Страница 11 из 13
Я зашла в ванную комнату. Все та же больничная белизна, только тускло блестели золотом краны в форме драконов. Жидкое мыло было почти без запаха, в шкафчике обнаружился шариковый дезодорант, тоже без запаха. Хорошо еще, что условия вполне привычные. Если бы не драконы, машины без колес и отсутствие ярких красок, этот мир вполне мог бы сойти за мой родной. Ах да! Если бы еще не Орден и вся эта бесовщина. Боже, о чем я думаю? Кажется, безумие настигло и меня. Хотя, наверное, сейчас было бы очень кстати сойти с ума по-настоящему, чтобы ни о чем не думать и ничего не понимать.
Я приняла душ. Переоделась в бежевое платье в пол с длинными рукавами и наглухо закрытым воротом под горло. Посмотрела в зеркало на дверце шкафа. Кошмар! Терпеть не могу бежевый цвет! И длинные юбки тоже. Придется все время поддерживать снизу платье, чтобы не запутаться в нем. Высокий ворот платья доходил до самого подбородка. Сделанный из какого-то жесткого кружева, он заставлял меня высоко задирать подбородок. Я собрала волосы в тугой узел на затылке и заколола шпильками. Виски тут же заныли. Ненавижу затягивать волосы! Ботинки из белой кожи оказались на удивление мягкими, а небольшой квадратный каблук удобным. Это, конечно, не мои любимые кроссовки, из которых я не вылезала, как и из джинсов, но по сравнению со средневековым и душным платьем еще ничего.
Я вышла в коридор. Хрустальный дракон призывно засвистел и помчался впереди меня, поминутно оглядываясь, словно проверял: не потерялась ли я в этом огромном доме. Он первым долетел до мраморной лестницы и замер в ожидании, трепеща крыльями.
– Да подожди ты! – с досадой крикнула я, приподняла подол платья и начала медленно и аккуратно спускаться по ступеням. – Не могу так быстро. Не видишь, что я при полном параде? Лети медленнее, иначе я сейчас тут запутаюсь в этом сложносочиненном наряде, навернусь и сломаю себе шею. Вот интересно: если я умру в этом скромном наряде монахини, то будут ли меня по-прежнему считать бесовским отродьем?
Дракон склонил голову на бок, словно прислушиваясь, и неуверенно свистнул.
– Ты меня понимаешь? Ты разумный? Живой или робот? – спросила я.
Он взмахнул крыльями и молча устремился по лестница вниз. Ладно, с драконами разберемся позже. Тихо чертыхаясь, я все же сползла кое-как с лестницы и пошла за драконом по очередному белому коридору. И оказалась в просторной столовой, большую часть которой занимал огромный стол из белого дерева, очень похожего на нашу березу, только без черных отметин.
Во главе стола сидел Дан. Плащ он повесил на спинку стула и остался в костюме стального отлива. Напротив него, на другом конца стола сидел Эрик. Мои ноги задрожали и я выпустила подол платья. По левую руку от Дана напряженно застыла на кончике стула Эмма. Рядом с ней вальяжно откинулся на спинку высокий смуглый мужчина с черными, слегка вьющимися волосами. На его плечах сидели два хрустальных дракона. Еще с десяток драконов молча кружились над его головой.
По правую руку от Дана сидел мальчик лет десяти и девочка лет шести на вид. Гладко причесанные на прямой пробор, дети были одеты в белую одежду. Глаза их были опущены. Они даже не подняли на меня взгляд. Разве может ребенок не двигаться? Эти двое сидели, как две большие куклы, почти не дыша. А рядом с Эммой стояла маленькая жемчужно-розовая коляска, в которой лежала, задумчиво посасывая палец, пухлая девочка от силы месяцев шести-семи от роду. Возле стен истуканами застыли три служанки в светло-серых передниках и белых платках на голове, завязанных сзади, под волосами.
– Познакомьтесь, это Алика! – Дан кивнул в мою сторону.
– И ты, Алика, познакомься. Эмму и Эрика ты уже знаешь. А это Генрих, – Дан махнул рукой в сторону высокого смуглого мужчины. – Главный наблюдатель Ордена Дисциплинаторов. Или – как мы его шутку называем – повелитель драконов. Потому что он ими, действительно, управляет. А это наши с Эммой дети, – Дан кивнул в сторону мальчика и девочки, и те абсолютно синхронно поклонились, не поднимая глаз. Впрочем, эти подробности тебя мало волнуют. Садись рядом с Эриком.
Я тоже слегка поклонилась и села, немедленно отодвинув стул как можно дальше. Практически приклеилась к дочери Дана, и та, наконец, подняла глаза, смерив меня удивленным взглядом.
Я уставилась на столовые приборы, чтобы не встречаться взглядом с Эриком и Генрихом, который откровенно рассматривал меня. Эта бесконечная белизна, усиленная любопытными взглядами, начала сильно давить мне на психику. Прозрачные тарелки, украшенные крошечными серебристыми каплями, бесцветные бокалы, даже ножи и вилки тоже сияли снежными оттенками. И только в центре стола, взрывая к чертям эту невозможную белизну, гордо алели сочными красками помидоры-шерри, синели маслянистыми боками крошечные, целиком маринованные баклажаны и желтели крупные лимоны. Между овощами и фруктами радовала глаз изумрудным цветом свежевымытая, слегка влажная зелень.
Мне сразу стало легче. Хоть что-то привычное и яркое! Это цветное пятно так притягивало мой взгляд, что я была не состоянии оторваться от него. Эрик истолковал мой взгляд по-своему.
– Если ты очень голодна, то можешь начать есть до того, как подадут основное блюдо, – улыбнулся он одним ртом.
Глаза остались внимательными и холодными, как у арктического волка.
Какая забота! Сначала похитил, потом издевался надо мной, а теперь беспокоится, что я голодна. Вот просто сейчас расплачусь от умиления!
– Нет, – ответила я как можно спокойнее, тщательно следя за выражением лица. – Просто все у вас здесь такое бесцветное, поэтому эти яркие овощи и фрукты притягивают взгляд.
– Не бесцветное, а скромное, – поправил меня Дан. – Скромность – основа рациональности и дисциплины. А они, в свою очередь, залог спокойствия и благополучия.
– И зомбанутости, – мысленно добавила я, на всякий случай опустив глаза, чтобы Дан не прочитал в них мои истинные к нему чувства.
Служанки вкатили в столовую маленькую тележку, на которой дымился огромный ростбиф, уложенный на деревянную доску. Дан переставил блюдо на стол, взял в руки острый нож и начал резать мясо. Капли алой крови разбрызгивались по светлой доске. Все, включая меня, получили свои порции.
Я украдкой посмотрела на Эрика. Он аккуратно отрезал кусок мяса и положил его в рот. На тонких губах сверкнула капелька крови. Он вытер ее белоснежной бумажной салфеткой. Его сильные пальцы скомкали салфетку. Пара капель крови остались на его руках, которые ловко орудовали ножом и вилкой, обнажая и раскрывая розовое нутро ростбифа.
Эти же пальцы, одетые в черную перчатку, так же проникали в мое розовое нутро, нащупывая самое сокровенное. Тошнота подкатила к моему горлу. Низ живота сковало болью. Там, в комнате, эти холодные волчьи глаза так же равнодушно смотрели на меня, как на кусок мяса. А рука проникала все глубже. И глаза тоже проникали в самую душу. В стыд. В боль. В сердце. Я закрыла глаза. Не думать. Не вспоминать. Боже мой, меня сейчас вырвет при всех! Борясь с приступом дурноты, я схватила с блюда целый лимон и впилась зубами в кожуру. Все присутствующие оторвались от тарелок и уставились на меня. Генрих едва не подавился куском мяса. Хрустальный дракон на его плече обеспокоенно свистнул и взмахнул крыльями.
Эрик. Он давно не видел такой варварской жадности. Эта ведьма впилась белоснежными зубами в лимон, нисколько не стесняясь того, что на нее все смотрят. Она жадно хлюпнула, высасывая сок из-под кожуры. Какая мерзкая невоспитанность! Какое восхитительное первобытное варварство! Ни одна ведьма не вела себя так вызывающе. Что неудивительно: после неудачных экспертиз эмпаток не держали в доме, сразу отправляя в тюрьму для прикрытия, чтобы все, кто не посвящен в тайну аукциона, видели, что ведьмой занялись дисциплинаторы. А эту оставили в доме и усадили за стол. Но ни одна из ведьм не будоражила так его воображения.
Вот она сидит рядом, внешне якобы спокойная, но изнутри просто кипит. Это видно по слегка дрожащим пальцам, нервно сжатым под столом коленям и прерывистому дыханию. И это возбуждает! С тех пор, как он начал следить за ней, его змей все время шевелится. Долгие годы Эрик не чувствовал его. Последний раз это было с той ведьмой, которая своим упрямством доводила его до неистовства. Она не соглашалась участвовать в аукционе. Ни за что! Готова была даже умереть. Ни уговоры, ни угрозы, ни психологическое давление не помогали. И когда она билась в его руках, тогда он и почувствовал змея. И дал слабину. Наплевав на собственные принципы, выпустил змея за день до ее казни, и почти сутки упивался телом ведьмы. А потом долго вспоминал глаза упрямицы, когда она увидела, что кроме обычного члена, у него есть еще второй.