Аукцион ее страстей

– Но почему я, а не дисциплинаторы? Разве не должны вы в Ордене вести следствие по делу ведьмы, которая угрожает нашему миру? Разве ведьма не должна быть в тюрьме?

– Эта– нет. У меня на нее особые планы. До того, как ее казнят, она будет жить у нас в доме. И я бы не хотел, чтобы дисциплинаторы ее видели. Да и остальные тоже. Поэтому мне нужна твоя помощь, Эмма. Если справишься, обещаю провести с тобой две, нет, даже три ночи. Заработай себе новый медовый месяц. А теперь ступай. Мне нужно побыть одному. Дела не терпят промедления!

Эмма. Я зашла в комнату допросов, где Эрик проводил экспертизу, и гнев сжал мое горло. Ведьма из другого мира сидела на стуле. И она была в черной одежде. Какая неслыханная дерзость! В нашем мире, где запрещены все яркие цвета, чтобы они не нарушали покой, эта девка посмела носить черную футболку в ярко-розовых надписях и черные трусики. При виде меня она нервно дернула футболку вниз, попытавшись прикрыть белье. Шлюха, которая изображает скромницу, всегда выглядит забавно.

За что мне это всё? Почему я должна заботиться о шлюхах своего мужа? Чтобы Дан не говорил о работе дисциплинаторов и их благих целях, в глубине души я понимаю: он хочет всех этих эмпаток, которых его брат Эрик притаскивает из другого мира. Да, их потом казнят на площади. Но кто знает, что происходит за стенами комнаты допросов до казни? Мои кулаки сжимаются сами собой, когда я думаю, как мой муж прикасается к этим женщинам. А мне достаются лишь крохи его внимания в те редкие моменты, когда он решает подарить мне себя.

По ночам, лежа в одинокой постели без сна, я вижу, как набухает похотью член Дана. Как он берет ведьм за волосы, жадно припадает губами к их груди. Как он беспощадно гоняет их по кровати, словно голодный зверь. Когда-то он так гонял меня. Ему всегда было мало. Он будил меня по ночам, и приказывая не издавать ни звука, он входил в меня так больно, что я вскрикивала. И тут же острая волна счастья захлестывала тело. Меня сотрясали судороги, всё горело, как в лихорадке. Я хотела лишь одного: насладиться им, жадно вобрать в себя плоть своего мужчины, принять до конца его огромный член! Через боль, через волны страха от его звериной натуры. Как на сумасшедших качелях: боль-страх-счастье-наслаждение, и снова боль. Мои бедра сводило судорогой, так сильно я обхватывала его, стремясь удержать в себе, никому не отдать, никому не уступить. Хотела вывернуть свое тело наизнанку, чтобы подарить ему. Пусть берет всё! Пусть целует меня везде! Я сходила с ума от его сильных рук, требовательных губ, гибких пальцев, которые сжимали меня до синяков. И в этот момент понимала: он только мой. Я пила эту страсть, а жажда все не проходила. Он стонал, и я стонала вместе с ним. Самая лучшая музыка на свете: когда мой мужчина кричит, вгоняя в меня свой член. Когда кончает внутри, наполняя меня собой. И вот эта мелодия замолчала навсегда.

Теперь мое место заняли шлюхи-эмпатки. Они отобрали мою музыку. Они превратили мою жизнь в скорбное молчание в холодной одинокой постели, которую больше не согревает мой муж. А эта ведьма… с ней что-то не так. Женское чутье никогда не подводило меня. Она, наверное, какая-то особенная. Ни одну ведьму Дан не тащил в дом. Их место в тюрьме Ордена. Неужели у него серьезные планы на нее? А как же я?

Почему у меня не может быть так, как в этих запрещенных женских романах, которые я храню под половицами в своей комнате? Романтические свидания с цветами и шампанским. Прогулки по берегу моря – рука в руке, глаза в глаза. Нежность и страсть. И чтобы мой муж любил только меня! Самая страшная пытка заключается в том, что я должна разговаривать с этой ведьмой, помогать, дышать с ней одним воздухом.

– Эмма, ты меня слышишь? – Эрик помахал рукой перед моим лицом, и я пришла в себя.

Он что-то говорил? Не слышала. Я сейчас слышу только прерывистое дыхание Дана, когда он раздевает эту ведьму. Но вынуждена признать, что она хороша! Горькая правда заключается в том, что ее нельзя назвать уродкой. Длинные каштановые волосы, светло-карие глаза с зеленым отливом, пухлые губы в мелких трещинках – Дан любит именно такие. Но главное: от нее пахнет чужими краями, непохожестью. А мужчины по натуре своей любопытны, как дети: их тянет в неизведанные земли и внутрь чужих женщин. Если бы не это любопытство, ни один муж никогда бы не изменял своей жене.

– Ее зовут Алика, – Эрик снял плащ и набросил на плечи ведьме. – Прислуга уже приготовила ей комнату. И главное: туда доставлена чистая вода. Не из источника забвения и покоя, а из заповедного родника. Ты должна объяснить Алике, что она ни в коем случае не должна пить воду из крана. Только из специальной бутыли, которую каждый день будут доставлять ей в комнату. Готовить ей тоже будут отдельно. Ту же пищу, что и мне, и всем дисциплинаторам. Поэтому не позволяй ей есть с общего стола.

Кровь бросилась мне в голову. Я вцепилась ногтями себе в бедро и закашлялась, чтобы Эрик не заметил приступ ярости. Но промолчать все равно не смогла.

– Не слишком ли много чести для демонического отродья? Даже мне, жене Главного Дисциплинатора не готовят отдельно. Что происходит, Эрик? Кто она?

Эрик подошел ко мне вплотную и склонился к моему уху с высоты своего роста.

– С каких пор ты вмешиваешься в дела Ордена, Эмма? – в его голосе проскользнула хрипотца злости. – Может быть, мне теперь тебе вместо Дана подавать отчеты? Ты скажи, не стесняйся!

Я закусила губу и заставила себя выдавить:

– Прости! Я сегодня плохо себя чувствую.

– Я заметил, – холодно отчеканил Эрик, выпрямившись.

Но его глаза, ужасные колючие глаза главного палача Ордена изучали меня так, словно я – бабочка, насаженная на булавку в гербарии.

– Пойдем, Алика, – я заставила себя говорить спокойно.

Это стоило мне еще двух глубоких царапин на бедре. Мы вышли из комнаты допросов и пошли по коридору. Поднялись на второй этаж, в комнату для гостей. Слуги, что торопливо сновали по коридору, бросали удивленный взгляд на гостью, закутанную в плащ дисциплинатора.

– Добрый день, – домоправительница Марта вежливо поздоровалась с

Аликой.

– Молчи, Марта! – процедила сквозь зубы я. – Заруби себе на носу и передай всем слугам: никто не имеет права с ней разговаривать.

– Да, госпожа Эмма! Да пребудет с вами покой и забвение! – торопливо ответила Марта.

– Да пребудет, – искренне ответила я, всем сердцем надеясь успокоиться.

Но получалось плохо. Да и как тут можно успокоиться? В доме ведьма! И то, что ей приготовили чистую родниковую воду вместо воды забвения означает только одно: Ордену нужны ее эмоции. Все. Без остатка. Дану нужна буря чувств, которую она излучает, даже не пытаясь их скрывать. Потому что мой муж Дан и есть Орден. Пошли мне бог спокойствие! А лучше несколько минут наедине с ведьмой. Мне их хватит, чтобы выцарапать ей глаза. А дальше пусть со мной делают, что хотят! Я больше не в силах притворяться покорной женой!

4 глава

Алика. Мало мне было неприятностей, так еще эта Эмма всю дорогу до комнаты буравила меня злым взглядом. Ей-то я что сделала? В первый раз в жизни ее вижу вообще. Высокая, голубоглазая, сухопарая, она все время нервно поправляла непослушную прядь, выбившуюся из тяжелого узла светлых волос на шее. Она шла быстро, и белое платье с узкой талией, длинными рукавами и широкой юбкой в пол летело за ней, угрожающе шурша тяжелым шелком. Эмма, словно солдат на плацу, широко печатала шаг, высоко поднимая ноги в серебристо-белых ботинках на квадратном каблуке. Попробуй угонись за такой дылдой! У нее один шаг, как мои три. Я едва поспевала за ней, путаясь в полах длинного плаща.

Мы шли по бесконечным коридорам: бежевым, белым и светло-серым, которые сливались в один бесконечный коридор из-за этих светлых тонов. Навстречу нам попадались люди в одинаковых серых передниках, явно из прислуги. При виде меня они испугано вжимались в стены, бросая такие взгляды, словно я прокаженная. Одна служанка, совсем молоденькая, так впилась глазами в мою футболку, которая показалась из-под разреза слишком большого для меня плаща, что едва не выронила поднос с серебряным кофейным сервизом.