Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 31

Тем временем правительство, разумеется, активно работает над оправданием своей политики, превознося ее достоинства и выгоды и умаляя ее издержки и недостатки.

Пропагандистский огневой вал всегда накрывает какие-то цели, пусть даже самых простодушных или благочестиво патриотичных, – возможно, сбившихся в огромную толпу [185].

Затем в результате социального кризиса и сопутствующего движения к Большому Правительству происходит дискретный идеологический скачок. Именно так, по словам Самнера, «эксперимент проникает в жизнь общества, и извлечь его оттуда невозможно».

Конечно, в идеологии возможны и попятные движения. Консерваторы, видя, как их ночные кошмары обретают плоть и кровь, могут удвоить усилия по распространению «Старинной веры»[186] и, возможно, не без успеха. Им, разумеется, несложно набрать массу убедительных примеров в поддержку своих аргументов. Из вкратце изложенной выше теории следует, что «прогрессивные» изменения идеологии перекрывают реакционные, но не стоит гадать о том, каким окажется будущее равновесное состояние. Какая из противоборствующих сил имела больший вес в американском опыте, покажет историческое исследование.

Заключение: как возникает эффект храповика?

Большое Правительство возникло в Америке ХХ века во время сравнительно кратких эпизодов великих социальных кризисов, т. е. войн и депрессии. Поэтому нужна теория, объясняющая: 1) почему с началом кризиса государство расширяет сферу своих полномочий по влиянию на принятие экономических решений и 2) почему послекризисное сжатие неполно, так что государство в результате оказывается больше, чем было бы, не случись кризиса. Таковы основные элементы теории, которая рассматривает рост правительства не просто как проявление некого тренда, а как исторический процесс, зависящий от пройденного ранее пути.

Фаза активации эффекта храповика отражает решения квазиавтономного правительства, откликающегося на настойчивое и расплывчатое требование общества «что-то сделать» с кризисом. Какую бы политику оно ни выбрало, платить придется тем, кто в правительство не входит. Чем выше издержки, тем меньше готовность народа их терпеть. Когда тяготы становятся труднопереносимыми, сопротивление граждан ставит под угрозу не только политику, но и нормально действующую представительную демократию, само государство. Предвидя эту реакцию, государство предпринимает шаги для сокрытия истинных издержек своей политики. Самое главное, оно заменяет (обнажающую издержки) рыночную систему с ее в высшей степени наглядным мерилом, деньгами, скрывающей издержки командно-административной системой размещения ресурсов.

Неполноту обратного хода храповика обычно объясняют противодействием так называемого «железного треугольника» – обросших связями бюрократов, их клиентов и связанных с ними политиков. Объяснение обоснованное, но неполное.

Оно объясняет лишь часть процесса становления Большого Правительства. Его можно и нужно дополнить (частной) теорией идеологического сдвига.

Эта теория имеет отношение лишь к одному аспекту идеологического климата – к представлениям элит (и, предположительно, народных масс, мнения и представления которых можно в известной мере считать зависимыми переменными) о надлежащих границах полномочий государства по влиянию на принятие экономических решений. Кризис ведет к перманентному расширению приемлемых пределов истинного размера правительства. Кризис разрушает идеологическое сопротивление Большому Правительству тем, что 1) создает возможности для совершенствования механизмов командно-административной системы, что делает их менее отвратительными; 2) дискредитирует консервативную теорию домино, согласно которой в смешанной экономике будут утрачены все гражданские и политические свободы; и 3) создает для множества людей, в правительстве и за его пределами, возможности хорошей жизни и, следовательно, более благосклонного отношения к новому устройству жизни. Во всех этих отношениях идеологическое развитие – разумеется, непрестанно сдабриваемое усилиями правительственной пропаганды, – тоже определяется зависимостью от пройденного пути, и важной чертой этого развития идеологии является ослабление сопротивления Большому Правительству, обусловленное кризисом.

Предстоящая задача

У исследования, направляемого намеченной выше аналитической основой, есть и соответствующая программа исторического анализа. В каждом ключевом эпизоде важно разобраться, каким образом социально-экономические и идеологические силы побуждали политических агентов расширять масштаб власти государства над экономикой. Требуют изучения по меньшей мере восемь вопросов:

1) социально-экономические и политические условия до, во время и после кризиса;

2) преобладающие идеологии до, во время и после кризиса;

3) ведущие деятели, а также элиты и группы интересов, которые они представляли или которым покровительствовали;

4) чрезвычайное законодательство и постановления правительства;

5) созданные в период чрезвычайного положения ведомства и их руководство;

6) принятие чрезвычайных мер и реакция на них;

7) судебные проблемы и судебные решения, а также обновление правовых доктрин, особенно конституционных;

8) институциональное наследие и выученные «уроки» эпизода.



Таковы исходные данные для объяснения обстоятельств, действующих лиц, мотивов и деятельности, которые породили и сохранили разрастание власти государства над экономикой в ходе каждого кризиса и после него.

Часть вторая

История

Глава 5

Кризис при старом порядке, 1893–1896 гг

Если учесть, что теория наших институтов гарантирует каждому гражданину возможность наслаждаться всеми плодами своего усердия и предприимчивости за вычетом только того, что составляет его долю в бережливом и экономном содержании защищающего его правительства, становится ясно, что изъятие большего, чем эта доля, представляет собой неоправданное вымогательство и преступное предательство американской честности и справедливости.

Не считая Гражданской войны, ни один кризис XIX века не пошатнул политическую и экономическую жизнь Америки так сильно, как кризис середины 1890-х годов. Никогда прежде экономика не переживала такой глубокой, всепроникающей и длительной депрессии. На такие яростно враждующие группировки страна была расколота только в кровавые 60-е. С небывалым возбуждением соперничающие партии спорили о том, как правительству вмешаться в экономическую жизнь страны. Консервативный редактор еженедельника Nation Э. Л. Годкин чувствовал, как «маниакальное отрицание собственности… охватывает всю страну». Популизм, требования которого заставляли консерваторов трепетать от мрачных предчувствий и отвращения, распространил свое влияние на Юге и Западе, где страстные агитаторы извергали брань перед растущими толпами избирателей. Вскоре, быть может, они перетянут на свою сторону трудовые массы Востока. «Недовольные, – писал молодой историк Фредерик Тернер, – требовали, чтобы государство больше заботилось об их интересах»[187].

Соединив свои силы с симпатизировавшей им фракцией Демократической партии, в 1896 г. популисты отправили своего свежеобретенного героя Уильяма Дженнингса Брайана на битву за пост президента, чтобы уничтожить золотой стандарт и демонтировать исконные ограничения экономических полномочий государства. Демократическая платформа требовала «свободной и неограниченной чеканки золотой и серебряной монеты по существующему законному курсу 16 к 1», что гарантированно привело бы к инфляции. Эта платформа призывала запретить «выпуск процентных облигаций США в мирный период», что лишило бы Министерство финансов важного источника средств на поддержание золотого запаса и соответственно золотого стандарта. Она требовала «расширения полномочий Комиссии по торговле между штатами» и дополнительных ограничений на деловые решения железнодорожных компаний. Подобно своим сторонникам-популистам, Брайан выступал за подоходный налог. На президентские гонки его выдвинула Демократическая партия, но, помимо того, он пользовался полной поддержкой Народной партии, что усилило исходящую от него ауру радикализма. Платформа популистов на выборах 1892 г. предлагала не только неограниченную чеканку серебряных монет и введение прогрессивного подоходного налога, но и призывала к национализации железных дорог, телеграфных и телефонных компаний, а также заявляла о поддержке профсоюзов и их требований. Американцы всех политических взглядов чувствовали, что речь идет о судьбах будущего политико-экономического устройства страны. «Выборы, – писал журналист Уильям Ален Уайт, – либо защитят американизм, либо насадят социализм»[188].

184

Robinson Jeffers, „Cassandra,“ 1948. (Прошу прощения за то, что поменял местами строчки. – Р. Х.)

185

Knight, Freedom and Reform, p. 236; Karl, Uneasy State, pp. 39–40, 106–107, 114,172,216.

186

Отсылка к «Old Time Religion», старинному спиричуэлу последних лет рабства и Гражданской войны. По сей день является церковным песнопением в ритуалах протестантского Возрождения. – Прим. перев.

187

Годкин, цит. по: Samuel Rezneck, „Unemployment, Unrest, and Relief in the United States during the Depression of 1893—97,“ Journal of Political Economy 61 (August 1953): 339; Frederick Jackson Turner, „The Problem of the West,“ Atlantic Monthly 78 (September 1896): 296. Джон Типпл описывает популистов как «политическую фракцию, состоявшую преимущественно из фермеров, но имевшую значительную поддержку промышленных рабочих, социальных реформаторов и интеллектуалов» (John Tipple, The Capitalist Revolution: A History of American Social Thought, 1890–1919 (New York: Pegasus, 1970), p. 21). Джеймс Тернер заключает, что среди фермеров популисты «составляли социальное и экономическое большинство. [Они были] не просто сельскими жителями, но сельскими жителями, не затронутыми влиянием городов». См.: James Turner, „Understanding the Populists,“ Journal of American History 67 (September 1980): 359. См. также: Jeffrey C. Williams, „Economics and Politics: Voting Behavior in Kansas during the Populist Decade,“ Explorations in Economic History 18 July 1981): 233–256.

188

Цит. по: Rezneck, „Unemployment,“ p. 344. О популистской и демократической платформах и о знаменитой речи Брайана «Золотой крест» см.: Documents of American History, ed. Henry Steele Commager (New York: Appleton – Century – Crofts, 1948), II, pp. 143–146, 174–180.