним.

На задании

Каждое утро, просыпаясь, я собираю себя из разный частей, леплю из себя нужную фигуру, конструирую себя заново на предстоящий день для выполнения определенного дела, будь то подвиг, или созерцание, или поэтическое безделье. Для всего этого я требуюсь разная. И потому я не знаю, кто я на самом деле…

Когда я умываюсь и затем расчесываю волосы, то вижу в зеркале перед собой довольно выразительное лицо, короткий узкий нос, полные красные губы с изящным рисунком, карие большие глаза в оправе темных густых ресниц, высокий прямой лоб, рыжие волосы, заброшенные назад и спускающиеся до плеч. Я и без косметики хорошо выгляжу, по этой причине ее почти не применяю; кожа светлая, потому прямых лучей солнца избегаю, иначе получу солнечный дерматит. Если загораю, то постепенно.

Когда я гляжу на себя в зеркало, то каждый раз удивляюсь, и мое удивление искренно: как сильно я, внешняя, отличаюсь от себя – внутренней! Просто два абсолютно разных человека!

Но эти два разных человека мне сегодня нужны! Внешняя должна быть простодушной и немного романтичной, а внутренняя…

Внутренняя мне сегодня просто необходима! Для выполнения важного государственного задания.

В тот же вечер, в воскресенье, 25 мая, надушенная Canel Chance и элегантно одетая в оранжевые туфли и оранжевый костюм, что, впрочем, нисколько меня не украсило, не улучшило и не возвысило, я вышла из дома в реальный мир и направилась  к месту встречи. На моих часах было 18 часов 23 минуты.

Я с любопытством глядела по сторонам.

В нашем городе много строится: если сносят жилой дом, на этом месте строят магазин, если сносят театр, на его месте возникает новый магазин, если сносят одряхлевший старинный дворец, в этом месте вырастает, словно из-под земли, еще один магазин. Этот вид обновления города меня восхищал; с какой досадой и тревогой я  наблюдала бы обратную картину, когда вместо магазинов строились бы театры, филармонии, библиотеки, дворцы, замки, университеты; если бы город был наводнен студентами или художниками, а не торговцами. Дай Бог  им товаров! Как хорошо эти виды вписывались в панораму счастья и благополучия обыкновенных людей!

Мимо меня прошла толпа веселых девчонок. Когда они поравнялись со мной, я услышала, как одна из них спросила своих подружек:

–Знаете, кто это была?

– Нет! – хором отозвались они.

– Это же Яна Лукина!

– Та сама Яна Яновна?!

– Ага!

– Неужели?! – Вскричали они и все разом обернулись мне вслед.

– Какая элегантная!!

По улице промчалась колонна танков Т- 99 и скрылась за поворотом на Эстонск! Зачем целая колонна, достаточно было бы одного, удивилась я.

Местом, куда направлялся сейчас по другим улицам мой тайный  заговорщик, был небольшой ресторан "У Солохи", комнаты которого были выполнены в стиле старинного крестьянского украинского дома. Это было излюбленное место многих горожан, здесь было уютно, спокойно и бездумно – мой любимый вид счастья.

Я заранее зарезервировала один столик и теперь, несмотря на множество народа, сидела одна и беспокойно поджидала моего соперника. Официантам было велено молчать и не проявлять ко мне никакого любопытства, а тем более показывать, что они знакомы со мной.

Я слегка нервничала; из сообщения контрразведки следовала, что Майкл был хладнокровен и опасен, он владел всеми видами оружия, увлекался карате, был холоден умом и остер на язык. Несмотря на молодость, он свободно владел  русским, английским, испанским, турецким языками. Его разум безжалостно отбрасывал эмоции и не питался их паническими или сладкими подсказками. Кроме того, судя по фотографии, он был полным красавцем и, скорее всего успешно этим пользовался, так как большинство женщин падко на мужскую красоту, как караси на червяка.